"Наталия Ипатова. Куда глядят глаза василиска" - читать интересную книгу автора

цветами, была наброшена на ее плечи, ниспадая до пят и с шелестом скользя
вслед за ней по плитам, устилавшим пол. Амальрик молча смотрел на нее
некоторое время и не испытывал при этом никаких чувств: за полторы тысячи
лет он пережил свои эмоции, все, кроме, пожалуй, тревоги. Когда-то он очень
хотел, чтобы именно Джейн заняла трон. По разным причинам. Не годилось
оставлять Совет без главы, а из тех людей, что в силу белизны могли на этот
пост претендовать, Клайгель был в том, другом своем мире, а леди Риз, мать
Джейн, не желала обременять себя общественными обязанностями. К тому же оба
эти кандидата были крайне неудобны и хотели тратить Могущество лишь по
своему личному усмотрению. Леди Джейн, которой тогда исполнилось лишь
двадцать, представлялась ему куда более сговорчивой или, по крайней мере,
пластичной, но должности распределились вопреки его приоритетам. Клайгель
вернулся, и хотя в победе Светлых и установлении долгожданного благодатного
мира была его непосредственная заслуга, Амальрик все-таки считал, что,
заперевшись у себя в Тримальхиаре и ни разу за семь лет не появившись в
Хайпуре, он непростительно пренебрег титулом и налагаемыми им обязанностями,
которые лично сам он, Амальрик, в мирное время считал чисто номинальными.
И до чего же все-таки жалка эта смертная порода! Стоило называться
принцем, чтобы быть им фактически какие-то глупые семь лет! После чего
Клайгель попросту умер, - даже по приблизительным подсчетам Амальрика,
путавшегося в продолжительностях жизней различного рода смертных, сделал он
это непростительно рано, - а трон заняла Джейн. Но, честно говоря, это была
совсем не та Джейн, какую он хотел бы здесь видеть. Он смотрел в лицо
женщины тридцати с небольшим лет, очень похожее на лицо ее матери. Не
тонкостью черт и красотой, которыми не отличалась Риз, и которые она, по
всей видимости, унаследовала от отца, Рамсея, но выражением спокойной
уверенности в своих силах и в собственной белизне, которая, как он помнил,
была досадной чертой всех встретившихся ему за долгую жизнь Белых.
Интересно, недоумевал он, как можно быть хоть в чем-то уверенным столь
непоколебимо, прожив на свете каких-то тридцать лет?
Он поклонился ей с горделивостью значительной персоны, прочитав в ответ
на ее, казалось бы, неподвижном лице уважение и неприязнь. Он привык и к
тому, и к другому. Прочие члены Совета неоднократно высказывали ему более
или менее обоснованные претензии, и он, разумеется, понимал, чем они
раздражены: тем, что присутствие в Совете эльфа - а тем более одного и того
же эльфа - священно и неколебимо. На том держится Совет. Он находил утешение
в том, что все, что им делается, делается на благо эльфов. Но Джейн не
упрекала его никогда, она никогда не спешила высказать все, что имеется у
нее на уме, и потому он считал ее почти равной себе и опасался.
- Ты встревожен, - сказала она утвердительно, хотя он знал, что его
лицо бесстрастно, словно алебастровая маска. - Твоя тревога касается нас
всех?
- Пока не знаю, - отвечал Амальрик, садясь на свое место, на высокое
кресло, устроенное с таким расчетом, чтобы его глаза оказались на одном
уровне с глазами высокорослой принцессы.
- Но если моя тревога обоснована, то все мы рискуем в самое ближайшее
время обнаружить себя сидящими в одной большой вонючей луже.
Его собеседница позволила себе мелькнувшую в углу рта усмешку, ничуть
не смягчившую неприязненное выражение ее глаз.
- Как часто ты проверяешь Черный Замок? - спросил Регент, щелкнув