"Явдат Ильясов. Башня молчания " - читать интересную книгу автора

Она сунула в рот абрикос. Вместе с крохотным муравьем, прилепившимся к
нему. Не заметила. Несмотря на столь ранний час и обильный вчерашний ужин,
ей уже хотелось есть. Жить у нее значило есть. Много-много, без устали. Чем
дороднее человек, тем он более уважаем среди себе подобных.
И вдруг...
Она тихо вскрикнула и чуть не подавилась абрикосовой косточкой.
О боже!
Эта девчонка!
Эта скромница!!!
Эта красотка!!!
Эта Эль-Мир-р-р-а-а... из двора Хайяма взлетела на крышу, торопливо
огляделась и шмыгнула вниз, к себе домой...
Соседку она не заметила, - та догадалась, при всей своей грузности,
мгновенно укрыться за густой кроной чинары, нависшей сбоку. К тому же жена
хлебопека, будто нарочно, надела сегодня зеленое, в бурых цветах, старое
платье. Как заметишь, если спешишь?
"...Так-так. А я-то, дура, прочила эту Эль-Мирру, чтоб ей пропасть, за
старшего сына. Из безродных, выкуп большой не возьмут". Глаза ее
остекленели. Первым движением было вцепиться в собственные космы и завопить
на весь квартал: "Вой дод! Смотрите, о мусульмане, что творится у нас".
Но... что скажет муж? Человек он усталый, строгий, женского визга не
терпит. Может побить. "Не надо кричать. Разбужу потихоньку".
Она колыхнулась к лестнице. Но ненадежный вид перекладин, тонких,
кривых, ведущих вниз, далеко-далеко, остановил ее у спуска. Он смутил бедную
женщину. Там лестница, тут лестница. В голове мелькнуло туманное
воспоминание. Где-то, в детстве, давным-давно, осталась еще одна. Когда-то,
девчонкой, пекарша тоже влезала на крышу и, затаившись, следила за мужчинами
в соседних дворах...
Решимость пропала. Женщину охватило странное томление. Она медленно
спустилась на семь-восемь ступеней, повернулась и села на одну из них. Еле
втиснулась.
Забытое чувство, которое вдруг шевельнулось в давно очерствевшей душе,
настроило жену хлебопека на скрытность и осторожность.
"Ведь Эль-Мирру теперь можно даром заполучить, - осенило ее. - Мы не
гордые тюрки, мы скромные персы: и такая девица для нас сгодится. Не буду
шуметь! И мужу пока не скажу. Пойду попозже к соседке-швее, посмотрю,
разберусь, что к чему. Все надо устроить тихо, спокойно, чтобы никто ничего
не узнал".
Теперь она богаче всех соседей! Ибо она вооружена чужой тайной.
Все-таки мы горожане. Себе на уме, народ деловитый и хитрый. Она улыбнулась
предстоящей выгодной сделке. Даже развеселилась. И, сойдя во двор с тем же
странным томлением, замерла у террасы, где сопел в затрудненном сне оплывший
болезненный хлебопек.
Ей захотелось к нему, под уютное теплое одеяло. Чего уже давно не
случалось. Но черный холодный зев хлебной печки драконьей пастью притянул
несчастную к себе. Томление угасло. Она принялась выгребать золу.
Было ей сорок шесть - столько же, сколько Омару...

Шайтан! Как только в дело вмешается женщина, считай, оно пропало.
Видно, не зря ее называют исчадием ада. Ее, говорят, не пускают в рай. Ибо