"Обманщик" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

Глава 2

В работе с перебежчиками нет стандартных приемов, пригодных на все случаи жизни. Все зависит от эмоционального состояния перебежчика, от целей и традиций службы, ведущей опрос. Единственная общая черта всех опросов заключается в том, что это всегда очень сложное и кропотливое дело.

Прежде всего нужно создать для перебежчика такую обстановку, которая не казалась бы угрожающей, но в то же время исключала бы возможность побега — часто для блага самого перебежчика. На два года раньше истории с Орловым американцы допустили оплошность в работе с другим советским перебежчиком Виталием Юрченко, который тоже пришел к ним по собственной инициативе без всякого предупреждения. Пытаясь создать непринужденную атмосферу, американцы отвезли Юрченко на обед в ресторан в вашингтонском Джорджтауне. В ресторане Юрченко почему-то. изменил решение, убежал через окно мужского туалета, добрался до советского посольства и сдался властям. Ничего хорошего из этого не получилось: его отправили самолетом в Москву и после жестоких допросов расстреляли.

Перебежчика приходится защищать не только от подобных самоубийственных поступков, но и от возможного возмездия. Известно, что СССР, а особенно КГБ, никогда не прощают тех, кого они считают предателями. Используя любую возможность, КГБ будет охотиться за предателем и попытается его ликвидировать. Чем выше чин и положение перебежчика, тем более опасным изменником он считается, а уж выше старшего офицера КГБ не может быть никого. В КГБ концентрируются сливки советского общества, которым предоставляются привилегии и роскошь, недоступные для большинства граждан страны, живущих, в голоде и холоде. Добровольно отвергнуть такой образ жизни, наиболее соблазнительный из тех, которые власти могут предложить в СССР, — значит проявить такую неблагодарность, которая заслуживает высшей меры наказания. На ранчо, очевидно, обеспечивалась полная защита от любых неожиданностей.

Работу с перебежчиком осложняет прежде всего его психическое состояние. После душевного подъема, которым сопровождается удачный побег на Запад, часто наступает спад, во время которого перебежчик переосмысливает свои поступки. Он начинает осознавать их необратимость, понимает, что больше никогда не увидит жену, родных, друзей, те места, где он родился и жил. Такое переосмысление может привести к депрессии, напоминающей депрессию наркомана, когда у него кончается состояние наркотического опьянения.

Чтобы нейтрализовать последствия депрессии, опрос часто начинают с неторопливого обзора прошлой жизни перебежчика, его полнейшего жизнеописания со дня рождения до дня перехода на другую сторону. Рассказ о прошлых годах — о родителях, школьных друзьях, о катании на коньках в парке, о прогулках в лесу летом — обычно не вызывает приступа ностальгии, а производит успокаивающий эффект. При этом опрашивающие отмечают буквально все, каждую мельчайшую деталь, каждый жест рассказчика.

Опрашивающие всегда интересуются мотивами, которыми руководствуется перебежчик. Почему вы решили перейти на нашу сторону? (Слово «измена» в опросах никогда не употребляется, Оно подразумевает вероломство, а не продуманное решение изменить свои взгляды на жизнь.)

Иногда перебежчик объясняет свои действия ложными мотивами. Он может сказать, например, что разочаровался в той системе, которой служил и которую оставил, потому что в ней царят коррупция, циничность и семейственность. Для многих в этом и заключаются истинные мотивы, и в большинстве случаев перебежчик упоминает именно их. Но это не всегда было правдой. Случалось и так, что перебежчик запустил руку в кассу и понимал, что его ждет серьезное наказание, или ему грозил отзыв в Москву, где ему не миновать дисциплинарного взыскания за то, что он запутался в своих любовных делах. Истинной причиной могли быть ненависть начальника или понижение в должности. Принявшая перебежчика сторона должна знать, почему на самом деле человек решил перебежать. Опрашивающие внимательно и с сочувствием выслушают все объяснения, даже если будут знать, что это ложь, И все возьмут на заметку. Человек может объяснять свои поступки ложными мотивами из одного лишь тщеславия, но отсюда не следует, что он будет говорить неправду и тогда, когда речь зайдет о секретной разведывательной информации. Или следует?…

Другие говорят неправду из-за желания похвастаться, приукрасить свою роль в прежней жизни, чтобы произвести лучшее впечатление на новых хозяев. В любом случае каждое слово будет проверено, рано или поздно хозяева узнают и истинные мотивы и истинное положение перебежчика. Но пока его выслушивают с сочувствием. Настоящий перекрестный допрос — как в суде — будет позже.

Когда наконец дело дойдет до секретной разведывательной информации, будут расставлены ловушки. Перебежчику зададут сотни вопросов, на которые опрашивающий уже знает ответы, и даже если он их не знает, то аналитики, по ночам прослушивая записи опросов, скоро найдут ответы путем сопоставления проверок и перепроверок. Через их руки прошло множество перебежчиков, и в западных спецслужбах накопилось огромное количество сведений о КГБ, ГРУ, Советской Армии и даже о Кремле. Их этих сведений всегда можно извлечь что-то полезное.

