"Гарри Поттер и Орден Феникса" - читать интересную книгу автора (Роулинг Джоан Кэтлин)

Глава 11. Новая песня Распределяющей шляпы

Гарри не хотел сообщать остальным, что у него с Полумной одна и та же галлюцинация, если это действительно была галлюцинация. Поэтому, заняв свое место в карете и захлопнув за собой дверь, он уже не говорил о лошадях. Однако он невольно то и дело поглядывал в окно на темные лошадиные фигуры.

— Все видели эту Граббли-Дерг? — спросила Джинни. — Что она, интересно, тут делает? Ведь не мог же Хагрид уйти из школы, правда?

— Я была бы рада, если бы он ушел, — сказала Полумна. — По-моему, он не ахти какой учитель.

— Он отличный учитель! — хором возразили рассерженные Гарри, Рон и Джинни.

Гарри посмотрел на Гермиону. Она кашлянула и быстро сказала:

— Да... он очень хороший.

— А мы в Когтевране считаем, что на него без смеха нельзя смотреть, — не смутившись, сказала Полумна.

— Значит, у вас погано с чувством юмора! — рявкнул Рон. Карета тем временем, скрипя колесами, поехала.

Полумну грубость Рона, казалось, не обеспокоила нисколько. Мало того — она некоторое время равнодушно смотрела на него, как смотрят не слишком интересную телепередачу.

Громыхая и покачиваясь, кареты цепочкой двигались по дороге. Когда их экипаж между двумя высокими колоннами, увенчанными фигурами крылатых вепрей, въезжал на территорию школы, Гарри прильнул к окну, надеясь увидеть огонек в хижине Хагрида на краю Запретного леса. Но на всей территории было совершенно темно. Замок Хогвартс между тем нависал все ближе — могучая громада башен, угольно-черная на фоне темного неба. Яркими прямоугольниками в ней там и сям светились окна.

У каменных ступеней, ведущих к дубовым входным дверям замка, кареты с лязгом остановились. Гарри вышел из экипажа первым. Он повернулся и опять стал искать глазами свет в домике на опушке леса, но там не было никаких признаков жизни. Боясь расстаться с призрачной надеждой на то, что лошади ему померещились, Гарри неохотно перевел взгляд на кареты и, конечно, снова увидел эти странные скелетоподобные существа. Они тихо стояли, овеваемые прохладным вечерним воздухом, и таращили пустые белые глаза.

Гарри и раньше видел однажды такое, чего Рон не видел, но то было отражение в зеркале — нечто куда менее материальное, чем сотня здоровенных тварей, достаточно сильных, чтобы везти тяжелые кареты. Если верить Полумне, они всякий раз их везли, но были невидимы. Почему же он, Гарри, вдруг их увидел? И почему Рон — нет?

— Идешь ты или нет? — прозвучал рядом голос Рона.

— А... да, — быстро сказал Гарри, и они влились в толпу, торопливо поднимающуюся к дверям по каменной лестнице.

Вестибюль был ярко освещен факелами, и шаги учеников по мощенному каменными плитами полу отдавались в нем эхом. Все двигались направо, к двустворчатой двери, которая вела в Большой зал. Предстоял пир по случаю начала учебного года.

В Большом зале школьники рассаживались по факультетам за четыре длинных стола. Вверху простирался беззвездный черный потолок, неотличимый от неба, которое можно было видеть сквозь высокие окна. Вдоль столов в воздухе плавали свечи, освещая серебристых призраков, во множестве сновавших по залу, и учеников, которые оживленно переговаривались, обменивались летними новостями, выкрикивали приветствия друзьям с других факультетов, разглядывали друг у друга новые мантии и фасоны стрижки. И опять Гарри заметил, что, когда он идет мимо, некоторые наклоняются друг к другу и перешептываются. Он стиснул зубы и постарался вести себя так, словно ничего не замечает и ему ни до чего нет дела.

Полумна отделилась от них и отправилась за стол Когтеврана. Едва они дошли до стола Гриффиндора, как Джинни позвали друзья-четверокурсники, и она села с ними. Гарри, Рон, Гермиона и Невилл нашли себе четыре места подряд у середины стола. По одну сторону от них сидел Почти Безголовый Ник, факультетский призрак Гриффиндора, по другую — Парвати Патил и Лаванда Браун, которые поздоровались с Гарри как-то нарочито беззаботно и дружелюбно, не оставив у него сомнений в том, что перестали перемывать ему косточки лишь мгновение назад. Впрочем, у него на уме были более важные вещи: через головы учеников он смотрел на преподавательский стол, который шел вдоль главной стены зала.

