"Жизнь замечательных Блондей" - читать интересную книгу автора (Измайлова Кира)

Светлого мая привет

Людвигу Вольту, главе энергосистемы Амои, помимо его вошедшего в историю занудства, всегда была присуща некоторая замкнутость. Большинство окружающих считало, что замкнутость эта проистекает от полной Людвиговой бесчувственности, но мнение это не вполне соответствовало истине. Разумеется, как большинство Блонди, он был крайне скуп на эмоциональные проявления, однако вовсе уж бесчувственным бревном считаться не мог. Просто Людвиг Вольт не считал нужным посвящать посторонних в собственные переживания и уж тем более выносить эти самые переживания на всеобщее обозрение.

Так что кое-какие чувства и переживания у Людвига Вольта всё же имелись, только так глубоко запрятанные и настолько хорошо скрываемые, что он и сам порой забывал об их существовании. А иногда вспоминал. Вот как сейчас…

А сейчас Людвиг Вольт восседал в своем любимом кресле у себя дома и разглядывал своё самое главное сокровище. Нет, не миниатюрную действующую модель термоядерного реактора, как порой шутили его коллеги, вовсе нет… Главным сокровищем Людвига Вольта, как эти ни странно, были цветы. Он всегда любил цветы, но только не те неприхотливые фикусы и монстеры с их картонными ярко-зелеными листьями, которыми многие любили украшать свои дома, а цветы – цветущие. И опять-таки не дорогие, но всё-таки доступные даже здесь, на Амои розы, лилии или хризантемы. Нет. Людвиг Вольт любил цветы очень редкие, настолько редкие, что и сам-то он видел их всего раз в жизни. Цветы эти назывались – ландыши.

Людвиг и сам уже не помнил, где увидел их. Наверно, на каком-нибудь приеме у прежнего Первого Консула… Людвиг подавил вздох: Кристиан Норт – это не Ясон Минк, который, помнится, порой закатывал такие празднества, что Людвига оторопь брала. Кристиан же прижимист (если не сказать скуп), и уж корзин с живыми цветами, доставленными за полгалактики, вы у него на банкетном столе не увидите. В лучшем случае, это будут растения, выращенные в местных лабораториях, а ведь это не то, совсем не то!

Так вот, с давних пор у Людвига сохранился букетик ландышей. Цветы высохли и потеряли первоначальную окраску, став желтоватыми, словно очень старая бумага, и уж тем более давным-давно утратили свой неповторимый аромат… Никакие другие цветы не пахнут так, как ландыши. Но даже профессионально цепкая память Людвига сохранила лишь тень того аромата – слишком много лет минуло с тех пор…

Больше он никогда не видел живых ландышей – доставлять их с других планет было чересчур дорого, а на Амои их не выращивали. Конечно, Людвиг понимал, что можно пойти к тому же Раулю Аму – он не откажет в просьбе и наверняка сумеет вырастить эти цветы, но… Людвиг никогда ни у кого не одалживался. Он ненавидел просить кого бы то ни было о чем бы то ни было для себя лично. Дурацкий принцип. Основополагающий принцип его жизни.

Высохший букетик покоился под стеклянным колпаком, и прислуге под страхом смерти было запрещено прикасаться к нему. Людвиг и сам на это не осмеливался – цветы стали так хрупки, что от малейшего прикосновения могли попросту разлететься в пыль.

В последние годы Людвиг всё реже вспоминал об этом букетике, хотя по-прежнему носил свой любимый зажим для туники, выполненный как раз в виде ландыша, только роль цветков играли крупные жемчужины, украшенные алмазной крошкой. А вот теперь вдруг вспомнил. Почему? Он знал ответ, только не хотел себе в этом признаваться.