Если становится очевидным, что перебежчик говорит неправду о том, что он, по его собственным заявлениям, должен был знать, то он немедленно попадает под подозрение. Возможно, он лжет, пытаясь произвести впечатление; не исключено, что он никогда не имел доступа к такой информации, хотя утверждает обратное; быть может, он просто забыл…

Лгать новым хозяевам во время напряженного опроса, который может длиться месяцами и даже годами (в зависимости от объема сообщенной перебежчиком информации, которая потребовала проверки) — далеко не простое занятие.

Если новый перебежчик заявляет что-то, противоречащее тем данным, которые уже имеются на Западе, то, возможно, эти данные были неверны. Поэтому аналитики вынуждены проверять тот источник, из которого были получены прежние данные. Не исключено, что западные спецслужбы заблуждались, а последний перебежчик прав. До завершения проверки все разговоры на эту тему прекратятся, но потом к ней снова и снова придется возвращаться.

Часто, сообщая какую-то мелочь, не заслуживающую, по его мнению, особого внимания, перебежчик не понимает, что эта мелочь очень важна для его хозяев, ибо она представляет собой то недостающее звено в головоломке, которое они очень долго и безуспешно искали.

После контрольных вопросов, ответы на которые известны заранее, приходит очередь таких вопросов, на которые хозяева действительно хотели бы получить правдивые ответы. Это — золотая жила, которая может оказаться очень богатой или очень бедной. Может ли новый перебежчик сообщить нам то, чего мы еще не знаем, и если может, то насколько важными окажутся эти новые сведения?

В случае с полковником Петром Александровичем Орловым уже через четыре недели в ЦРУ убедились, что они натолкнулись на богатейшую залежь чистейшего золота. Орлов давал фантастически ценную информацию.

С самого начала он был очень спокоен и уравновешен. Он рассказал Роуту всю историю своей жизни, начиная с появления на свет вскоре после войны в убогой хижине возле Минска и кончая тем днем — это было шесть месяцев назад в Москве, — когда он решил, что не может более терпеть общество и режим, ставшие ему ненавистными. Он не отрицал, что сохранил любовь к России, и с понятной горечью говорил о том, что никогда ее не увидит.

Он объяснил, что последние три года его совместная жизнь с женой, директором одного из популярных московских театров, стала пустой формальностью, и с естественным раздражением рассказал о нескольких ее связях с молодыми красивыми актерами.

Источником информации было уникальное служебное положение Орлова. За четыре года работы в Третьем главном управлении КГБ — а фактически в Генеральном штабе армии под именем майора ГРУ Кученко — он накопил массу сведений о командном составе Советской Армии, о расположении дивизий сухопутных войск и авиации, о кораблях советских ВМС в открытом море и в портах.

Орлов продемонстрировал поразительно верное понимание причин поражения Советской Армии в Афганистане, рассказал о непредвиденной деморализации находящихся там советских солдат и офицеров и о росте в Москве разочарования в афганском марионеточном правителе Бабраке Кармале.

До Третьего главного управления Орлов работал в том отделе Первого главного управления КГБ, который руководит действиями «нелегальных» агентов во всем мире, «Нелегалы» засекречены больше, чем другие агенты; они работают против своей страны (если являются ее гражданами) или живут в неродной стране под очень тщательно и глубоко проработанной легендой. У них нет дипломатического иммунитета, для них раскрытие и арест означают не только моральные потери вроде объявления persona поп grata и высылки из страны, а куда более болезненные жестокие допросы, а иногда и казнь.

Хотя сведения Орлова о советских нелегальных агентах были четырехлетней давности, очевидно, он отличался феноменальной памятью. Во всяком случае, он выдал американцам целые сети агентов в Центральной и Южной Америке, те самые сети, которые он сам когда-то помогал создавать и поддерживать.

Если информация перебежчика оказывается противоречивой, то сотрудники принимающей его спецслужбы обычно разбиваются на два лагеря: одни верят перебежчику и поддерживают его, другие сомневаются в его информации. В истории ЦРУ было два таких нашумевших случая — с Голицыным и Носенко.

В 1960 году на сторону США перешел Анатолий Голицын. Он постарался убедить американцев, что практически за всем плохим, что случилось в мире после второй мировой войны, стоит КГБ. Если верить Голицыну, то не существовало такого преступления, к которому не был бы причастен КГБ, а большинство преступлений было даже подготовлено именно этой организацией. Примерно о том же уже не один год твердил правительству США шеф отдела контрразведки Джеймс Англтон. В ЦРУ он представлял партию сторонников жесткой политики, и слова Голицына звучали музыкой в его ушах. Голицын стал звездой первой величины.

В ноябре 1963 года был убит президент США Кеннеди. Считалось, что его убил некий Ли Харви Освальд, придерживавшийся крайне левых взглядов. Жена Освальда была русской, а сам он жил в СССР больше года. В январе 1964 года в США перебежал Юрий Носенко. Он заявил, что «вел» Освальда в России, что, по общему мнению, тот оказался совершенно невыносимым человеком, поэтому КГБ порвал с ним все связи и не имел никакого отношения к убийству Кеннеди.

Голицын тотчас опроверг слова Носенко. Его поддержал Англтон. Носенко подвергли очень жестокому допросу, но он стоял на своем. Возникшие разногласия разделили ЦРУ на два лагеря, споры продолжались два десятилетия. В зависимости от того, кто оказывался прав, люди получали повышение или навсегда ломали себе карьеру, ибо давно известно, что восхождение по служебной лестнице начинается только после большого успеха.

