"Наталья Игнатова. Волчья верность" - читать интересную книгу автора

- Какая жалость, - пробормотал Тир, щелкнув золотым замочком.
Внутри действительно была не гадюка. По синему бархату извивалась
тонкой работы золотая цепочка с медальоном, с которого улыбался
обаятельнейший чертенок в летном шлеме со сдвинутыми на лоб очками.
Тир, даже если бы хотел, не смог сохранить серьезность, увидев эту
улыбку.
Короткие чертячьи рожки торчали сквозь специальные вырезы в шлеме, а
длинный чертячий хвост залихватски выгибался, демонстрируя гордость духа и
силу характера. Н-ну, по крайней мере, Тир именно эти слова подобрал для
определения выраженных изгибом хвоста эмоций, хотя, пожалуй, "имел я всех в
виду" подошло бы гораздо лучше.
- Нравится, - с удовольствием констатировала Хильда.
- Спасибо, - сказал Тир.
И с изумлением понял, что утратил контроль над ситуацией и не может
выстроить правильную схему слов и поступков. Хильда застала его врасплох...
теперь, кроме "спасибо", в голову ничего не шло, а, главное, отстраниться,
проанализировать свое поведение не получалось - мешала растерянность и, да,
благодарность. Тир попытался собраться, придавить эмоции, но Хильда вынула
чертенка из шкатулки и надела ему на шею.
- Носи, - велела она. - Не снимай. Он заговоренный.
И поцеловала.
Его целовали десятки разных женщин. Многие - гораздо красивее Хильды.
Так что, по всем правилам, он не должен был испытать ничего нового. Уж точно
не должен был испытать шок...
- Бог не хранит тебя, - прошептала Хильда уже без намека на веселье, -
пусть хоть дьявол побережет. Обещай, что будешь всегда носить его, Тир,
ладно?
- Ладно, - легко сказал Тир. - Обещаю.

Старогвардейцы вернулись из Акигардама в Вальден, в столицу, предвкушая
аж семь выходных дней. Умотались все, как черти перед Рождеством. Паршивая
работа доставалась им последние полтора месяца. Они уничтожали пилотов,
едва-едва успевших встать на крыло, и Старая Гвардия медленно, но необратимо
начала попадать в зависимость от посмертных даров.
Тир уже десять лет делился со старогвардейцами запасом жизней, но все
эти годы он отдавал посмертные дары с тем, чтобы они сразу израсходовались:
отвели неизбежный удар, залечили раны, сняли последствия перегрузок. Сейчас
Старая Гвардия летала в условиях, где им не грозило ничего или почти ничего.
Тир отнимал посмертные дары, делал запас, но - как и на Земле - он не мог
забрать себе все до капли. Что-то, какие-то крохи, доставались тем, кто
летал вместе с ним. Крохи чужих жизней, самого сильного и сладостного
наркотика из всех, доступных людям или богам.
Тир не знал, как остановить процесс привыкания. Не забирать посмертные
дары? Он попытался - честно попытался, благо успел приобрести изрядный навык
бессмысленных, пустых убийств. Но получилось еще хуже. Поступаться
собственными интересами ради непонятно даже чего - не то чужого душевного
спокойствия, не то чужой совести - это было настолько противоестественно,
что помешало летать.
В небо нужно подниматься с чистым сердцем и ясными мыслями. А
уверенность в том, что люди, с которыми ты делишь небо, мешают тебе жить, уж