Почему… потому что жизнь его похожа на этот самый иссохший букетик ландышей – прикоснись, и он рассыплется в пыль. Всё, что существует – лишь видимость, лишь форма, лишенная содержания…

Странные мысли порой закрадывались во всегда такую разумную голову Людвига Вольта. Очень, очень странные. И страшные…

Людвиг чувствовал, что доживает отпущенный ему век. Именно так. Да, конечно, он отличный специалист, он почти гений в своей области, но… Он самый старший из всех, кто входит в состав нынешнего высшего руководства, он пережил двух Первых Консулов. Сколько времени ему ещё отпущено?.

Порой Людвиг пристально вглядывался в собственное отражение в зеркале. Не с тревогой, нет. Он всего лишь констатировал факты. Да… вот как сейчас. Стали заметны легкие морщинки в уголках глаз, и во взгляде нет уже того живого огонька, что присущ молодым, любопытным и жадным до жизни. Людвиг встряхнул белокурыми волосами, снова вгляделся в своё отражение, чуть наклонив голову. Конечно, седины пока не заметно, да и не факт, что она вообще появится, но… Он стареет, и это очевидно не только для него самого.

Интересно, что с ним будет, когда Юпитер решит заменить его более молодым коллегой? Пустят ли его в расход сразу, или конец будет отсрочен на несколько лет, если он будет переведен куда-нибудь на периферию? В конце концов, опыт его бесценен, и его вполне можно использовать для обучения молодых специалистов.

Но, собственно, приближение отставки, а вслед за тем и близкая смерть не слишком тревожили Людвига Вольта. Он принимал это, как должное. В конце концов, прожил он немало. Вот только… что он видел в этой жизни?

Обращаясь к себе самому с этим вопросом, Людвиг с пугающей отчетливостью осознавал – его жизнь, в общем-то, совершенно ничем не отличается от десятков других таких же жизней Блонди. Да, он сделал отличную карьеру… и только-то? Тоже мне, великое достижение!

Он любил свою работу, был искренне предан ей, и свою область знал досконально. Ему было уютно со всеми этими турбинами и реакторами, линиями электропередачи и магнитными ловушками для плазмы, термоядерным синтезом и прочими процессами, о которых другие имели крайне смутное представление. Он бывал счастлив, когда получалось заставить строптивый механизм работать или удавалось запустить сложную процедуру. С ранней юности он занимался своей энергетикой и только ею, потому что больше его ничто не интересовало. И средства финансирования из Первого Консула он выбивал с такой маниакальной настойчивостью не потому, что ему хотелось заполучить новую игрушку, а потому, что он действительно пытался сделать эту планету более удобной для жизни, а как это осуществить, не имея под рукой достаточного резерва мощности?

Людвиг Вольт мог бы даже претендовать на место Первого Консула, если бы не чересчур узкая специализация. Другое дело, что политическая карьера его не очень-то привлекала. К тому же Людвиг не обладал той своеобразной гибкостью мышления и изворотливостью, что присущи прирожденным политикам и дипломатам.

И всё же… С точки зрения своей полезности обществу Людвиг Вольт прожил свою жизнь не зря. Совсем не зря. Не каждому удалось бы сделать столько для Амои, окажись он на месте нынешнего главы энергосистемы.

А что касается смысла… Имела ли жизнь Людвига Вольта смысл, если рассматривать её не только с утилитарной точки зрения? Есть ли ему что вспомнить, о чем пожалеть, что забыть? Пожалуй…

Пожалуй, нет.

Мысль эта с неожиданной четкостью возникла в сознании Людвига Вольта и покидать его явно не намеревалась. И именно поэтому, ощущая странную, непривычную пустоту в душе, Людвиг Вольт сидел, мрачно созерцая высохший букетик ландышей под стеклянным колпаком – единственное его приятное воспоминание, не связанное с профессиональной деятельностью, – и пытался разобраться в самом себе.

У него никогда не было друзей. Это не редкость для Блонди, но всё же у каждого есть хотя бы более-менее близкий приятель, с которым можно поделиться какими-то мыслями. Людвиг Вольт был одиночкой, но никогда не страдал от этого… до сих пор.

