"Николай Иовлев "Художник - шприц" (повесть, "Аврора" N 8-9/1991)" - читать интересную книгу автора

здорово кумарит. Башка у Салата - Верховный Совет, если дело касается
кайфа, приобретения отравы и перепродажи страдальцам вроде меня. Молотит
Салат халдеем в кабаке, но тоскует о месте продавца пива. В нашем
извращенном обществе работать лакеем престижнее и выгоднее, нежели владеть
скальпелем или осциллографом; проблема сосисок, которых нет, народу важнее
изобретения перпетуум мобиле. Салат, считающий всех нулями, а себя -
единицею, обладает акульей хваткой и алмазной логикой, в его наглых,
циничных, поблескивающих эйфорией глазах сегодня высвечивается еще и
алчность, предчувствие поживы. Как-то раз этот гад, издеваясь, продал
одному горемыке, загибающемуся от ломок, ампулу сульфазина, а если вдуть
эту мерзость - с ума сойти можно: температура подпрыгивает до сорока,
ломки начинаются такие, каких и в самом страшном сне не бывает,
наваливается страх, бред, галюны...
- Скоро сезон, - бросает Салат отвлеченно, со зловещей улыбкой.- Снимешь
пенки с огородов. Разбогатеешь. Если мусора в мусарню не заметут.
- На, - говорю я, кладя на кресло пакет.- Только не обидь.
Салат, влекомый любопытством, зыркает по креслу, зацепившись взглядом о
пакет, однако тотчас цепляет на лицо маску подчеркнутого безразличия, как
видно давая тем самым понять, что на многое я могу не рассчитывать.
- Последние дни прусь, как слон, - продолжает болтать он. - Вчера
встряпался марафетом, потом догнался феном с ноксом - и чуть не потерялся.
А позавчера трухануло. Грязнухой обсадился. Думал - хвостом щелкну.
Врет, сволочь. Откуда у него грязнуха, - чистяком заправляется, аптекой.
Ногтями шуршу по пакету, предполагая приблизить этим сделку. Салат, дрожа
не то от кумара, не то от удовольствия при виде моей безвыходности и
нервозности, треплет языком, словно заведенный. С отличительным
пристрастием он рассказывает о недавнем происшествии. Таксист взял троих
пассажиров, они уселись сзади, назвали адрес, на полпути двое вышли и,
расплатившись за всю дорогу, попросили добросить оставшегося. Привез
таксист этого третьего, а он спит. Глянул - а пассажир без глаз. Попутчики
усыпили его какой-то дрянью и у спящего вырезали глаза. Что было духу
водила примчал в больницу, а врач поднял веки, осмотрел глазницы - и
сказал, что сделать уже абсолютно ничего нельзя, только раны
продезинфицировать и марлевую повязку наложить потолще - чтобы, когда
несчастный очнется, не сразу смог понять, что с ним сделали.
А вот и логически неизбежная концовка, то, ради чего Салат, даром не
пошевелящий и пальцем, насиловал свой язык.
- Знаешь, за что того быка шугнули? - как бы невзначай интересуется он.
- Правильно. Не разбашлялся вовремя. Товар взял, задаток дал, а главный
долг не погасил. Ну как пример? Подействовал? Ладно, не дергайся. Но,
Лебедь, за все надо платить. А за удовольствия - дороже всего. Ты же это
знаешь. Так когда?
- В сезон.
- В сезон - поздновато. Надо раньше. Ты обещал раньше, а я тебе
поверил. Не обижай старого боевого товарища. Давай часть сегодня - вот,
мазня твоя сгодится. погашу семью червонцами. Сезон, Лебедь, это журавль о
небе, а мазня твоя - синица. Я в чем-то не прав? А?
- Меня кумарит. Хоть в петлю.
- Брось пускать сопли, мы же не друзья детства, нас связывают чисто
деловые отношения. Тем более в такое сучье время. Так что - приступим к