"Анатол Адольфович Имерманис, Гунар Цирулис. Товарищ маузер " - читать интересную книгу автора

стенке дока перебрался на берег.
- Привет, Матрос! Лихач не появлялся?
Рабочий, которого Гром назвал Матросом, отрицательно покачал головой,
потом вытащил кисет и предложил отведать самосада - больно уж крепкий да
душистый удался.
Гром набил свою глиняную трубку, первый клуб дыма пустил не
затягиваясь, второй глубоко вдохнул и выпустил через нос.
- Вот это я понимаю! Старик Рутенберг позеленел бы от зависти, угости
ты его таким!
- Я этих чертовых фабрикантов вот чем угощу! - проворчал Матрос и
тряхнул стиснутым кулаком.
- Что верно, то верно! - согласился Гром. - Сегодня хозяин "Униона" уже
получил угощение.
Матрос вынул изо рта самокрутку и в недоумении поглядел на Грома.
- То есть как? Вы ведь только вчера кончили бастовать.
- Так эти негодяи только того и дожидались! - Гром в сердцах так
задымил, что голова его исчезла в синеватом облаке. - Приходим сегодня на
работу, как уж заведено в воскресенье. На воротах объявление. Дай, думаю,
прочту, не зря в волостную школу бегал. Два раза прочитал, три раза
прочитал - все то же самое выходит. Уволено полтораста рабочих, все из
забастовочного комитета, и даже такие, кто хоть раз мастеру кукиш показали.
Через полчаса народ всю улицу запрудил. Далеко ли от Гризиня и Чиекуркална
до "Униона"? Даже жены с детишками прибежали. Все разозлились, орут,
кулаками грозят. Ребята, кто похрабрее, уже мостовую разбирают, да и камнями
по окнам. Разобрало народ так, что слово скажи - и все пойдут! Хоть на
губернаторский дворец, хоть на немецкий дом рыцарей, даже на полицейскую
префектуру. Вдруг вижу - казаки скачут! Со стороны Александровской летят
черной тучей. Братва попробовала их у Воздушного моста придержать, да не
додумала баррикаду устроить. Народ врассыпную, а иные прямо на казаков.
Такой бойни, как на Карловой улице, не было, а все же десятка полтора
человек осталось лежать на мостовой. Сколько им удалось арестовать - не
посчитал. Только из революционеров никто им не достался - нас другие
прикрыли, силой заставляли убегать. Понимаете, что это значит? Это значит,
что народ нас, партийных, считает своей артиллерией, а пушки ведь никак
нельзя сдавать неприятелю...
Гром погрузился в раздумье. Да, назрело время вооружить массы. Сегодня
он увидел, что без оружия ничего не добиться - силе должно противопоставить
силу. Но разве это исключало другие формы борьбы, разве из-за этого можно
было забросить агитацию, разъяснительную работу? Побеждает лишь тот, кто
убежден в своей правоте, знает, за что он идет в бой. Правильно поступили,
решив организовать в Верманском парке митинг протеста.
- Ну, а теперь к делу, - снова заговорил Гром. - Надо ковать железо,
пока горячо. Сразу после полудня в Верманском будет большой митинг. Всех
боевиков в охранение! Твои разместятся возле самой эстрады.
- Будем вовремя, можешь быть уверен, - отозвался Матрос. - Все, как
один! Только... ты же знаешь, насчет револьверов у нас плоховато, - добавил
он, словно извиняясь.
- Вот об этом я и думаю. Возьмешь у меня бомбу. Я буду сидеть у
Кунцендорфа на веранде. Всё!... - Гром посмотрел на часы: - Еще одну трубку,
и пойду, некогда.