В случае с Петром Орловым никаких разногласий не возникало, и вся слава досталась тому, кто привез Орлова — руководителю отдела специальных проектов ЦРУ Кэлвину Бейли.

На следующий день после того, как Джо Роут вместе с полковником Орловым поселился на ранчо в Виргинии, Сэм Маккриди неторопливо вошел в Британский музей, расположенный в центре Блумсбери, и направился в главный читальный зал — большой сводчатый круглый зал.

Вместе с Маккриди пришли и его молодые коллеги: Денис Гонт, которому Маккриди доверял все больше и больше, и Паттен. Ни Гонт, ни Паттен не увидят Кипсека — им это было не нужно, а рисковать, расширяя узкий круг осведомленных лиц, было слишком опасно. Их задача заключалась в том, чтобы праздно бродить возле дверей, рассматривать лежащие на столах газеты и не допускать, чтобы их шефа беспокоили посторонние.

Маккриди направился к столу, с двух сторон закрытому книжными полками, и вежливо спросил у сидевшего там человека, не будет ли тот возражать, если он тоже сядет за этот стол. Не отрывая взгляда от солидного тома, из которого он время от времени что-то выписывал, мужчина показал на стоявшее напротив кресло. Маккриди сел. Через несколько минут служащий читального зала принес заказанную им книгу и бесшумно удалился. Сидевший напротив Маккриди мужчина, склонившись над книгой, продолжал читать. Когда они остались вдвоем, Маккриди спросил:

— Как дела, Николай?

— Ничего, — пробормотал мужчина, делая очередную пометку в своем блокноте.

— Есть новости?

— На следующей неделе ждем гостя. В резидентуре.

— Из московского центра?

— Да. Приезжает сам Генерал Дроздов.

Маккриди ничем не выдал удивления. Он углубился в свою книгу, а при разговоре почти не двигал губами. Даже в двух шагах от их заставленного полками стола никто не услышал бы их шепота, да никто и не подошел бы так близко к столу. Об этом побеспокоились бы Гонт и Паттен. Но Маккриди был поражен. Дроздов, невысокий плотный мужчина, удивительно похожий на покойного президента Эйзенхауэра, был начальником отдела по работе с нелегальными агентами КГБ и крайне редко выезжал за рубеж. Только очень веские причины могли заставить его приехать в Лондон, в самое логово врага.

— Это хорошо или плохо? — спросил Маккриди. — Не знаю, — ответил Кипсек. — Во всяком случае, это необычно. Он не мой непосредственный начальник, но сюда он может приехать только с личного разрешения Крючкова.

(Генерал Владимир Крючков, позже, в 1988 году, ставший Председателем КГБ, в то время был начальником Первого главного управления и возглавлял всю разведывательную работу за рубежом.)

— Будет ли он говорить с вами о нелегальных агентах в Британии?

— Сомневаюсь. Со своими агентами он предпочитает работать сам. Возможно, его приезд как-то связан с бегством Орлова. Из-за него все перевернули вверх дном. Двух других офицеров ГРУ из той же делегации уже арестовали. Им грозит трибунал и в лучшем случае обвинение в преступной халатности. А может быть…

— Есть ли другие причины для такого визита? Кипсек вздохнул и впервые оторвал взгляд от книги. Маккриди тоже поднял голову. За годы работы они подружились, Маккриди верил русскому, ценил его суждения.

— Это всего лишь предчувствие, — сказал Кипсек, — но, возможно, он намерен проверить резидентуру КГБ в Британии. Быть может, в Москве что-то подозревают.

— Николай, вечно так продолжаться не может, мы всегда это понимали. Рано или поздно они сведут концы с концами. Слишком много утечек, слишком участились совпадения. Вы не хотите выйти из игры сейчас? Я могу организовать. Только скажите.

— Пока нет. Возможно, скоро, но не сейчас. Я могу еще давать очень ценную информацию. Если они действительно начнут ворошить всю лондонскую сеть, мне это сразу станет известно, тогда я пойму, что они что-то знают. У меня будет время, чтобы уйти. Но сейчас рано. Между прочим, пожалуйста, не пытайтесь задержать Дроздова. Если он в самом деле что-то подозревает, то любая попытка будет только лишним подтверждением.

— Тогда скажите, под какой легендой он приезжает, чтобы в Хитроу не случилось что-то непредвиденное, — сказал Маккриди.

— У него документы швейцарского бизнесмена, — ответил русский. — Прилетает из Цюриха. Во вторник, рейсом «Бритиш эруэйэ».

— Я позабочусь, чтобы его не трогали, — пообещал Маккриди, — Есть что-нибудь новое об Орлове?

— Пока нет, — ответил Кипсек. — Я слышал о нем, но никогда с ним не встречался. Но его переход к американцам меня поразил. У него была высшая категория доступа.

— У вас тоже, — заметил Маккриди. Русский улыбнулся.

— Да, конечно. О вкусах не спорят. Я постараюсь узнать о нем, что удастся. Чем он вас заинтересовал?