А ещё Людвиг Вольт никогда ничего не видел в своей жизни, кроме пустынной планеты под названием Амои. Конечно, он любил её, любил величественную Танагуру, но… Чего-то не хватало. Да, он бывал ещё на соседних планетах той же звездной системы, но они ничем не смогли поразить его. Те же мегаполисы, те же людские толпы… то же тускло-оранжевое небо.

Раньше он этого не понимал. Раньше он об этом просто не думал. В юности он стремился лишь стать лучшим, сделать карьеру и занять высокий пост. Ему просто некогда было заниматься посторонними вещами. Потом, когда он был назначен главой энергосистемы Амои, ему тем более стало не до развлечений. А теперь, когда до отставки остались считанные годы, а может быть, и месяцы, он почему-то задумался над этим. И понял, что хочет перемен…

Нет, не глобальных перемен. Для этого уже слишком поздно, да и зачем? Людвиг Вольт внезапно с удивительной ясностью осознал, что ему впервые в жизни хочется увидеть что-нибудь… Что-нибудь… иное. Что-нибудь, что могло бы затронуть его душу. Но вот что?

Ответ пришел неожиданно, как и всё, что случалось сегодня с Людвигом. Он понял, что хочет хотя бы раз в жизни увидеть Старую Землю. Ту самую, где, по легендам, зародилось человечество. Где были построены первые межзвездные корабли. И где растут ландыши. Скоро там наступит май…

…У него должно быть что-то, вспомнив о чем, он мог бы сказать, что прожил свою жизнь не зря. Хотя бы одно воспоминание, которое заполнит эту странную пустоту в его душе…

Людвиг принял решение с поистине олимпийским спокойствием. Он вообще не склонен был к колебаниям и душевной слабости, и, решив что-то, уже не отступался, пока не получал желаемого или не убеждался, что получить это невозможно. Итак, он должен отправиться на Старую Землю. До неё почти две недели пути. Две недели. И это только в один конец.

Людвиг понимал, что если Юпитер отправит его в отставку, времени у него уже не останется. Значит, действовать нужно быстро. Конечно, если сперва он будет переведен на периферию, то… То у него уже не будет достаточных полномочий и связей, чтобы осуществить задуманное. Стало быть, действовать нужно не просто быстро – немедленно! Но кто же отпустит главу энергосистемы на несколько недель без веской на то причины? Людвиг прекрасно осознавал, что аргументировать своё желание хоть сколько-нибудь правдоподобно он не сможет. Добро бы он летел на какую-нибудь промышленно развитую планету, чтобы лично заключить контракт или попытаться выкупить новую технологию, но Старая Земля!… Она ведь уже много десятилетий считается планетой-заповедником. Нечего там делать Людвигу Вольту, абсолютно нечего…

И Людвиг понял, что официальные пути для него заказаны. А значит, придется делать то, что он делать ненавидел. Использовать свои связи и влияние. Просить. Возможно, унижаться. Но какое это теперь имеет значение?

На душе у него стало до странного легко и спокойно. Казалось бы – он всего лишь принял безоговорочное решение, как поступал множество раз, но… Теперь всё было по-другому.

Людвиг, поднявшись с кресла, подошел к вычурному секретеру, на котором покоилось его главное сокровище. Поднял стеклянный колпак и безо всякого опасения прикоснулся к хрупкому букетику. Как и следовало ожидать, иссохшие стебли рассыпались в пыль, но Людвиг отчего-то совсем не огорчился…

…Когда в его кабинет без приглашения ворвался Людвиг Вольт, Кристиан Норт едва сдержал жалобный стон. Вот уж кого-кого, а Людвига он предпочел бы видеть как можно реже! Ещё одной электростанции бюджет просто не выдержит…

– Что это? – недоуменно спросил Кристиан, когда ему на стол лег листок бумаги, и приготовился защищаться до последнего. – Людвиг, сейчас у нас попросту нет средств на финансирование твоего очередного проекта! Я понимаю, нам очень нужны дополнительные мощности, но и ты пойми, я не могу делать деньги из воздуха!

– Это не проект, – лаконично произнес Людвиг.

