"Наталия Ипатова. Цикл: Рохля" - читать интересную книгу автора

умиротворенной радости, что и мое - его ухоженная, связанная шелковой
ленточкой рыжая грива. А вот черная кожаная "косуха" оказалась для меня
внове. И темные эти очки-забрала - Дерек в них сразу чужим стал. Спрятал
глаза - и лицо спрятал, одна челюсть на виду: щетинистая, мужественная...
челюсть как челюсть, одна из тысяч, если не видно глаз.
- Что пьешь?
- Считай меня на работе. Кружка пива или рюмочка кьянти, больше не...
Кьянти пахнет лучше.
- Хорошо выглядишь, - оценил я, и добавил, - бухгалтер.
- Аудитор, Рен, - скурпулезно поправил он. - Бухгалтеры передо мной
строем маршируют. С девяти утра до шести вечера. Аванс. Премия. Никакой
беготни со стрельбой. Что за прелесть этот нормированный рабочий день! Я
даже снова полюбил кофе.
- Рохля, - усмехнулся я. - Растолстеешь.
- Э, вот уж нет. Элементарно не дадут.
Он улыбнулся и сделал мне знак помолчать. Что вовсе нетрудно, когда
перед тобой кружка "Октябрьского".
Так случилось, что голоса я воспринимаю на нюх, и ненавижу сладкие. Но
этот... он был как аромат растертых на ладони листьев, и свежий, как молодая
кора, и повергал в оторопь, будто вы сплели забор из побегов ивы, а они
возьми и зазеленей после первого дождя.
Будто пар поднялся от земли, позлащенный утренними лучами, и отделил
меня от переполненного зала, и приходилось напоминать себе, что я слушаю, а
не пью. То есть, сперва приходилось, а потом - какого черта?! О страхе перед
завтра и непонимании уроков вчера, трепетно моля не погубить своими руками
любви, случившейся сегодня, Тень Белой Птицы могла петь на любом языке.
Что ты делаешь с моей жизнью,
что ты делаешь со своей жизнью?
Уши мои онемели и покрылись мурашками от возбужденного чувства, и,
скажу я вам, прочим зрителям тоже не очень пилось-жевалось. То тут, то там
раздавался стук отложенной вилки или звон отставленного бокала, и кто-то
перхал, давясь, и, пригибаясь, торопился покинуть зал.
Тонкая ткань обвивалась вкруг ее талии, ниспадая долу и разливаясь на
полу, будто лужица нефти, роскошное бюстье-бабочка сияло стразами в серебре,
такая же бабочка-маска прикрывала лицо. Точеный, тугой и звонкий, как
тетива, стан выступал над поясом, реберный свод выгибался, трепеща на вдохе.
Приглаженные с бриолином волосы отражали свет. Тень была вместилищем голоса,
который не требовал никакого сценического действа. Я даже не помню, был ли
там аккомпанемент. Так, говорят, эльфы поют, но кто их слышал, эльфов...
Только в записи, а записью кого удивишь? Любые чудеса объясняют сегодня
монтажной магией.
Эта заставит себя уважать.
- Как, ты говоришь, они умудрились потерять малышку Ландыш?
Я сморгнул, приходя в чувство.
- Удивительно, что они вообще все не растерялись по дороге. Купили у
спекулянта втридорога кустарную "отводку", одну на всех. Ну и прикрылись ею,
как зонтиком. А о том, что она действует неизбирательно, задуматься как-то
не пришлось. Вот и отвели глаза... друг от дружки. Ландыш-то совсем кроха:
вокруг столько народу, дракси, дома большие. Выпустила ладошку, за которую
держалась - и ищи-свищи.