— Ничего определенного, — ответил Маккриди. — Как вы сказали, предчувствие. Способ перехода, тот факт, что он не дал Джо Роуту времени на проверку. Это нормально для матроса, который прыгает с тонущего корабля. Для полковника КГБ — странно. Он мог бы заранее договориться о более выгодных условиях.

— Согласен, — сказал русский. — Я сделаю, что в моих силах.

Русский занимал в посольстве настолько ответственный пост, что частые встречи с Маккриди были опасны. Они договорились увидеться следующий раз в начале мая в небольшом захудалом кафе в Шордитче, в лондонском Ист-Энде.

В конце апреля в Белом доме директор ЦРУ встретился с президентом США. Ничего необычного в этом не было, они встречались регулярно — как в присутствии членов Совета по национальной безопасности, так и наедине. Однако на этот раз президент был особенно щедр на похвалу в адрес ЦРУ. Слухи о благодарностях, сыпавшихся из различных правительственных учреждений в ответ на информацию, которая поступала с ранчо в южной Виргинии, достигли и Овального кабинета.

Директор ЦРУ начал свою карьеру еще во время второй мировой войны в Управлении стратегических исследований и был давним другом Рональда Рейгана. К тому же он был справедливым человеком и не видел веских причин утаивать поток благодарностей от шефа отдела специальных проектов, который отвечал за Орлова. По возвращении в Лэнгли директор вызвал Кэлвина Бейли.

Когда Бейли вошел, директор стоял у витража, занимавшего почти всю стену его кабинета на верхнем этаже штаб-квартиры ЦРУ. Директор смотрел на долину, где свежие весенние листочки деревьев наконец закрыли вид на реку Потомак. Директор повернулся к Бейли.

— Что я могу сказать? — широко улыбаясь, начал он. — Поток поздравлений не иссякает, Кэл. Военные моряки в восторге, они просят сообщать им информацию, как только мы будем ее получать. Мексиканцы тоже счастливы: они только что накрыли сеть, в которую входили семнадцать агентов, — накрыли вместе с камерами, радиостанциями, всем прочим.

— Благодарю, — скупо ответил Кэлвин Бейли. Все знали его как очень осторожного человека, не склонного открыто выражать свои чувства.

— ростым смертным сведения.

Поздравив Бейли, директор ЦРУ перешел к более прозаическим вопросам.

— Теперь относительно британцев. Как вы знаете, у нас была Маргарет Тэтчер.

Кэлвин Бейли кивнул. Дружеские отношения между британским премьер-министром и президентом США были общеизвестны.

— Она прилетела не одна, с Кристофером… — директор назвал фамилию шефа британской Интеллидженс Сервис. — Состоялось несколько полезных совещаний. Он передал нам очень ценную информацию. Мы перед ними в долгу, Кэл. Я говорю просто о любезности. Я бы хотел рассчитаться. У них две претензии. Они говорят, что очень признательны нам за ту информацию, которую мы получаем от Менестреля и посылаем им, но подчеркивают, что если речь заходит о советских агентах в Англии, то всегда упоминаются только клички. Не может ли Менестрель вспомнить настоящие имена, место работы… что-нибудь такое, что могло бы помочь британцам раскрыть агента на собственной территории?

Бейли задумался.

— Об этом его уже спрашивали, — ответил он. — Мы отправляли британцам все, что имеет к ним хоть какое-то отношение. Но я попытаюсь еще раз, попрошу Джо Роута узнать, не вспомнит ли Менестрель настоящие имена. Хорошо?

— Отлично, отлично, — с Джо Роутом. Они беседовали в комнатах Роута над центральным портиком здания. От взгляда Бейли не укрылось, что его подчиненный устал и осунулся. Опрос перебежчика — это всегда очень утомительная работа; после многих часов опроса вечерами, нужно составлять перечень вопросов на следующий день. В такой работе отдых обычно не предусматривается, К тому же если между перебежчиком и опрашивающим его агентом уже установились личные отношения, то найти замену не просто.

— В Вашингтоне довольны, — сказал Бейли. — Не просто довольны, все в восторге. Подтверждается вся его информация. Дислокация частей Советской Армии доказана наблюдениями со спутников. Уровень вооруженности, степень готовности, афганская война — Пентагону все это очень нравится. Вы хорошо поработали, Джо. Очень хорошо.

— У нас еще очень много работы, — сказал Роут. — Еще многое должно выясниться. Обязательно. Орлов — ходячая энциклопедия. У него феноменальная память. Иногда задумывается над деталями, но позже обычно все вспоминает. Но…

— Что «но»? Послушайте, Джо, он свел на нет результаты многолетней кропотливой работы КГБ в Центральной и Южной Америке. Там наши коллеги раскрывают сеть за сетью. Все в порядке. Понимаю, вы устали. Потерпите.

Бейли рассказал Роуту и о намеке директора на освобождающееся вскоре место заместителя директора по оперативной работе. Обычно Бейли не делился своими секретами, но теперь он решил поднять настроение своему подчиненному — т недостатка ни в чем? Ему нужна женская компания? Или вам? Здесь человек чувствует себя одиноким. Прошел уже месяц. Это можно организовать.

Бейли знал, что Роут разведен и живет один. В ЦРУ число разведенных было фантастически большим. В Лэнгли говорили, что развод — непременное условие работы в управлении.

