"Айрин Хант. Талант быть счастливой " - читать интересную книгу автора

отказываясь говорить на превосходном английском, которым владел в
совершенстве, и мурлыкающее "р", волнующе скатывающееся с его языка, не
могло оставить равнодушной ни одну женщину.
Он был высок и прекрасно сложен. Его фигура как бы была создана для
хороших вещей, для элегантных, сшитых лучшими мастерами костюмов, в которых
он смотрелся так, будто бы носил их от рождения. В его черных волосах
южанина и особенно на висках уже поблескивала седина, однако это ничуть не
портило его, скорее, наоборот. Гаю было тридцать девять, и каждый год своей
сознательной жизни он прожил с полной отдачей. Он принадлежал к тому роду
счастливцев, которые с годами становятся еще интереснее - как хорошее вино,
он созревал, а не старел.
Его темно-карие глаза обычно смотрели с ленивой чувственностью, однако
если ему этого хотелось, то могли буквально превратиться в темные холодные
льдинки, способные привести в трепет самого несгибаемого противника. У него
был довольно длинный, узкий, но не заостренный нос с чуть раздувающимися
ноздрями. Сильный, упрямый подбородок свидетельствовал о гордом и волевом
характере, однако подвижный чувственный рот несколько контрастировал с ним.
Губы становились узкими и твердыми, когда он злился, насмешливо изгибались,
если, что-то забавляло его, рекламной рамкой обрамляли великолепные белые
зубы, когда он смеялся над чем-нибудь, и становились мягкими и страстными,
когда его охватывало желание.
Но у этих губ было и еще одно выражение, которое он хранил
исключительно для Марни. Именно с этим выражением он и наблюдал за тем, как
она пробирается к нему сквозь толпу.
Это было нечто среднее между улыбкой, гримасой и насмешкой, что
говорило о том, что чувства его к ней были неоднозначны, разрушали простоту
и ясность, к которым он привык, а потому постоянно нервировали его.
"И это, - думала Марни, старательно пытаясь подавить в себе ответные
чувства, вызванные встречей, - единственное и сильнейшее мое оружие против
него". Если бы его постоянно не лишало уверенности неумение определить ее
место в его жизни, он был бы полным властелином ее души и тела. К сожалению,
она не сомневалась в этом, и собственное бессилие что-либо изменить порой
очень угнетало ее. Однажды он подумал, что решил эту задачу, аккуратно
упаковав ее в коробочку с надписью "жена", причем жена покладистая и
преданная. Но стоило ему лишь попробовать испытать действие пружины той
мышеловки, где он держал ее, ослепленную и опьяненную счастьем и запелёнутую
в сети брака, как он тут же понял, что совершил самую большую ошибку в своей
жизни...
Она подошла к нему и терпеливо ждала, пока его темные глаза медленно и
внимательно проделают свой путь от лиловых туфелек из мягкой замши до
воротника хомутиком ее простого платья. Затем они задержались на надменно
вздернутом подбородке, губах, слегка растянутых в насмешливой улыбке,
скользнули вдоль ровной линии ее носика и наконец уперлись в поразительную
глубину ее глаз, подсиненных вспыхнувшим чувством. Когда она стояла так
близко от него, было просто невозможно не отозваться на суровую красоту
этого человека.
- Марни, - прошептал он.
- Привет, Ги, - ответила она тихо, чуть улыбаясь, потому что хотя она и
ненавидела его, но в то же время и любила, если вообще возможно испытывать к
одному и тому же человеку эти два чувства одновременно.