– А что же? – удивился Кристиан.

– Моё прошение об отпуске, – всё так же коротко ответил Людвиг.

– Об отпуске?! – не поверил своим ушам Кристиан.

– Я прекрасно знаю, что отпуск нам не полагается, – с пугающим спокойствием сказал Людвиг. – Мне всё равно, каким образом будет объяснено моё отсутствие: командировкой ли, чем-то ещё… Собственно, я даже не прошу тебя ни о чем. Я просто ставлю тебя в известность. Сегодня вечером меня уже не будет на Амои.

С этими словами Людвиг развернулся и покинул кабинет Кристиана, оставив последнего в состоянии некоторого оцепенения. «Юпитер! – пронеслось у него в голове. – Ну что же это такое?! Создается впечатление, что весь высший аппарат управления рехнулся всем скопом! И я в том числе…»

Что правда, то правда. В последнее время у Кристиана просто руки чесались устроить кому-нибудь из подчиненных хорошую взбучку. Второй Консул частенько доводил Кристиана до бешенства отсутствующим видом и ответами невпопад, а заместитель Рауля, Алан Грасс – восторженным взглядом, полным немого обожания и адресованным всё тому же Раулю.

Эмиль Кан и Вернер Дирк, последние несколько недель планомерно доводившие обитателей Эоса до нервного срыва своими бесконечными скандалами, как-то внезапно успокоились. Это Кристиана опять-таки нервировало, поскольку было непонятно, а во всем непонятном он чувствовал угрозу. Правда, только накануне Кристиан с большим облегчением застал парочку заклятых друзей за очередной ссорой и немного успокоился. Если бы только Вернер не таскал на плече эту чертову крысу! Собственно, из-за этого животного и разгорелась ссора: Эмиль на повышенных тонах требовал, чтобы Вернер прекратил звать зверька Эммой, а тот упорно продолжал поступать по-своему и выглядел при этом довольным донельзя!

Себастьян Крей… ну, этот вообще был в своем репертуаре! Чего стоила одна его последняя выходка! Проклятый начальник транспортной системы почти за бесценок на корню скупил принадлежавшую Федерации мега-компанию «Алюминиум Инкорпорейтед», чем полностью обрушил рынок ценных бумаг. Скандал при этом разразился неописуемый, и ведь именно Кристиану пришлось улаживать всевозможные дипломатические осложнения, в то время как Себастьян отсиживался у себя в космопорте и, как подозревал Кристиан, вовсю отмечал удачное приобретение. И, хотя приобретение было и в самом деле весьма и весьма удачным, Кристиан после тесного общения с разъяренными представителями Федерации Себастьяна даже видеть не мог.

А теперь ещё и Людвиг! Вот уж от кого Кристиан не ожидал ничего подобного! Всегда спокойный, уравновешенный, даже чересчур холодный Людвиг… И вдруг – на тебе! Отпуск ему понадобился!

Прекрасно понимая, что такого упёртого индивидуума, как Людвиг Вольт, ему никогда в жизни не переспорить, Кристиан с тяжелым вздохом придвинул кресло поближе к столу и принялся выдумывать, куда бы «отправить Людвига в командировку» на ближайшие месяц-полтора. Да притом так, чтобы Юпитер ничего не заметила. Впрочем, Юпитер – всего лишь компьютер, искусственный интеллект, хотя и очень сложный, а потому не всегда способна понять логику ею же сотворенных созданий. Одним словом, Кристиану в скором времени удалось состряпать вполне убедительное объяснение причин отсутствия Людвига Вольта на рабочем месте в течение столь длительного времени. Здесь Первому Консулу пришел на помощь опыт общения с Себастьяном Креем, гением по части совершенно неправдоподобных, но в то же время абсолютно непроверяемых объяснений. Некоторые его объяснительные записки Кристиан хранил, как истинные шедевры мысли.

…Людвиг Вольт вернулся на Амои ровно через шесть недель, как и обещал. Внешне он ничуть не изменился, но вот о том, что произошло у него в душе за эти недели, знал только он один.

