"Олег Геннадьевич Игнатьев. Магия крови " - читать интересную книгу автора

семейной ссоре: кто-то должен уступить. Взять чужую вину на себя.
Климов возразил:
- Что хорошо в семейной жизни, не совсем подходит для общественной.
Мало того, как вы сами должны понимать, ваше умолчание делает вас как бы
соучастником кражи. Понимаете?
- Слова! - вяло махнул Задереев. - Тот, кто меня обворовал, плебей.
Унес шапку, куртку, семь видеокассет, а того не понял, идиот, что за вот эту
махонькую статуэтку, - он поднялся из кресла и вынул из книжного шкафа
изящную фигурку китаянки, нюхающей цветок, - любой советский толстосум
отвалит уйму денег. Это же конец семнадцатого века, уникальная вещь, школа
семи мастеров! Я уже не говорю о том, что украшала она спальню одного из
полководцев маньчжурской династии Цин.
- Такая старинная вещь?
- О! Тот, кто понимает...
Задереев не договорил и нежно прижал фарфоровую китаянку к покрасневшей
от волнения щеке.
- Какое чудо!
Он еще немножко понянчил у себя в руках восхитительную статуэтку и так
же бережно, как прижимал к щеке, поставил в нишу книжного шкафа.
Климову показалось, что хозяин в ослепительном своем костюме на
какое-то мгновение внезапно превратился в старца, в скупердяя и подагрика с
трясущейся плешивой головой.
Когда он вернулся в кресло и посмотрел своими увлажнившимися
умилительно блестевшими глазами, дескать, понимаете, о чем я говорю, на
Климова, тот счел неприличным выпытывать подробности о том, как и откуда
статуэтка очутилась в этом доме. Да у него, откровенно говоря, и времени
особо не было на экскурсы в историю. Он только спросил Задереева, что тот
думает о Звягинцевых, о соседях по лестничной площадке, которые были
ограблены пять дней назад, ровно через двое суток после Задереева.
- Два сапога пара, - пренебрежительно ответил знаток древностей и снова
стал похож на говорящего манекена. - Растяпы. У самой у нее маниакальная
страсть чистить зубы и иметь массу полотенец: для рук, для лица, для ушей,
для... не будем уточнять чего, махровые - для родственников, марлевые - для
гостей... Когда к ним ни зайди, все время генеральная уборка. Страхолюдина,
а мнит себя гранд-дамой. Отец ее - побочный сын Лаврентия...
- Берии? - изумился Климов.
- А то кого же? Любил, пройдоха, комсомолок.
- Вы хотите сказать...
- Да, - не дал ему договорить Задереев. - Все женщины живут обидой. Моя
дура тоже.
- В каком смысле?
- А в таком. Будь сейчас у власти кто-нибудь из той когорты, из
эмгэбэшной элиты, Звягинцева бы напомнила кое-кому, кто ее папочке дал вид
на жительство. А так шипит, как кобра, на людей и жалит мужа. Впрочем, так
ему и надо, размазне. Другой бы давно послал ее подальше, а этот нет... Он,
видите ли, верный муж и семьянин. А я гуляка, бонвиван, повеса... Да! Живу и
радуюсь, не пропадать же деньгам попусту. Ведь кто такие мы, мужчины? -
нарочито ироничным тоном спросил он Климова. - Выгодные приживалы,
безобидные авантюристы. Выгорит - хорошо, не выгорит - еще лучше. Никто не
вечен под женой. - Он неожиданно подмигнул и так по-свойски растянул свой