"Владимир Ильин. Последнее пришествие" - читать интересную книгу автора

винной бочке, и невнятно выругался в знак того, что еще жив... И тут все
"спасатели" спохватились, оглядевшись: "Э, а где Витюха Чижик, мужики?" - "Да
он же, бляха-муха, еще раньше ушел домой!" - "На, пососи!.. Он рядом со мной
плыл!.. Я еще грю ему: "Вода, зараза, холодная, правда, Чиж?" - "Ну, а он что?
И где же он?" - "А хрен его знает!"... И стало тихо, будто действительно
мужики услышали на миг свист крыльев пролетающего над ними ангела Божьего, и
все поглядели невольно на мутные волны словно довольной своим злодейством
реки, и подбежал потом один из парней к воде и с ненавистью пнул ее, как
огромного дракона, и сказал дрогнувшим голосом: "Вот б...ство-то!.. У него же
двое детей, у Витюхи-то!"...

И вмиг протрезвела вся компания, и бросились было парни зачем-то бить
спасенных ими мужиков, но те, окончательно очухавшись к тому времени, уже
успели под шумок уползти на карачках куда-то в заросли прибрежных кустов...

И взирал Спаситель потрясенно на этот житейский эпизод, и чувствовал, как
что-то меняется в душе Его. И, впервые путаясь, бежали разные крамольные мысли
в его ангельской голове. И думал, в частности, он: "Господи, как же так
получается? Я был послан Тобой, дабы судить людишек за совершенные ими грехи,
и я пришел, и я судил их... Я видел их души и всю их жизнь, как на длани Моей,
и стало ясно Мне, что чрезвычайно мало среди людей душ чистых и достойных
нового существования, ибо отягощены они грехами безмерно... И именно поэтому
не смел я помочь им - не потому, что не мог по воле Твоей, но поскольку считал
их недостойными помощи этой, даже если люди в ней поистине нуждались. И понял
я также, что корень зла людского зиждется в самой природе человеческой,
повелевающей им жить ради себя и ради продолжения рода своего. И придумал я
новую заповедь для них: "Живите не ради себя самих, а ради других людей", но
не знал, как буду проповедовать им истину эту. Но оказалось: известна им эта
заповедь, и следуют они ей, когда речь идет о спасении ближнего своего. И
оказалось также, что для того, чтобы судить людей и делить их на достойных и
недостойных, нужно самому быть человеком, а самое главное для человека -
сердоболие да милосердие по отношению ко всему живому и сущему, и именно это
отличает человека от зверя дикого... А если взять меня, "Спасителя
человечества", то как мог судить я их без милосердия?!.. Вот, к примеру, не
далее, как вчера, видел я женщину замужнюю, что спешила, оставив на попечение
соседки дитя свое трехлетнее, на свидание с прелюбодеем своим - и осудил я ее,
и, не колеблясь, занес в список нечистых душ, но разве не видел я, как она
несчастна в своей жизни с мужем, который не уделяет ей внимания должного, а
только рычит, бранясь, да унижает несчастную, ссылаясь на мою же заповедь
"Жена да убоится мужа своего"?.. И разве нельзя было понять стремления этой
женщины хоть на пару часов вырваться из изнурительного быта домашнего, разве
нельзя было уяснить, что, кроме стирки да готовки пищи, она не видит и до
конца дней своих обречена больше не видеть?!.. А как мог осудить я старика за
ругань непристойную в общественном месте, если видел я, что он живет, как
перст, один-одинешенек, и что некому ухаживать за ним на склоне дней его, и
что мучает его постоянно подагра, и что боится он смерти близкой?!.. И неужели
не видно было мне, осудившему на прошлой неделе вора-карманника, как жестоко
били его с раннего детства - так, что алюминиевая сковородка, которой
пользовался для избиения мальчика пьяный отчим, гнулась от ударов?!.. Но, с
другой стороны, не могу же я оправдывать таким способом всех негодяев и