"Наталия Ипатова. Былинка-жизнь " - читать интересную книгу автора

пыль, и звенящий воинственный клич победившего в схватке Олойхора.
- От всей души надеюсь, что твоя протеже выберет Ойхо, - как бы сама
себе проговорилась Лорелея.
- Так ты не отрицаешь, что сердце твое принадлежит одному из детей?
- Просто, мне кажется, Киммель не склонен воспринимать эти игры
всерьез. Не настолько. Ему не будет так больно, если его обойдут.

2. Попытка детского психоанализа из окна высокой башни

Конечно, все могло сложиться и по-другому. Однако Киммель и Олойхор не
вошли пока в возраст, когда отроки обсуждают правила игры, и уж тем более -
сомневаются в их целесообразности. Правила есть правила.
Клаус был для сыновей именно тем, чем следует быть отцу мальчишек:
беспрекословным авторитетом, светилом с аурой божественности. Если отец
сказал, что отныне условия их жизни, воспринимаемой как игра, включают
девочку, то так тому и быть. В конце концов, когда-то точно так же он привел
к ним Циклопа Бийика, а тогда они и не думали возражать. Хотя, сказать по
правде, от Циклопа им перепало уже столько запрещенных ударов, что впору
было задуматься: насколько оно им надо.
И все же могло быть и по-другому. Если бы Ках-Имажинель, чье
непроизносимое имя местные жители окончательно переделали в Имоджин, была
другой. Плаксивой ябедой, к примеру, беззастенчиво пользующейся
привилегиями, которые достались ей даром. Или если бы она оказалась обузой в
их играх, ищущей их общества, и ожидала, что мальчишки, как вменено им в
обязанности, станут приглашать ее в свои игры, превосходящие как ее
разумение, так и скудные девчоночьи силенки. Не говоря ни слова и даже не
зная слов, которые для того потребны, Имоджин дала понять обоим своим
женихам, что она ни на кого не собирается глядеть, задрав голову, и что ее
старая тряпичная кукла для нее дороже всех принцев, даже если брать тех
пучком. Клаус зорко наблюдал за ней, пока не убедился, что она заняла
отведенное ей место. И что теперь это место за ней закреплено.
На каждодневных вечерних трапезах место Имоджин было между двумя
мальчишками, которые обменивались смешками и шуточками поверх ее головы в
смешной "взрослой" повязке невесты, а толстые руки слуг в закатанных по
локоть рукавах, покрытые капельками кухонного жира, передавали над ними
блюда с едой. В центре, между столами, составленными буквой "П", забавлял
гостей королевский уродец Шнырь, человек, который "не должен бы столько
есть". Клаусу говорили, что это болезнь. Во всяком случае, за лишний кусок
Шнырь готов был на все, хотя при королевском дворе как будто бы никто не
голодал. Имоджин поворачивала лицо то к одному своему кавалеру, то к
другому, и в широко посаженных дымчатых глазах ее не проскальзывало и тени
ущербности простолюдинки, избранной в подруги одному из королевских сыновей.
Удовлетворенность без самолюбования.
Способность быть самой собой. Вполне королевское качество. Не совершая
над собой никакого насилия, про себя Клаус называл ее дочкой. Ничего в ней
не было скандального, слезливого, навязчивого - девчачьего в худшем смысле
этого слова, того, что они, становясь девушками, научаются держать в узде. А
коли не научаются - то никто не рассматривает их всерьез. К тому же -
редкостное явление - Имоджин умела соизмерять силу своего голоса. Ведь не
секрет, что именно громкие голоса и резкие выкрики, раздающиеся у вас под