— Его тут нет.

Рон и Гермиона смотрели туда же, хотя особенно вглядываться не было нужды: рост Хагрида позволил бы сразу увидеть его в любой компании.

— Не мог же он совсем уйти из школы, — сказал Рон с легкой тревогой в голосе.

— Конечно не мог, — твердо проговорил Гарри.

— Может быть, с ним... случилось что-нибудь? — беспокойно спросила Гермиона.

— Нет, — мгновенно ответил Гарри.

— Где же он тогда?

После паузы Гарри очень тихо — так, чтобы не услышали Невилл, Парвати и Лаванда, — сказал:

— Может быть, еще не вернулся. Ну, вы помните — после своей летней работы... После того, что он должен был сделать для Дамблдора.

— Да... да, пожалуй, — согласился Рон, вроде бы успокоившись. Но Гермиона, прикусив губу, все оглядывала преподавательский стол, точно хотела найти там какое-то окончательное объяснение отсутствия Хагрида.

— А это кто? — резко спросила она, показывая на середину преподавательского стола.

Гарри посмотрел туда же, куда она. Первым он увидел профессора Дамблдора, сидевшего в центре длинного стола в своем золоченом кресле с высокой спинкой. На нем были темно-фиолетовая мантия с серебристыми звездами и такая же шляпа. Дамблдор склонил голову к сидевшей рядом женщине, которая что-то говорила ему на ухо. Она выглядела, подумал Гарри, как чья-нибудь вечно незамужняя тетушка. Пухлая и приземистая, с короткими курчавыми мышино-каштановыми волосами, она повязала голову ужасающей ярко-розовой лентой под цвет пушистой вязаной кофточки, которую надела поверх мантии. Вот она чуть повернула голову, чтобы отпить, из кубка, и Гарри, к своему ужасу, узнал это бледное жабье лицо и выпуклые, с кожистыми мешками глаза.

— Это же Амбридж!

— Кто-кто? — спросила Гермиона.

— Она была на разбирательстве моего дела, она работает у Фаджа!

— Кофточка что надо! — ухмыльнулся Рон.

— Работает у Фаджа... — нахмурившись, повторила Гермиона. — И что, в таком случае, она делает здесь?

— Понятия не имею...

Гермиона, сощурив глаза, оглядывала преподавательский стол.

— Нет, — пробормотала она, — нет, конечно... Гарри не понял, что она имеет в виду, но спрашивать не стал; его внимание переключилось на профессора Граббли-Дерг, которая только что появилась позади преподавательского стола. Протиснувшись к дальнему его концу, она заняла место, где должен был сидеть Хагрид. Это значило, что первокурсники уже пересекли озеро и вошли в замок. И действительно несколько секунд спустя дверь, которая вела в Большой зал из вестибюля, отворилась. В зал потянулась длинная вереница испуганных новичков, возглавляемая профессором МакГонагалл, которая несла табурет с древней Волшебной шляпой, во многих местах заплатанной и заштопанной. На тулье Шляпы около сильно потрепанных полей виднелся широкий разрез.

Разговоры в Большом зале разом умолкли. Первокурсники выстроились вдоль преподавательского стола лицом к остальным ученикам. Профессор МакГонагалл бережно поставила перед ними табурет и отступила.

Лица первокурсников, освещаемые огоньками свечей, казались очень бледными. Одного мальчонку, стоявшего в середине шеренги, била дрожь. Гарри на миг вспомнилось, какой ужас испытывал он сам, стоя на их месте в ожидании неведомого испытания, которое должно было определить, на каком факультете он будет учиться.

Вся школа ждала затаив дыхание. И вот разрез на тулье открылся, как рот, и Волшебная шляпа запела:

Шляпа умолкла и замерла. Раздались аплодисменты, но на этот раз — Гарри не помнил, чтобы такое случалось раньше, — они сопровождались тихим говором и перешептываниями. По всему Большому залу ученики обменивались репликами с соседями, и Гарри, хлопая вместе со всеми, прекрасно понимал, чем вызваны всеобщие толки.

— Разошлась она что-то в этом году, — сказал Рон, удивленно вскинув брови.

— Не то слово, — согласился Гарри.