— Нет, я ему предлагал. Он лишь покачал головой. Мы тренируемся вдвоем — Так удобней. Бегаем по лесу до полного изнеможения. Я никогда не был в такой хорошей физической форме. Он старше меня, но крепче. Вот это меня и беспокоит, Кэлвин. У него нет слабостей, нет недостатков. Если бы он напился до бесчувствия, начал бесцельно шататься, расплакался, вспоминая свою родину, вышел из себя…

— Вы пытались его спровоцировать? — спросил Бейли. Иногда искусственно вызванное негодование, взрыв долго сдерживаемых эмоций оказывают благоприятное воздействие. Во всяком случае, так говорят психологи ЦРУ.

— Да. Я как-то поддел его, сказал, что он обычный изменник, ренегат. Он только рассмеялся. А потом предложил продолжать то, что он называет «работой». Выдавать разбросанных по всему Свету агентов КГБ. Он — стопроцентный профессионал.

— Поэтому-то, Джо, он для нас — подарок судьбы. Не придирайтесь. Будьте благодарны.

— Кэлвин, он меня раздражает, но главная причина совсем не в этом. Как человек он мне нравится. Я даже его уважаю. Никогда не думал, что буду уважать перебежчика. Но это не все. Он что-то утаивает, о чем-то умалчивает.

Кэлвин Бейли застыл.

— Детектор лжи ничего подобного не обнаружил.

— Да, не обнаружил. Поэтому я не могу быть уверен в том, что прав. Я просто чувствую, что здесь что-то не так. Он говорит не все.

Бейли подался вперед и, глядя прямо в глаза Роуту, задал вопрос, от ответа на который зависело очень многое:

— Джо, как вы думаете, существует ли хоть небольшая вероятность того, что, несмотря на все тесты и проверки, Орлов — подсадная утка КГБ, что он надувает нас?

Роут вздохнул. Наконец-то было сказано то, что не давало ему покоя.

— Не знаю. Не думаю, но я действительно не знаю. У меня остались основания для сомнений, их немного, но они остались. Шестое чувство мне подсказывает, что он чего-то недоговаривает. И если я прав, то не могу понять, почему он так поступает.

— Постарайтесь понять, Джо. Разберитесь, — сказал Кэлвин Бейли.

Не было нужды добавлять, что если полковник Орлов в чем-то обманул своих новых хозяев, то два сотрудника ЦРУ могут навсегда распрощаться с мечтой о карьере. Бейли встал.

— Лично мне кажется, что все это — чепуха. Но в любом случае, Джо, делайте то, что считаете нужным.

Роут обнаружил Орлова в гостиной. Его подопечный лежал на кушетке и слушал любимые мелодии. Для Орлова ранчо фактически было тюрьмой, но очень комфортабельной тюрьмой, не хуже иного загородного клуба для избранных. Орлов мог не только ежедневно бегать в лесу (всегда в сопровождении четырех молодых атлетов из Квантико), к его услугам были гимнастический зал. сауна, бассейн, великолепная кухня и всегда полный бар, в который он, впрочем, заглядывал очень редко.

Уже в первые дни заключения на ранчо Орлов признался, что больше всего любит исполнителей баллад шестидесятых и начала семидесятых годов. Теперь, заходя к русскому, Роут не удивлялся, услышав Саймона, Гарфупкеля, Сикерсов или медленные слащавые песни Пресли.

В тот вечер в гостиной Орлова звучал чистый, почти детский голос Мэри Хопкин. Это была запись одной из ее некогда знаменитых песен. Орлов с довольной улыбкой спрыгнул с кушетки и показал на магнитофон.

— Нравится? Послушайте…

Роут прислушался. «Those were the days, my friend, we thought they'd never end…»

— Да, приятная мелодия, — сказал Роут, предпочитавший классический джаз… — Вы знаете, что это?

— Исполняет британская певица, не так ли?

— Нет, я не о том. Не о певице, а о мелодии. Вы думаете, что это английская песня. Может быть, что-то из «Битлз».

— Наверное, — подтвердил Роут и тоже заулыбался.

— А вот и нет, — с триумфом провозгласил Орлов. — Это старая русская песня. «Дорогой длинною да ночкой лунною». Вы не знали?

— Нет, конечно, не знал.

Лихая мелодия закончилась, и Орлов выключил магнитофон.

— Вы хотите сказать, что нам нужно еще поговорить? — спросил Орлов.

— Нет, — ответил Роут. — Я просто зашел, чтобы убедиться, что у вас все в порядке. Я собираюсь на боковую. У меня был трудный день. Между прочим, скоро мы вернемся в Англию. Дадим англичанам возможность поболтать с вами. Не возражаете?

Орлов нахмурился.

— Мы договаривались, что я буду здесь. Только здесь.

— Все в порядке, Питер. Мы несколько дней поживем на базе американских ВВС. По всем меркам мы будем еще на американской территории. Я поеду с вами и буду защищать вас от сердитых британцев.

Орлов не улыбнулся шутке, и Роут тоже посерьезнел.

— Питер, почему вы не хотите лететь в Англию? У вас есть веские основания? Которые я должен знать? Орлов пожал плечами.

— Ничего особенного, Джо. Просто шестое чувство. Чем дальше от СССР, тем в большей безопасности я себя чувствую.

