"Ричард Хьюз. Лисица на чердаке (детск.)" - читать интересную книгу автора

интересы с интересами страны. - Довольный своим изречением, он позволил
легкой, сардонической усмешке пробежать по его губам. - Наши несгибаемые
Гилберты - они столь незапятнанно чисты, столь далеки от фаворитизма, что
принесут в жертву друга с такой же легкостью, как и врага... если на карту
будет поставлена их карьера. Мне _жаль_ Мэри!


В Оксфорде (этой обители юных душ, горящих чистым белым пламенем) все
были согласны с тем, что только примитивный ум может стремиться к власти
или даже принять ее, если она будет ему навязана. Под "задатками вождя",
сказал однажды Дуглас Мосс, всегда скрывается Untermensch [недочеловек
(нем.)]. "Честолюбие - главный недуг убогого ума". Ну и так далее. Если
даже Огастин сам не пользовался такого рода словарем, то это были именно
те суждения, которые находили горячий отклик в его душе. В глазах Огастина
даже самые честные государственные деятели и политики были в лучшем случае
чем-то вроде коммунальных чернорабочих - вроде, к примеру сказать,
ассенизаторов, исполняющих ту мерзкую работу, от которой приличные люди
могут быть благодаря им избавлены. И пока система государственного
управления не испортится и не начнет смердеть, рядовой гражданин вообще не
обязан помнить о ее существовании...
А Гилберт был членом парламента! Огастину глубоко претило то, что его
сестра так унизила себя этим браком с представителем презренной касты
"ассенизаторов". И теперь с естественной неотвратимостью у нее самой
начали появляться такие же, как у них, мысли.


- Мне жаль Мэри! - повторил Джереми. Затем его внезапно осенила
утешительная мысль. - А быть может, это просто признак приближающейся
старости? - милосердно предположил он. - Сколько, кстати сказать, ей лет?
Огастин вынужден был признаться, что его сестре уже стукнуло двадцать
шесть, и Джереми удрученно покачал головой. В конце концов - для обоих
молодых людей это было совершенно очевидно - ни один интеллект не может не
утратить своей остроты после двадцати четырех - двадцати пяти лет.
- Eheu fugaces... [увы, мимолетно... (лат.); начальные слова оды
Горация "Увы, мимолетно, Постумий, Постумий, проносятся годы..."] - со
вздохом произнес двадцатидвухлетний Джереми. - Пододвинь-ка мне, графин,
старина.
На некоторое время воцарилось молчание.


Оставшись в гостиной одна за чашкой кофе после того, как миссис Уинтер
ушла, Мэри начала размышлять. Такие друзья, как Джереми, становятся теперь
Огастину уже не по возрасту, если, конечно, Джереми не повзрослеет, в чем
она, откровенно говоря, сомневалась.
Милый Огастин! Какую странную отшельническую жизнь он для себя
избрал... Сейчас, правда, его без дальних разговоров вытащат на люди:
следствие, репортеры... А быть может, оно и к лучшему? Мэри была убеждена
в незаурядной одаренности брата. Если бы только он нашел применение своим
талантам!
Мэри вздохнула. Природа так же расточительно плодит впустую