Обычно Волшебная шляпа ограничивалась описанием качеств, которые требуются от новичка для зачисления на тот или иной факультет, и своей роли в решении его судьбы. Гарри не помнил, чтобы она пыталась давать Хогвартсу советы.

— Было раньше такое, чтобы она предостерегала школу? — спросила Гермиона с ноткой тревоги в голосе.

— Безусловно, было, — авторитетно ответил Почти Безголовый Ник, наклонясь к ней и пройдя при этом сквозь Невилла (Невилл вздрогнул — ощущение, прямо скажем, не из приятных). — Шляпа считает своим святым долгом выступить с должным предостережением, когда она чувствует...

Но тут он увидел, что профессор МакГонагалл, которая должна была теперь выкликать первокурсников, смотрит на шепчущихся испепеляющим взором. Почти Безголовый Ник поднес к губам прозрачный палец, благонравно выпрямился на стуле и замер. Шепотки разом утихли. Грозно окинув напоследок взглядом столы всех четырех факультетов, профессор МакГонагалл опустила глаза к длинному свитку пергамента и назвала первое имя:

— Аберкромби, Юан.

Вперед, спотыкаясь, вышел охваченный страхом мальчик, которого Гарри приметил чуть раньше. Он надел Шляпу, голова не утонула в ней целиком лишь благодаря большим оттопыренным ушам. Шляпа на мгновение задумалась, потом разрез в нижней части тульи снова зашевелился, и прозвучало:

— Гриффиндор!

Гарри, как и другие гриффиндорцы, громко зааплодировал, и Юан Аберкромби проковылял к их столу и сел; вид у него был такой, словно он мечтал провалиться сквозь пол и никогда больше не показываться никому на глаза.

Мало-помалу длинная шеренга новичков рассасывалась. В паузах между выкликанием имен и решениями Шляпы до Гарри доносилось громкое урчание в животе у Рона. Наконец Целлер Роза была зачислена в Пуффендуй, и профессор МакГонагалл, взяв табурет со Шляпой, вышла из зала. Встал директор школы профессор Дамблдор.

Какими бы горькими ни были чувства, которые Гарри в последнее время испытывал на его счет, вид стоящего перед залом Дамблдора вселял некое успокоение. Отсутствие Хагрида и лошади-драконы стали неприятными сюрпризами, омрачившими прибытие в Хогвартс, которого он ждал с таким нетерпением. Словно фальшивые ноты в знакомой песне. Но по крайней мере в одном все обстояло так, как и должно было: перед пиром по случаю начала учебного года директор встает и обращается к школе с приветственным словом.

— Нашим новичкам, — звучно заговорил Дамблдор, сияя улыбкой и широко распахнув объятия, — добро пожаловать! Нашей старой гвардии — добро пожаловать в насиженные гнезда! Придет еще время для речей, но сейчас время для другого. Уплетайте за обе щеки!

Под общий смех и одобрительные аплодисменты Дамблдор аккуратно сел и перекинул длинную бороду через плечо, чтобы не лезла в тарелку. А тем временем в зале, откуда ни возьмись, появилась еда, и в таком количестве, что все пять длинных столов ломились от мяса, пирогов, овощных блюд, хлеба, соусов и кувшинов с тыквенным соком.

— Кла-асс, — простонал изголодавшийся Рон и, потянувшись к ближайшему блюду с отбивными котлетами, стал наваливать их себе на тарелку под тоскливым взором Почти Безголового Ника.

— Ты что-то начал говорить перед распределением, — напомнила призраку Гермиона. — Насчет предостережений, которые высказывала Шляпа.

— Да-да, — сказал Ник, который был рад поводу отвернуться от Рона, уплетавшего жареную картошку с почти неприличным аппетитом. — Я несколько раз слышал ее предостережения во времена, когда школе грозили большие беды. И всегда, конечно, она говорила одно и то же: сплотитесь, обретите силу изнутри.

— Окуа ляа мое на, шошое ози еда? — спросил Рон.

С таким набитым ртом, подумал Гарри, хоть что-то выговорить — уже достижение.

— Прошу прощения? — учтиво переспросил Почти Безголовый Ник.

Гермиона метнула в Рона негодующий взгляд; он сделал громадный глоток и сказал:

— Откуда Шляпа может знать, что школе грозит беда?

— Не имею понятия, — ответил Почти Безголовый Ник — Впрочем, разумеется, она живет в кабинете Дамблдора, и могу предположить, что она улавливает там некие веяния.

— И она хочет, чтобы все факультеты жили в дружбе? — спросил Гарри, глядя на стол Слизерина, где властвовал Драко Малфой. — Держи карман шире.