— В Англии с вами ничего не случится. Даю слово. Вы ложитесь спать?

— Попозже. Еще почитаю, послушаю музыку, — ответил Орлов.

На самом деле свет в окне Орлова горел до половины второго. Когда диверсионный отряд КГБ напал на ранчо, до трех часов ночи оставалось несколько минут.

Потом Орлову рассказали, что убийцы, вооруженные мощными арбалетами, расправились с двумя часовыми на периметре ранчо, незаметно пересекли лужайку за домом и вошли в дом через кухню.

Орлов и Роут, находившиеся на втором этаже, сначала услышали доносившийся снизу треск автоматных очередей, потом кто-то стал быстро подниматься по лестнице. Орлов проснулся мгновенно, спрыгнул с кровати и уже через три секунды выглядывал в дверь, которая выходила на лестничную площадку. Ночной часовой из Квантико бежал с площадки к главной лестнице. Стоявший на ней мужчина в черном комбинезоне и черной лыжной маске выпустил короткую очередь в грудь американцу. Тот, обливаясь кровью, повис на перилах. Орлов захлопнул дверь и снова бросился в спальню.

Он знал, что окна в спальне не открываются, оттуда некуда было бежать. Не было у него и оружия. Он оглянулся: его преследовал человек в черном комбинезоне, за ним бежал американец. Орлов видел, как убийца в черном обернулся и выпустил очередь в американца, и за эти мгновения успел захлопнуть дверь.

Но передышка оказалась очень кратковременной. Секундой позже автоматной очередью замок был выбит и убийца распахнул дверь ногой. В тусклом свете ламп, горевших только в коридоре, за гостиной, Орлов видел, как профессиональный убийца из КГБ отшвырнул автомат, в котором закончились патроны, и выхватил из-за пояса пистолет Макарова. Маска скрывала лицо убийцы, но Орлов услышал русское слово и почувствовал то презрение, с которым оно было произнесено.

Мужчина в черном комбинезоне схватил пистолет двумя руками, направил его в лицо Орлову и прошипел: «Предатель!»

На ночном столике стояла тяжелая стеклянная пепельница. В отличие от большинства русских Орлов не курил, поэтому пепельница была ему, в сущности, не нужна. Орлов схватил пепельницу и бросил ее русскому убийце в голову, крикнув в ответ: «Падла!»

Пытаясь увернуться от тяжелой пепельницы, убийца сделал шаг в сторону. Это стоило ему ничтожной доли секунды, но за эту долю секунды в гостиной появился командир отряда безопасности Квантико и дважды выстрелил из тяжелого «коль-та-магнум» калибра 0, 44 дюйма в спину стоявшему в двери спальни русскому в черном комбинезоне. Прошедшие навылет пули разорвали русскому грудь, его бросило вперед, кровь брызнула на простыни и одеяло. Орлов шагнул вперед и ногой выбил пистолет из руки упавшего убийцы. Впрочем, в этом уже не было необходимости. Две пули калибра 0, 44 дюйма останавливают человека навсегда.

Кролл, командир отряда безопасности, подбежал к двери в спальню. Белый от ярости, он тяжело дышал.

— В порядке? — бросил он. Орлов кивнул. — Мы опростоволосились, — признал американец. — Их было, двое. Они убили двоих, может, еще кого-то снаружи.

Вошел Потрясенный Джо Роут, он был еще в пижаме. — Господи, Питер, я так сожалею. Надо убираться отсюда. Сейчас же. Немедленно.

— Куда мы поедем? — спросил Орлов. — Вы говорили, что это надежное место. — Он был бледен, но спокоен. — Да, очевидно, не очень надежное. Стало ненадежным. Попробуем выяснить, почему. Позднее. Одевайтесь. Соберите свои вещи. Кролл, оставайтесь здесь.

Всего в двадцати милях от ранчо находилась военная база. Из Лэнгли договорились с военным командованием. Через два часа после нападения Орлов, Роут и остатки отряда Квантико заняли целый этаж здания, в котором жили неженатые офицеры. Военная полиция оцепила все здание. Роуту даже не пришлось вести машину; вертолет высадил их на лужайке перед офицерским клубом, разбудив весь гарнизон.

Военная база была лишь временным пристанищем. В тот же день еще до заката их перевезли в другой, более надежно защищенный конспиративный дом ЦРУ в штате Кентукки.

Пока Роут, Орлов и охранники приходили в себя на военной базе, ранчо посетил Кэлвин Бейли. Ему нужно было знать все детали. Он уже поговорил с Роутом по телефону и узнал его версию событий. На ранчо он выслушал сначала Кролла, но его интересовало прежде всего мнение русского в черной лыжной маске, который ночью с пистолетом в руках стоял лицом к лицу с Орловым в спальне.

«Русский», который на самом деле был молодым офицером из «зеленых беретов», оберегал ушибленное запястье, куда пришелся удар Орлова, когда тот ногой выбивал пистолет. Он давно стер с себя искусственную кровь, снял черный комбинезон с двумя пулевыми отверстиями спереди и сбросил жилет, в который были вделаны крохотные заряды и мешочки с настоящей кровью, той, что забрызгала всю кровать.

