"Чарльз Ингрид. Пилот Хаоса ("Пилот Хаоса" #1)" - читать интересную книгу автора

пятнышки крови на ткани и нитях, как печать страданий мастерицы, или же
слизнуть рубиновую каплю и сохранить свою работу безупречной.
Она решила слизнуть каплю, осмотрела палец и произнесла:
- Я не хочу, чтобы он прошел испытания.
Палатон каким-то образом понял, что мать говорит о нем. Сидящий
напротив нее чоя казался массивным из-за своих широких плеч, его тело
выглядело мускулистым даже под свободной рубашкой - его мышцы перекатывались
и вздувались под тканью от движений.
- Здесь возможен только один результат из Двух.
Ее лицо стало упрямым.
- Но тем не менее вы захотите это узнать. Если я не скажу вам, кто его
отец, вы попытаетесь выяснить все, что только сможете.
- Испытания всего лишь выявят его способности, - с таким же упрямством
настаивал чоя, и удивленный Палатон понял, что это его дед, чоя, которого он
всегда считал более старым. Но этот чоя был в расцвете своих лет, его голоса
грохотали низко и густо: - Если он будет принят в школу тезаров, у него
появится надежда, даже если ты сохранишь молчание.
Мать задумчиво сделала три стежка. Когда она вновь подняла голову, от
ее печали не осталось и следа.
- У меня нет выбора, - произнесла она. - Молчание - это мое
единственное спасение. И если вы считаете, что его единственным спасением
будет его бахдар, так тому и быть. Он так молод...
- Мы отошлем его, когда он подрастет, но даже сама уверенность в том,
что для него готово место среди курсантов, поможет ему.
- Я хотела, чтобы он стал священником. Я хотела, чтобы он принес пользу
миру, - задумчиво проговорила она, как будто не слыша уверений своего отца.
Она снова опустила ткань.
Палатон в изумлении слушал этот разговор. Все эти годы, пока он жил с
матерью в Доме и во время кратких возвращений из школы, она никогда не
заговаривала с ним о своих желаниях. Она вообще редко говорила с ним. Он
шагнул вперед, стремясь заявить о своем присутствии в каком бы виде он ни
был, но тут дед вскочил на ноги, с жаром осуждая священников, а Палатон
почувствовал, как его уносит прочь. Серебряная нить сна порвалась, резко
выбросив его из знакомой комнаты, из прошлого, лишив надежды.
Палатон пробудился, тяжело дыша. Он отшвырнул прочь душное одеяло,
влажное от пота, и уставился вверх, в потолок.
Сейчас был мертв не он, а она. Она, а не он отнимала надежду. В этот
момент он понял, что внезапная смерть матери была не смертью, а
самоубийством. Он не знал, был ли этот сон отголоском детских воспоминаний,
или же это было прощальной весточкой от матери, или же последствие его
собственных постоянных терзаний.
И тем не менее он с облегчением почувствовал слабый признак жизни,
вглядываясь в сторону зеркала, видя ауру собственной фигуры, лежащей на
постели, смутную ауру действительности, окружающей его. По крайней мере
внешне он больше не был чужаком среди своего народа.
Он проспал рассмотрение контрактов. Моамеб оставил ему сообщение,
попросив подойти в восточную столовую - маленькую, уютную комнату,
отделанную по старинной моде, с любовью и вниманием, несколько сот лет
назад, когда только открылась школа. Столы здесь были небольшими, едва ли
больше письменных. Вероятно, такими когда-то были и рабочие столы, еще до