"Александер Ирвайн. Агент-провокатор " - читать интересную книгу автора

Отец пристально, встревоженными глазами смотрит на меня.
- Папа, да все в порядке, - настаиваю я.
- Ну ладно, приятель, - говорит он. - Только сегодня уже больше ни
одного хот-дога.
Я ощупываю затылок. Ни шишки, ни ссадины, ничего. "Тайгерс" проиграли,
удара слева от центра не было, и когда я в следующий раз читаю в газете
заметку о Моу Берге, в ней сказано, что он совершил шесть хоум-ранов за всю
свою карьеру в высшей лиге, окончив ее 1939-м.
А Вернер Гейзенберг умирает в Мюнхене почтенным семидесятипятилетним
старцем, и атомные бомбы падают на Хиросиму и Нагасаки, и на Луну
высаживается Нил Армстронг, а не какой-нибудь там Евгений, Сергей или Юрий.
И мой отец погибает во время второй мировой войны, 11 декабря 1944-го,
когда самолет, недавно доставивший Моу Берга во Францию, врезается в воды
Ла-Манша.
Мне был сорок один год, когда в своем новом доме на Фарминг-тон-хиллз я
слушал по телевизору те слова, которые Нил Армстронг произнес, ступая на
поверхность Луны. "Тайгерс" в предыдущем году выиграли мировую серию,
залечив раны, оставленные волнениями 1967 года, которые заставили меня,
подобно многим белым американцам, перебраться в пригород. Я давно уже
отказался от мечты стать астронавтом.
К этому времени моего отца не было на свете уже почти двадцать пять
лет.
Рябь, как сказал тот человек с лицом моего отца. Волны ее
распространяются до тех пор, пока не встретят на своем пути какое-то
препятствие или пока энтропия не лишит их энергии и не разгладит поверхность
воды. Некогда, летом 1940 года, я поймал мяч на стадионе Бриггса, отец помог
мне подняться и сказал: "Погляди на себя, Эвери, мой мальчик".
Посмотри на меня, папа. Стадион Бриггса уже тридцать пять лет
называется стадионом "Тайгерс", а сын сварщика из Восточного Детройта
сделался важным чиновником, живущим в пригороде в построенном по
собственному заказу доме, а еще я спас жизнь Вернера Гей-зенберга, что,
возможно, стоило тебе твоей.
И вот я сижу на веранде своего дома в Мэне, смотрю на набегающие на
берег волны и гадаю, откуда же они приходят к нам. Гадаю, где находится это
тихое место, в котором рождаются все волны, и где еще не определившиеся
решения ждут выбора между орлом и решкой.
Иногда я разговариваю с собой. А чаще засыпаю, и морской ветерок
приносит мне сны о людях, почти похожих на моего отца.
А когда я разговариваю с собой, то всегда задаю себе вопрос: если бы ты
назвал орла, остался бы в живых твой отец? Если бы Моу Берг не отправился во
Францию решать судьбу Вернера Гейзенберга, на изрытом воронками аэродроме
возле Лиона отца ждал бы другой самолет?
Разбился бы этот самолет? , Мне было двенадцать лет. И я думал, что
поступил правильно.
Но если бы Моу Берг сделал седьмой хоум-ран, может быть, отца взял бы
другой аэроплан?
Кошка жива. Кошка мертва.
"Ред Соке" проводят сегодня вечером один из сдвоенных матчей. Донна
выходит из дома и садится рядом со мной в кресло, которое я своими руками
сделал для нее в тот самый год, когда вышел в отставку. Я слежу за тем, как