— Ваш приговор? — спросил Бейли.

— Он не играет, — ответил офицер, владевший русским языком. — Или не играет, или ему наплевать на собственную жизнь. В чем я сомневаюсь. Большинству не наплевать.

— Он не мог вас заподозрить? — спросил Бейли.

— Нет, сэр. Я прочел это в его глазах. Он просто сражался до последнего шанса. Крепкий парень.

— Другие варианты есть? — спросил Бейли. Офицер пожал плечами.

— Есть еще только один. Если он послан к нам КГБ и если он думал, что его собираются ликвидировать свои, то он должен был крикнуть им что-нибудь, как-то предупредить их. Если он дорожит своей жизнью, то более храбрых парней я, пожалуй, не встречал.

— Думаю, — говорил Бейли Роуту позже по телефону, — мы получили ответ. С ним все в порядке, так теперь и будем считать. Попытайтесь заставить его вспомнить имена — для британцев. Вы полетите в следующий вторник на военно-пассажирском самолете. В Алконбери.

Во время опросов в их новом доме Роут снова и снова возвращался к тем скудным сведениям о советских агентах в Великобритании, которые Орлов помнил еще по работе в Первом главном управлении КГБ. Тогда он занимался Центральной и Южной Америкой, и Великобритания его мало интересовала. Орлов напрягал свою память, но смог вспомнить лишь кодовые имена агентов. Потом, к концу второго дня, что-то всплыло в его памяти.

Речь шла о каком-то гражданском чиновнике Министерства обороны на Уайтхолле. Деньги этому чиновнику всегда переводили на определенное имя в Мидленд-банк на Кройдон-хай-стрит.

— Не густо, — заметил сотрудник Службы безопасности, MI5, когда ему передали информацию Орлова. Он сидел в штаб-квартире Интеллидженс Сервис, в кабинете Тимоти Эдуардза. — Он давно мог сменить банк. Мог открыть счет на другое имя. Но мы попытаемся.

Сотрудник MI5 вернулся в Мейфер, на Керзон-стрит, и принялся за работу. Британские банки не обладают правом полной конфиденциальности, но и не дают сведения о вкладах физических лиц первому встречному. По закону, однако, они обязаны предоставлять информацию сотрудникам департамента налогов и сборов.

Департамент налогов и сборов согласился помочь Службе безопасности доверительно поговорить с директором Мидленд-банка в Кройдоне, дальнем пригороде южного Лондона. Директор работал здесь недавно, но к его услугам были все данные, хранящиеся в памяти компьютера.

Разговор вел главным образом сотрудник Службы безопасности, который сидел рядом с чиновником из департамента налогов и сборов. У пего был список всех гражданских лиц, работавших в Министерстве обороны и его филиалах в течение последних десяти лет. Поиски завершились на удивление быстро. Выяснилось, что среди клиентов банка на Кройдон-хай-стрит есть только один чиновник Министерства обороны. Вызвали сведения о счетах, этого чиновника. Оказалось, что он все еще живет неподалеку и. имеет два счета: текущий и депозитный, на который начисляется несколько больший процент.

В течение нескольких лет клиент внес на депозитный счет в общей сложности двадцать тысяч фунтов стерлингов; деньги вносил всегда он сам, всегда наличными и довольно регулярно. Этим клиентом был некий мистер Энтони Милтон-Райс.

В состоявшемся в тот же вечер на Уайтхолле совещании приняли участие генеральный директор MI5 и его заместитель, а также помощник комиссара полиции большого Лондона, ведающий особой службой (политической полицией). В Великобритании право производить аресты принадлежит только полиции, MI5 не может арестовать человека. Если Службе безопасности нужно задержать кого-то, она обращается к особой службе и предоставляет эту возможность полицейским. Совещание вел председатель объединенного разведывательного комитета. Он начал с вопросов.

— Кто такой мистер Милтон-Райс? Заместитель генерального директора MI5 заглянул в свои записи.

— Государственный чиновник второй ступени, состоит в штате снабженческого управления.

— Не очень высокая должность?

— Это так, но он имеет доступ к секретным материалам. Системам вооружения, оценкам новых видов оружия.

— М-м-м, — размышлял председатель. — Так что же вы хотите?

— Тони, — сказал генеральный директор, — дело в том, что нам почти не за что зацепиться. Только вклады в банк на его счет в течение нескольких лет. Этого недостаточно, чтобы. задержать человека, не говоря уж о возбуждении уголовного дела. Он может заявить, что всегда удачно играет на скачках и таким путем заработал эти деньги. Конечно, он может признаться. А может и не признаться.

Полицейский кивнул. Без признания подозреваемого бесполезно даже пытаться уговорить прокуратуру возбудить дело. Он. сомневался, что тот, кто донес на Милтон-Райса, появится в суде в качестве свидетеля.

— Для начала мы бы хотели установить за ним слежку, — сказал генеральный директор. — Круглосуточно, Как только он выйдет на связь с русскими, он будет у нас в руках с признанием или без лризнания.

Так и было решено. Наблюдатели из элитного отряда агентов MI5, которых все западные спецслужбы признают лучшими сыщиками в мире, по крайней мере на собственной земле, со следующего утра, когда Энтони Милтон-Райс войдет в здание Министерства обороны, установят за ним круглосуточное наблюдение.