— Ты не должен так думать, — упрекнул его Ник. — Мирное сотрудничество — это ключ ко всему. Хотя мы, привидения, тоже разделены на факультеты, мы поддерживаем между собой дружеские связи. Несмотря на борьбу за первенство между Гриффиндором и Слизерином, я ни за что не стал бы искать ссоры с Кровавым Бароном.

— Только потому, что ты жутко его боишься, — сказал Рон.

Почти Безголовый Ник был глубоко оскорблен.

— Я - боюсь? Смею утверждать, что сэр Николас де Мимси-Дельфингтон ни разу вжизни не возбудил подозрения в трусости! Благородная кровь, текущая в моих жилах...

Кровь? переспросил Рон. — Разве у тебя есть...

Фигура речи! — перебил его Почти Безголовый Ник, уязвленный теперь настолько, что голова на почти разрубленной шее опасно задрожала. — Надеюсь, мне, которому недоступны радости еды и питья, все же позволено употреблять те слова, какие я считаю нужным? Впрочем, заверяю вас: я давно уже привык к шуточкам учеников по поводу моей смерти!

— Ник, он же не смеялся над тобой! — воскликнула Гермиона, бросив на Рона уничтожающий взгляд.

К несчастью, рот Рона был опять набит так, что, казалось, вот-вот будет взрыв, и он смог произнести только: «Яэ хоэ иа оиеть», что Ник, судя по всему, не расценил как достаточное извинение. Взмыв в воздух, он поправил шляпу с пером и полетел от них к другому концу стола, где нашел себе место между братьями Криви — Колином и Деннисом.

— Ну, Рон, ты даешь! — гневно прошипела Гермиона.

— В чем дело? — возмутился Рон, проглотив наконец то, что у него было во рту. — Мне простой вопрос нельзя задать?

— Ладно, проехали, — раздраженно сказала Гермиона, и оба всю оставшуюся трапезу обиженно промолчали.

Гарри слишком привычны были перепалки Рона и Гермионы, чтобы пытаться их примирить. Куда разумнее было потратить время на бифштекс, запеканку с почками и большой кусок любимого пирога с патокой.

Когда ученики покончили с едой и гомон в зале опять сделался громче, Дамблдор вновь поднялся на ноги. Разговоры мгновенно умолкли. Все повернулись к директору. Гарри между тем ощущал приятную сонливость. Где-то наверху его ждала кровать с четырьмя столбиками, чудесно мягкая, теплая...

— Теперь, когда мы начали переваривать этот великолепный ужин, я, как обычно в начале учебного года, прошу вашего внимания к нескольким кратким сообщениям, — сказал Дамблдор. — Первокурсники должны запомнить, что лес на территории школы — запретная зона для учеников. Некоторые из наших старших школьников, надеюсь, теперь уже это запомнили. (Гарри, Рон и Гермиона обменялись ухмылками.) Мистер Филч, наш школьный смотритель, попросил меня — как он утверждает, в четыреста шестьдесят второй раз — напомнить вам, что в коридорах Хогвартса не разрешается применять волшебство. Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча.

У нас два изменения в преподавательском составе. Мы рады вновь приветствовать здесь профессора Граббли-Дерг, которая будет вести занятия по уходу за магическими существами. Я также с удовольствием представляю вам профессора Амбридж, нашего нового преподавателя защиты от Темных искусств.

Прозвучали вежливые, но довольно вялые аплодисменты, во время которых Гарри, Рон и Гермиона обменялись взглядами, выражавшими легкую панику: Дамблдор не сказал, как долго Граббли-Дерг будет преподавать. Дамблдор продолжал:

— Отбор в команды факультетов по квиддичу будет происходить...

Он умолк и с недоумением посмотрел на профессора Амбридж. Поскольку стоя она была лишь ненамного выше, чем сидя, все не сразу поняли, почему Дамблдор перестал говорить. Но тут послышалось ее негромкое «кхе, кхе» и стало ясно, что она поднялась на ноги и намерена держать речь.

Замешательство Дамблдора продлилось всего какую-нибудь секунду. Затем он проворно сел и уставил на профессора Амбридж пытливый взгляд, точно ничего на свете не желал сильнее, чем услышать ее выступление. Но другие преподаватели не сумели так искусно скрыть свое изумление. Брови профессора Стебль исчезли под растрепанными волосами, губы профессора МакГонагалл стали тоньше, чем Гарри когда-либо у нее видел. Ни разу еще новый учитель не осмелился перебить Дамблдора. Многие школьники ухмыльнулись: эта особа явно не знала, как принято вести себя в Хогвартсе.

