"Магсуд Ибрагимбеков. Кто поедет в Трускавец" - читать интересную книгу автора

внима-ние и интерес людей. Через несколько минут без видимых уси-лий я
узнал, как их зовут, и номер телефона, по которому их можно вызвать в дни
дежурства и по которому я, возможно, когда-нибудь бы их вызвал, если не
постарался бы тут же за-быть этот номер, чтобы зря не загружать память. Мы
поболтали славненько, а выражение лица у них при этом уже было такое, словно
сидят они вечером где-то в летнем лесу на берегу уснув-шей реки у
потрескивающего костра, и кто-то очень приятный и обаятельный играет на
гитаре и поет песни Окуджавы или Вы-соцкого.

А больные, сидящие у дверей во врачебные кабинеты на стульях,
соединенных в длинные жесткие конструкции, смотрели на нас по-разному -
усмехаясь или с завистью, в целом же неодобрительно и с досадой. А ведь
разговор у регистратуры мог показаться пустым и бесполезным только человеку
поверх-ностному и не сведущему в деле, приведшем меня в поликлини-ку. Для
меня же этот разговор был увертюрой, настраивающей и способствующей
перемещению сознания в другую реальность, массажем и разминкой боксера перед
выходом на ярко освещен-ный ринг, полосканием горла и распеванием за минуту
до пер-вого аккорда аккомпаниатора на концерте с вывешенным ан-шлагом. И это
не преувеличение, потому что недостойно настоящего артиста-профессионала
делить свои выступления на важные и менее, относиться небрежно к состоянию
формы и позволить себе хоть один срыв, пусть самый мелкий... А ведь я тоже
нуждаюсь в настрое, если хотите - во вдохновении, таин-ственном и
прекрасном вдохновении, охватывающем все суще-ство человека, ибо во мне тоже
бьется творческое начало, и дар, которым оделила меня природа еще с детских
лет, 'ничуть не беднее, чем талант певца, шахматиста или математика. Но об
этом потом...
За минуту до того, как разговор стал иссякать (кроме меня, разумеется,
этого никто не почувствовал), я попросил своих де-виц из регистратуры
отыскать мою карточку и отправить ее терапевту. Попросил в той же
тональности, в какой прошла вся беседа, попросил так, что перехода они не
заметили, - словом, попросил ласковым голосом свою приятельницу негромко
сыграть что-нибудь на рояле, ну хотя бы "Вальс для Наташи", налил себе
полрюмки коньяку и погасил еще одну свечу из последних двух.
Карточку они стали искать одновременно, иначе и быть не могло, потому
что каждая из них была уверена, что я попросил ее, только ее! И они играли,
вкладывая в этот вальс всю нера-страченную энергию, которая накапливается в
душе и теле мо-лоденькой девушки, целый день снующей между унылыми шкафами
до потолка с полками, на которых, выстроившись в бесконечно длинные ряды,
лежат карточки-тетради, на чьих страницах невозможно, сколько ни ищи, ничего
найти о человеке другого, кроме подробных описаний почти всех болезней (во
все времена 'его существования). Болезней, причиняющих человеку муки
физические или стыд, лишающих его разума или вызываю-щих отвращение
окружающих, уносящих силу и красоту.
Умный - не умный, личность - не личность, тупица или гений - ни
слова в этих карточках об этом. Есть над чем поду-мать любителям-знатокам.
Человек перенес недавно микроин-фаркт, 'два года назад поставил две коронки,
в детстве болел дифтеритом, коклюшем. Всего три вопроса: кто он по
профес-сии? Счастлив ли? И, наконец, талантлив ли? За каждый пра-вильный
ответ три балла!
Плоскостопие или близорукость, кариес или аппендицит, камни в почках