"Павел Хюлле. Вайзер Давидек " - читать интересную книгу автора

встречавшимися пистолетами ТТ. Шимек восхищенно свистнул, а Петр взял в руки
парабеллум и попробовал вынуть магазин.
- Не так! - Элька забрала у него пистолет и показала: - Вот так. А вот
так заряжают и снимают с предохранителя.
Мы стояли как малые дети перед витриной с игрушками, и, хотя были
детьми постарше, наше изумление и желание коснуться всего этого собственными
руками было таким же нетерпеливым и жадным. Когда же мы стали дотрагиваться
до всех этих чудес, восхищаясь отполированными стволами, сверкающими
оливковым блеском прикладами, проверяя курки и бойки, когда мы с головой
погрузились в это занятие, Вайзер достал из другого ящика коробку с
патронами и из правого угла, на который мы раньше не обращали внимания,
притащил картонные макеты.
Элька ткнула в меня пальцем:
- Будешь стрелять первым. Оставьте один парабеллум, остальные заверните
в тряпки и положите в ящик.
Мы выполнили приказ безропотно. Элька зарядила пистолет, приказала всем
стать у меня за спиной и, когда Вайзер вернулся от дальней стены, где он
устанавливал макеты, вручила мне готовый к стрельбе парабеллум.
- Можешь стрелять, - сказала она, и прозвучало это как очередной
приказ.
Если бы не насмотрелся я в кинотеатре "Трамвайщик" военных фильмов, я
бы не знал, какую принять позу, что делать с левой рукой и как смотреть
сквозь прорезь на кончик мушки. Но я знал все это, по крайней мере
теоретически, и хотел проделать как можно лучше, однако, когда направил дуло
в сторону макета, рука и ноги у меня задрожали от страха, а на шее и висках
выступили капли пота. Во всех фильмах цель была ясно обозначена: подпольщик
стрелял в агента гестапо, эсэсовец - в еврея, партизан - в жандарма,
советский солдат - в немецкого и наоборот; а тут я увидел нечто, чего не мог
определить, нечто, испугавшее меня не на шутку, словно я должен был стрелять
в живого человека. Макет, который я увидел сквозь прорезь прицела, изображал
бюст М-ского, нарисованный акварелью. Но то не был обыкновенный М-ский, то
есть такой, каким мы видели его в школе, на демонстрациях или на одной из
полян оливского леса. У картонного М-ского были дорисованы пышные усы, а
выразительные дуги бровей и расположение глаз не оставляли сомнений в том,
на кого он похож. Да, хотя с определенного времени огромные, как простыни,
портреты исчезли с улиц и витрин нашего города, я почувствовал жуткий страх.
Вдобавок, будто этого было мало, на голове у мужчины, в которого я целился,
была фуражка офицера вермахта. Такое придумать мог только Вайзер.
- Ты стреляешь или нет? - Слова Эльки звучали издевательски.
И я выстрелил - раз, другой, третий, четвертый, пока не опустошил
магазин, и все пули попали в стену выше или сбоку от макета, только одна,
последняя, просверлила дырку точнехонько в том месте, где на фуражке с
высокой тульей виднелся немецкий орел со свастикой.
- В краб попал, в краб! - кричал Петр, а Вайзер, словно не поверив,
подошел к М-скому и сунул палец в дырку от выстрела.
- Попал в кружок, но орел не тронут, - сказал он, возвращаясь к нам, а
я тем временем расправлял пальцы, судорожно сжимавшие рукоятку, дергающуюся
при каждом выстреле. Парабеллум, впрочем, как любой настоящий пистолет, был
тяжеловат для наших мальчишеских рук, так что выстрелы Петра и Шимека были
ненамного точнее моих. Первый попал только два раза в лоб, второй отстрелил