— Благодарю вас, директор, — жеманно улыбаясь, начала Амбридж, — за добрые слова приветствия.

Голосок у нее был высокий, девчоночий, с придыханием, и Гарри опять почувствовал сильнейший прилив необъяснимой неприязни. Он знал одно: что все в ней, от глупого голоска до пушистой розовой кофточки, вызывает у него отвращение. Она еще раз мелко откашлялась — «кхе, кхе» — и продолжала:

— Как приятно, доложу я вам, снова оказаться в Хогвартсе! — Она опять улыбнулась, обнажив очень острые зубы. — И увидеть столько обращенных ко мне счастливых маленьких лиц!

Гарри оглядел зал, но счастливых лиц что-то не приметил. Наоборот, все были неприятно удивлены тем, что к ним обращаются как к пятилетним.

— Я с нетерпением жду знакомства с каждым из вас и убеждена, что мы станем очень хорошими друзьями!

Школьники начали переглядываться, некоторые с трудом подавляли смех.

— Я согласна с ней дружить только до тех пор, пока мне не придется позаимствовать у нее кофточку, — шепнула Парвати Лаванде, и обе они беззвучно захихикали.

Профессор Амбридж снова издала свое «кхе, кхе», но когда она опять заговорила, восторженного придыхания в голосе уже почти не слышалось. Он звучал куда более деловито. Слова были скучными и как будто вызубренными.

— Министерство магии неизменно считало обучение юных волшебников и волшебниц делом чрезвычайной важности. Редкостные дарования, с которыми вы родились, могут быть растрачены впустую, если их не развивать и не оттачивать бережными наставлениями. Древние навыки, которые выделяют волшебное сообщество из всех прочих, должны передаваться из поколения в поколение — иначе мы потеряем их навсегда. Беречь, приумножать и шлифовать сокровища магических познаний, накопленные нашими предками, — первейшая обязанность тех, кто посвятил себя благородному делу преподавания.

Тут профессор Амбридж сделала паузу и легонько кивнула коллегам, ни один из которых на этот знак внимания не ответил. Профессор МакГонагалл так сурово нахмурила темные брови, что стала очень похожа на хищную птицу. Гарри явственно увидел, как она обменялась многозначительным взглядом с профессором Стебль. Амбридж между тем в очередной раз кхекхекнула и заговорила дальше:

— Каждый новый директор Хогвартса привносил в трудное дело руководства этой древней школой нечто новое, и так оно и должно быть, ибо без прогресса нашим уделом стали бы застой и гниение. Однако прогресс ради прогресса поощрять не следует, ибо большая часть наших проверенных временем традиций в пересмотре не нуждается. Итак, необходимо равновесие между старым и новым, между постоянством и переменами, между традицией и новаторством...

Гарри почувствовал, что его внимание ослабевает: мозг то включался, то выключался. Тишины, которая всегда наполняла зал, когда слово брал Дамблдор, не было и в помине: школьники наклонялись друг к другу, шептались, хихикали. За столом Когтеврана Чжоу Чанг оживленно болтала с подружками. Полумна Лавгуд, сидевшая недалеко от Чжоу, снова вынула своего «Придиру». За столом Пуффендуя Эрни Макмиллан был одним из немногих, кто по-прежнему смотрел на профессора Амбридж, но взгляд у него был остекленевший, и Гарри не сомневался, что он только притворяется, будто слушает: на груди у него блестел новенький значок старосты, и надо было вести себя соответственно.

Профессор Амбридж вольного поведения учеников как будто не замечала. Казалось, начнись под самым носом у нее буйный мятеж — она все равно договорила бы до конца. Преподаватели, однако, по-прежнему слушали ее очень внимательно. Гермиона, судя по всему, не упускала ни единого слова Амбридж, но по ней было видно, что слова эти ей совсем не по нутру.

— ... потому что иные из перемен приносят подлинное улучшение, в то время как другие с течением лет выявляют свою ненужность. Точно также некоторые из старых обычаев подлежат сохранению, тогда как от тех из них, что обветшали и изжили себя, следует отказаться. Сделаем же шаг в новую эру — в эру открытости, эффективности и ответственности, сохраняя то, что заслуживает сохранения, совершенствуя то, что должно быть усовершенствовано, искореняя то, чему нет места в нашей жизни.