Подобно многим служащим, имеющим постоянное место работы, Энтони Милтон-Райс был рабом привычек. По рабочим дням он выходил из своего дома в Аддискумбе точно без десяти восемь и полмили, до станции Ист-Кройдон, шел пешком. Если был сильный дождь, то он ждал автобуса. Каждый день он садился в один и тот же поезд и ехал в Лондон, до станции Виктория, потом проезжал несколько остановок на автобусе по Виктория-стрит до Парламент-сквер. Здесь Милтон-Райс выходил, пересекал Уайтхолл и исчезал в здании министерства.

На следующее утро после того совещания на Уайтхолле Милтон-Райс не изменил своим правилам. Он не обратил внимания на группу чернокожих молодых людей, севших в тот же поезд на узловой станции Норвуд. Он заметил их лишь тогда, когда они появились в его и без того переполненном вагоне. Послышались визг и вопли женщин, крики мужчин. Чернокожие подростки, решив заняться мелким грабежом и рассыпавшись по всему вагону, выхватывали у женщин сумочки, срывали с них драгоценности, у мужчин требовали бумажники, угрожая в случае неповиновения, а тем более сопротивления, ножами.

Поезд подкатил к следующей станции, и десятка два молодых бандитов с криками выскочили из вагона, перемахнули через заграждения и исчезли в улочках Кристал-пэласа. На станции остались бьющиеся в истерике женщины, потрясенные мужчины и обескураженные транспортные полицейские. Никто не был арестован, уж слишком быстрым и неожиданным оказалось нападение.

Поезд задержали, следовавшие за ним поезда тоже выбились из графика, а транспортная полиция принялась опрашивать потерпевших пассажиров. Полицейские потрясли за плечо дремавшего в углу пассажира в светло-сером плаще; пассажир медленнр сполз на пол, и из небольшой раны, нанесенной тонким стилетом прямо в сердце, потекла струйка крови. Снова раздались крики и вопли. Мистер Энтони Милтон-Райс был мертв.

Название кафе «У Ивана» как нельзя лучше подходило для встреч с русским агентом. Кафе находилось на Крондалл-стрит в Шордитче. Сэм Маккриди, как всегда, вошел в кафе вторым, хотя уже давно ждал Кипсека на улице: ведь если кто-то из них приведет за собой «хвост», то скорее всего это будет Кипсек, а не Маккриди. Поэтому Маккриди всегда приезжал на полчаса раньше, не выходя из машины, смотрел, как русский входит в кафе, и потом еще пятнадцать минут выжидал, не появится ли за русским агентом «хвост».

В кафе Маккриди взял с прилавка чашку чая и направился к стене, у которой стояли два столика. Кипсек занял угловой столик. и читал «Спортинг лайф». Маккриди развернул «Ивнинг стандарт» и тоже углубился в изучение газеты.

— Как прошла встреча с генералом Дроздовым? — тихо спросил Маккриди. Его голос тонул в обычном шуме кафе и шипении электрического самовара.

— Генерал был любезен и загадочен, — ответил русский, просматривая сведения о лошадях, участвующих а скачках, которые должны были начаться в 3 часа 30 минут в Сандауне. — Боюсь, он проверял и нас. Я узнаю точнее, если у нас вдруг появятся люди из отдела «К» или мой собственный сотрудник этого отдела станет проявлять бешеную активность.

Отдел «К» представляет собой внутреннюю службу контрразведки и безопасности КГБ, но занимается не столько шпионажем, сколько слежкой за сотрудниками других отделов КГБ и выявлением источников утечки информации.

— Вы когда-нибудь слышали об Энтони Милтон-Райсе? — спросил Макриди.

— Нет, никогда не слышал. Почему вы спрашиваете?

— Он не связан с вашей резидентурой? Гражданский чиновник Министерства обороны?

Маккриди вздохнул.

— Не знаю.

Но он был уверен, что, если только это не редчайшее совпадение, кто-то организовал и подготовил убийство. Этот кто-то знал распорядок дня Милтон-Райса, мог сообщить бандитам, в каком поезде его найти, как он выглядит… и заплатить им. Возможно, Милтон-Райс вообще не работал на русских. Тогда кому понадобилось его разоблачение? Откуда взялись лишние деньги? Или, быть может, Милтон-Райс работал на Москву, но через другую сеть, неизвестную Кипсеку, который тоже передавал свои сведения непосредственно в Первое главное управление. И генерал Дроздов только что был в Лондоне. А он был начальником отдела по работе с нелегальными агентами…

— Его выдали, — сказал Маккриди. — Продали нам. А потом убили.

— Кто его выдал? — спросил Кипсек, помешивая чай, но не имея желания пить сладкую жидкость с молоком.

Полковник Петр Орлов, — тихо ответил, Маккриди. — Ах так — чуть слышно пробормотал Кипсек. — Я должен вам кое-что пояснить. Петр Александрович Орлов был и остается верным офицером КГБ. Его предательство — такая же липа, как трехдолларовая банкнота. Он — подсадная утка, посланная специально с целью дезинформировать американцев. Он очень хорошо подготовлен и в своем деле исключительно хорош. Теперь, размышлял Маккриди, у нас возникнут проблемы.