"Наталья Игнатова. Охотник за смертью" - читать интересную книгу автора

связывала их братская любовь - уж на то, как могут ненавидеть друг друга
братья, Орнольф за свою жизнь насмотрелся досыта, - но обязательства и кровь
были сильнее любых чувств, не важно, добрых или злых.
И уже не нужно было спрашивать у Сина, зачем нужны такие Гвинн Брэйрэ,
как Жирный Пес, зачем нужны такие Гвинн Брэйрэ, как песья свора? Нужны.
Чтобы убивать там, где остановится в нерешительности Паук, где не поднимется
рука Молота Данов.
И еще с легкой усмешкой смотрел Орнольф на маленького слепца,
скользящего своей легкой походкой к тому будущему, которое готовили ему
наставники Ниэв Эйд, на маленького самоуверенного бойца, твердо знающего,
что он сам выбирает свою дорогу. Из него делали правителя, из упрямого
калеки со скверным характером и колючей душой осторожно и мягко, опытной
рукой скульптора удаляя все наносное, ваяли конунга, кунигаса... князя.
В своих землях Хельг будет зваться Старейшим. Но Син смотрел дальше, далеко
вперед видели его бесстрастные узкие глаза, и Орнольф, который мало кого
боялся, не решился бы спросить у старшего наставника, какое же будущее видит
он для Паука? И еще... что случалось с прежними бессмертными правителями,
точно так же искусно и безошибочно созданными в Ниэв Эйд? Ведь Эйни не был
первым учеником Сина. Что бы ни болтали об этом, старший наставник не зря
назывался наставником.
А Хельг уже водил свою стаю. Черноголовая птица-синица, он держал в
когтях таких коршунов, с которыми Орнольф в его годы остерегся бы
связываться.

- Наставник Син еще помнит времена, когда правителей считали богами, -
заметил Хельг однажды, - может, кто-то из них и был Гвинн Брэйрэ, только на
каждого нашлось свое оружие. Он думает, что на меня - не найдется. Что
паутина - достаточная защита и от людей, и от фейри. А еще он говорит, что
во мне слишком много человечности. Все еще слишком много... Дигр справился
бы лучше меня. Ты знаешь, что из него тоже хотели сделать правителя? Он
жадный, как я, но он еще и хитрый.
- И подлый, - машинально добавил Орнольф, изумленный услышанным.
- И подлый, - согласился Хельг. - Подлость, рыжий, это хорошо. А мы с
тобой...
Договаривать он не стал. Только фыркнул досадливо.

Это было в то лето, когда Орнольф в первый раз заехал к ним в гости.
В гости к Хельгу, по которому успевал соскучиться за месяц-полтора. В гости
к Оржелису, суровому тридцатилетнему конунгу, с первой встречи принявшему
Орнольфа, как равный равного. В гости к Жилейне... Ей исполнилось тринадцать
в тот год. И ворожбой ли своей, неуловимой, как паутина Хельга, или
нелюдской, непостижимой красотой, а может, искренней и беззаветной
влюбленностью девчонки во взрослого, но Жилейне стала единственной женщиной,
заставившей Орнольфа изменить Хапте.
Да и было ли то изменой? Или вспышкой головокружительной влюбленности,
короткой, как цветение яблонь, столь же прекрасной и хрупкой и такой же
невинной, как белые прозрачные цветы? Помешательство? Да, но сладкое. Любовь
эта таила в себе страх, походила на отравленный мед, и слишком скоро Орнольф
понял, в чем причина страха, разобрал вкус яда и отстранился, едва пригубив
отраву.