Она села. Дамблдор похлопал. Педагоги последовали его примеру, но Гарри заметил, что некоторые сомкнули ладони всего раз или два. Присоединился и кое-кто из учеников, но большей частью они просто прозевали конец речи, которой не слушали, и, прежде чем они могли зааплодировать по-настоящему, Дамблдор снова встал.

— Благодарю вас, профессор Амбридж, за чрезвычайно содержательное выступление, — сказал он с легким поклоном. — Итак, я продолжу. Отбор в команды по квиддичу будет происходить...

— Это точно, что содержательное, — вполголоса заметила Гермиона.

— Только не говори, что тебе понравилось, — тихо сказал Рон, повернув к Гермионе лоснящееся от сытости лицо. — Одна из самых занудных речей, какие я слышал. А ведь я рос с Перси.

— «Содержательное» и «понравилось» — разные вещи, — сказала Гермиона. — Эта речь очень многое объясняет.

— Правда? — удивился Гарри. — А по мне, так вода водой.

— В этой воде растворено кое-что важное, — сумрачно проговорила Гермиона.

— Да что ты, — с недоумением сказал Рон.

— Как вам вот это: «Прогресс ради прогресса поощрять не следует»? Или еще: «Искореняя то, чему нет места в нашей жизни»?

— Ну, и что это означает? — нетерпеливо спросил Рон.

— А я тебе скажу, что означает, — сказала Гермиона зловеще. — Означает то, что Министерство вмешивается в дела Хогвартса.

Тем временем все вокруг зашумели и засуетились. Дамблдор, пока они разговаривали, объявил торжество оконченным. Ученики начали вставать и двигаться к выходу. Гермиона взволнованно вскочила на ноги.

— Рон, мы же должны показать первокурсникам дорогу!

— Ах, да, — сказал Рон, который явно про это забыл. — Эй! Эй, вы! Мелкота!

— Рон!

— А кто они, по-твоему? Великаны, что ли?

— Может, они и маленькие, но не смей называть их мелкотой! Первокурсники! — властно крикнула Гермиона через стол. — Сюда, пожалуйста!

Кучка новичков робко двинулась по проходу между столами Гриффиндора и Пуффендуя. Каждый мешкал как только мог, чтобы не идти первым. Все они действительно казались очень маленькими; Гарри был уверен, что он, когда приехал сюда в первый раз, выглядел все же постарше. Он улыбнулся им. Светловолосый мальчик рядом с Юаном Аберкромби остановился как вкопанный, он толкнул Юана локтем и шепнул ему что-то на ухо. Юан Аберкромби сделался таким же испуганным и украдкой бросил на Гарри взгляд, полный ужаса. Гарри почувствовал, что улыбка сползает с лица, как Смердящий сок.

— Ну ладно, пока, — сказал он Рону и Гермионе и один двинулся к выходу из Большого зала, изо всех сил стараясь не замечать новых перешептываний, взглядов и кивков в его сторону. В вестибюле, пробираясь сквозь толпу, он не смотрел ни направо, ни налево; потом бегом по мраморной лестнице, пара потайных проходов - и он оставил большую часть учеников позади.

Надо быть круглым идиотом, чтобы этого не ожидать, злился он на самого себя, идя гораздо менее людными верхними коридорами. Еще бы все на него не уставились — ведь два месяца назад он вернулся из лабиринта Турнира Трех Волшебников с трупом товарища и заявил, что видел возродившегося лорда Волан-де-Морта. До летних каникул тогда оставалось всего ничего, у него попросту не было времени дать людям объяснения, пусть даже он был бы тогда в силах подробно рассказать об ужасных событиях на кладбище.

Дойдя до конца коридора, который вел к общей гостиной Гриффиндора, Гарри уперся в портрет Полной Дамы и только тут сообразил, что не знает нового пароля.

— Э... — с тоской выдавил он из себя, глядя на Полную Даму, которая сурово смотрела на него, разглаживая складки на розовом атласном платье.

— Без пароля хода нет, — заявила она надменно.

— Гарри, я его знаю!

Сзади послышалось чье-то пыхтение, и, обернувшись, Гарри увидел бегущего к нему Невилла.

— Ни за что не угадаешь! А мне ничего не стоило запомнить. — Он помахал чахлым кактусом, который показывал в поезде. — Мимбулус мимблетония!