– Хорошо выглядишь, Людвиг, – сказал ему попавшийся по пути Себастьян Крей после обычного приветствия. – Отдых пошел тебе на пользу.

Людвиг, несколько неприятно удивленный такой осведомленностью, поспешил распрощаться, а Себастьян проводил его долгим взглядом, усмехнулся и отправился своей дорогой. Он находил некое особое удовольствие в том, чтобы знать больше других, даже если не выпадало случая пустить эти сведения в ход.

…Увидев на пороге Людвига с довольно объемистой папкой в руках, Кристиан невольно схватился за голову и застонал. Именно в таких папках Людвиг приносил обычно сметы затрат на новые проекты. Так Людвиг что, уезжал, чтобы спокойно поработать вдали от повседневной суеты? Вот не было печали!

– Добрый вечер, Кристиан, – вполне дружелюбно произнес Людвиг.

– Добрый вечер, – обреченно отозвался Кристиан. Ему почудилось что-то новое в привычно холодных серо-голубых глазах главного «рубильника» Амои, и он никак не мог понять, что же именно. – Людвиг, если ты опять по поводу электростанции в Мидасе…

Людвиг, не слушая, прошел к окну и решительно распахнул створки.

– Душно у тебя, – пояснил он свои действия пытающемуся собрать разлетевшиеся от ворвавшегося в кабинет ветра документы Кристиану. – Что ты там говоришь?

– Я говорю, нет у нас средств на эту твою электростанцию! – вспылили Кристиан. – Или тебе опять инопланетного инвестора подавай?

Кристиан передернулся от неприятных воспоминаний.

– Станция?… – переспросил Людвиг, вглядываясь в ночной город. – Нет, пожалуй, в Мидасе не стоит строить ещё одну станцию… Она испортит линию горизонта.

– А?… – Кристиан решил, что ослышался.

– Посмотри, как красиво, – пригласил Людвиг.

Кристиан нехотя подошел к окну, вгляделся в огни ночного города, в причудливую линию небоскребов, отчетливо вырисовывающуюся на темном бархатном небе.

– Красиво, – согласился он. – Значит, не будем строить?

– Не здесь, во всяком случае, – до странного легкомысленно ответил Людвиг. «Да что это с ним? – изумился Кристиан. – Влюбился, что ли? Гм… Людвиг?! Влюбился?! Гм…» – И вот ещё что, Кристиан. Спасибо.

– За что? – удивился Первый Консул.

– За то, что отпустил меня, – просто ответил Людвиг. – Мне было необходимо побывать… там, чтобы понять, что я прожил жизнь не зря. Теперь можно и в отставку.

Он усмехнулся немного грустно, а окончательно переставший что бы то ни было соображать Кристиан резко ответил:

– Какая ещё отставка, о чем ты, Людвиг? Я, черт тебя подери, состряпал такую объяснительную для Юпитер… – Кристиан умолчал о том, что ему всё же пришлось обратиться за помощью в сочинении сего документа к Себастьяну. – Юпитер оценила твоё служебное рвение и… короче, еще лет этак двадцать тебе об отставке думать не приходится!

– Ну и отлично! – усмехнулся Людвиг. – Кстати, ты не знаешь, Рауль ещё в своих лабораториях?

– Скорее всего, – желчно ответил Кристиан. Рауль и так вечно пропадал в лабораториях, да что там, он со своим заместителем сутками оттуда не выходил! – А зачем он тебе?

– Я ему кое-что привез, – ответил Людвиг. – Скажем так, новую… культуру. Да. Что-то вроде того. Пойду отнесу, пускай выращивает. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – несколько обескураженно ответил Кристиан, провожая взглядом Людвига, и добавил вполголоса: – Подменили тебя, что ли?

И только несколько минут спустя Кристиан понял, что за странный аромат витает в его кабинете. Понял и вспомнил – к тунике Людвига была приколота не обычная жемчужная брошь, а букетик живых ландышей…