"Анатол Адольфович Имерманис. Призраки отеля 'Голливуд' ("Мун и Дейли") " - читать интересную книгу автора

улыбке.
- Неужели? Помните, какой успех имел "Дом с привидениями"? Зрители
покатывались со смеху. А "Прыжок с сорок третьего этажа"? Билль Ритчи -
король смеха! - Ритчи взглянул на Муна. Улыбка погасла и превратилась в
подобие гримасы. Он покачал головой. - Нет, я вижу, вы не помните. Сейчас
уже никто не помнит этих картин. "Великий немой", что от него осталось? Один
Чаплин...
- Я все-таки где-то вас видел.
На лице актера снова появился проблеск надежды. Чувствовалось, как ему
важно говорить не просто с человеком, а с человеком, видевшим его на экране.
- В таком случае в фильме "Ночь Хиросимы". Моя единственная роль почти
за двадцать лет! Если бы вы знали, как трудно было ее получить. Я должен был
играть пленного американца, случайно попавшего под атомную бомбежку. На это
место была дюжина кандидатов. Некоторые совсем лысые. Но я их всех
перехитрил. Есть такое средство, от которого сразу выпадают волосы. На
расческе оставались целые клочья. Режиссер был в диком восторге... А теперь
отросли как ни в чем не бывало. - Ритчи дрожащей рукой провел по своим
крашенным в натуральный цвет волосам. - Но сейчас у меня снова надежда.
Знаете, Куколка Роджерс обещала, что в следующем фильме...
- Ага, правильно! Я вас видел в "Золотой сцене" вместе с Эвелин Роджерс
и ее мексиканцем. Вы стояли на заднем плане, ваше лицо почти не видно.
- Да, да, - Ритчи радостно закивал. - Куколка просила, чтобы я встал
рядом, но у меня в тот день сломался зуб. Как-то неудобно... - Ритчи врал
убежденно, но чуть переигрывал.
- Вот мы и пришли! - Ритчи указал на небольшой розовый домик. - У них
теперь новый начальник, полковник Бароха-и-Пинос. Его только что прислали из
Малаги. Все удивляются - такое маленькое местечко, и вдруг полковник!.. Но
я-то знаю... - Ритчи прищурил глаза и перешел на шепот: - Генерал Дэблдей по
секрету рассказал Куколке - это вроде ссылки. Брат полковника, один из
вожаков, молодых фалангистов, в прошлом году публично назвал генералиссимуса
Франко идейным ренегатом. Его засадили, а полковника перевели в Панотарос...
Помещение, в котором очутился Мун, имело специфический вид и даже
запах, присущий всем полицейским участкам. Побеленные глиняные стены
покрывал налет дыма и пыли. На одной висело распятие, на другой - портрет
человека, чей приход к власти стоил жизни миллиону людей. Большая часть
погибла не при военных действиях, а в результате репрессий. Мун как-то
читал, что все войны Американского континента со времен Кортеса и Писарро
потребовали меньше человеческих жертв. Живописец, как и все портретисты
диктаторов, знал свое дело. Низенький, старый, с крючковатым носом, каудильо
Франко на картине выглядел стройным, мужественным испанским рыцарем в
генеральской форме. Даже нос приобрел что-то импозантное, орлиное. Жирные
блестящие мухи носились по комнате, присаживались на портрет и снова
продолжали свой хоровод. За деревянным барьером стоял заляпанный чернилами
стол с какими-то папками, бутылкой из-под кока-колы и огромным старомодным
телефоном. Дежурный полицейский в расстегнутом мундире, удобно устроившись в
деревянном, с высокой спинкой кресле, правой рукой перелистывал книжку, а
левой отмахивался от мух.
- Я к полковнику Бароха-и-Пиносу! - сказал Мун.
Полицейский ответил что-то по-испански.
- Бароха-и-Пинос! - выговаривая каждое слово, повторил Мун.