— Верно, — сказала Полная Дама, и ее портрет повернулся в их сторону, как створка двери. За ним в стене открылся круглый проем, куда Гарри с Невиллом тут же влезли.

Общая гостиная Гриффиндора была все такой же приветливой — уютная круглая комната в башне с мягкими вытертыми креслами и шаткими старинными столами. У камина, где весело потрескивал огонь, несколько человек грели руки, прежде чем идти в спальню. На противоположной стороне комнаты Фред и Джордж Уизли прикалывали что-то к доске объявлений. Гарри помахал всем и направился прямиком к двери, которая вела к спальням мальчиков. Заводить разговор у него настроения не было. Невилл последовал за ним.

Дин Томас и Симус Финниган, пришедшие в спальню первыми, были заняты оклеиванием стен подле своих кроватей плакатами и фотографиями. Перед тем как Гарри вошел, они разговаривали, но едва увидели его — тут же умолкли. Гарри вначале задался вопросом, не о нем ли они говорили, затем — не стал ли он законченным параноиком.

— Привет, — бросил он и, подойдя к своему чемодану, открыл его.

— Здорово, Гарри, — сказал Дин, надевая пижаму цветов футбольного клуба «Вест Хэм». — Как каникулы, ничего?

— Нормально, — ответил Гарри. Рассказывать о каникулах как следует значило бы потратить большую часть ночи, а сил на это у него не было. — А у вас?

— У меня более-менее, — ухмыльнулся Дин. — Уж точно лучше, чем у Симуса. Он сейчас как раз мне рассказывал.

— А что случилось, Симус? — спросил Невилл, заботливо ставя свой Мимбулус мимблетония на прикроватную тумбочку.

Симус ответил не сразу. Он что-то замешкался, проверяя, ровно ли приклеен плакат с изображением команды по квиддичу «Кенмарские коршуны». Потом, не поворачиваясь лицом к Гарри, сказал:

— Мать не хотела меня пускать.

— Что? — Гарри, снимавший мантию, замер.

— Мать не хотела меня пускать в Хогвартс.

Симус отвернулся наконец от плаката и стал вынимать из чемодана пижаму, по-прежнему не глядя на Гарри.

— Но почему? — изумленно спросил Гарри. Он знал, что мать Симуса волшебница, и не мог взять в толк, что вдруг сделало ее похожей на Дурслей.

Симус не отвечал, пока не кончил застегивать пижаму.

— Ну, — сказал он с некой взвешенностью в голосе, — похоже, что... из-за тебя.

— Как так? — быстро спросил Гарри.

Сердце у него забилось. Ощущение — будто что-то на тебя надвигается.

— Ну, — опять произнес Симус, все еще избегая взгляда Гарри, — она... э... нет, дело не только в тебе, еще и в Дамблдоре...

— Она что, верит россказням «Ежедневного пророка»? — спросил Гарри. — Думает, что я лжец, а Дамблдор старый дурак?

Симус поднял на него взгляд.

— Да, что-то в этом роде.

Гарри ничего не сказал. Он бросил на тумбочку волшебную палочку, стянул мантию, рассерженно засунул ее в чемодан и надел пижаму. Ему уже до смерти надоело быть тем, на кого все время таращатся, о ком все время чешут языками. И хоть бы один знал, хоть бы один имел малейшее представление, каково это — быть тем, c кем происходят такие вещи... Миссис Финниган, дура набитая, явно не имеет об этом понятия, свирепо думал Гарри.

Он забрался в кровать и хотел уже задернуть полог, как вдруг Симус спросил:

— Слушай-ка... А что, собственно, случилось в тот вечер, когда... Ну, ты понимаешь... Когда погиб Седрик Диггори, и все такое?

Голос у Симуса был и нервный, и любопытный. Дин, который до этого рылся в чемодане в поисках шлепанца, вдруг странно замер — навострил уши, ясное дело.

— Меня-то зачем об этом спрашивать? — резко ответил Гарри. — Читай себе «Ежедневный пророк», как твоя мать, что тебе мешает? Там найдешь все, что тебе следует знать.

— Не смей так про мою мать! — рассердился Симус.

— Я буду так про всякого, кто называет меня лжецом, — сказал Гарри.

— Повежливей со мной, понял!

— Как хочу, так и буду с тобой говорить, — сказал Гарри. Злоба поднималась в нем очень быстро, и он схватил с тумбочки волшебную палочку. — Не нравится ночевать со мной в одной комнате — поди попроси МакГонагалл тебя перевести. И мамаша меньше будет беспокоиться...

— Оставь мою мать в покое, Поттер!

— Что тут у вас случилось?

В двери показался Рон. Широко раскрытыми глазами он смотрел то на сжавшего кулаки Симуса, то на Гарри, который стоял на кровати на коленях, направив на Симуса волшебную палочку.

— Он про мою мать высказывается! — завопил Симус.

— Что? — не поверил Рон. — Да брось ты, не мог этого Гарри — мы же видели твою мать, она нам понравилась...

— Нравилась, пока не начала верить каждому слову, какое пишет про меня вонючий «Ежедневный пророк»! — крикнул Гарри срывающимся голосом.

— Вот оно что, — проговорил Рон, и на его веснушчатом лице проступило понимание. — А... ну ясно.

— Знаешь что? — разгоряченно сказал ему Симус, зло покосившись на Гарри. — Он прав, я не хочу больше с ним жить в одной комнате, он сумасшедший!

— Так нельзя, Симус, — сказал Рон. У него уже начали пылать уши — недобрый знак.

— Нельзя? — заорал Симус, который, в противоположность Рону, стал весь бледный. — Значит, ты веришь всему этому бреду, который он несет про Сам-Знаешь-Кого? Значит, по-твоему, он правду говорит?

— Да, правду! — сердито воскликнул Рон.

— Ну, тогда ты тоже сумасшедший, — с раздражением бросил Симус.

— Да? Но, к несчастью для тебя, дружок, я еще и староста! — сказал Рон, ткнув пальцем в свой значок. — Так что если не хочешь в наказание сидеть после уроков, думай, что говоришь!

Несколько секунд Симус выглядел так, словно готов был даже ценой наказания произнести то, что вертелось на языке, но потом, презрительно хмыкнув, резко повернулся, кинулся на кровать и дернул полог с такой силой, что сорвал его, и ткань пыльным комком свалилась на пол. Рон метнув напоследок на Симуса негодующий взгляд, посмотрел на Дина и Невилла.

— У кого еще родители имеют что-нибудь против Гарри? — угрожающе спросил он.

— Мои родители маглы, — пожал плечами Дин. — Они про смерти в Хогвартсе и знать ничего не знают. Я не такой дурак, чтобы им рассказывать.

— Ты не знаешь мою мать, она у кого угодно что хочешь выведает! — резко сказал ему Симус. — И твои ведь не получают «Ежедневный пророк». Им невдомек, что нашего директора выперли из Визенгамота и из Международной конфедерации магов, потому что у него уже не все дома...

— Моя бабушка говорит, что это все чушь! — крикнул Невилл фальцетом. — Она говорит, это с «Пророком» неладно, а не с Дамблдором. Она даже подписку аннулировала. Мы верим Гарри, — бесхитростно сказал Невилл. Он забрался в кровать и натянул одеяло до подбородка, по-сонному глядя на Симуса. — Бабушка всегда говорила, что Сами-Знаете-Кто когда-нибудь вернется. Она сказала: если Дамблдор говорит, что он здесь, значит, он здесь.

Гарри, слушая Невилла, почувствовал прилив благодарности. Больше никто ничего не сказал. Симус вынул волшебную палочку, поправил с ее помощью полог и скрылся за ним. Дин лег в кровать, повернулся и затих. Невилл, сказавший все, что мог, влюбленно смотрел на свой кактус, освещенный луной.

Рон, готовясь ко сну, принялся складывать одежду. Гарри, чья кровать была соседняя, снова положил голову на подушку. Ссора с Симусом, который всегда ему нравился, очень сильно на него подействовала. От скольких еще ему придется услышать, что он врун или псих?

А Дамблдор? Испытывал ли он летом такие же страдания, когда сначала Визенгамот, а потом и Международная конфедерация магов изгнали его из своих рядов? Может быть, он потому избегал в эти месяцы встреч с Гарри, что сердит на него? То, что произошло, в какой-то мере объединило их: Дамблдор поверил Гарри и огласил его версию случившегося сначала перед всей школой, а потом и перед широкими кругами волшебников. Всякий, кто считает Гарри лжецом, должен считать, что и Дамблдор говорит неправду или что у него едет крыша...

Рон лег в кровать и потушил последнюю свечу, а Гарри тем временем, чувствуя себя очень несчастным, думал: рано или поздно они все равно увидят, что мы правы. Но сколько до той поры придется вытерпеть атак, подобных сегодняшней?