"Эдуард Анатольевич Хруцкий. МЧК сообщает... ("ОББ-1", Роман-хроника) " - читать интересную книгу автора

тылу у белых, видел предостаточно. Это очень напоминает мне самый расцвет
распутинщины. Воровство, взяточничество, разврат, казнокрадство. Полное
смещение нравственных критериев. Какие ризы! Какая идея! Пир по время
чумы. Я думаю, что тыл полностью разложит белую армию. Появление этого
Витьки в Москве не случайно.
- Безусловно, - Манцев закурил, - они думают, что активизация
уголовников, блатной террор помогут контрреволюции, окопавшейся в Москве.
Но ни у Прилукова, ни у его коллег этого не получится. Когда вы, Александр
Петрович, сможете подключиться к работе?
- Так я уже подключился, как вы выражаетесь.
- Но дорога...
- Я еще не такой старый, мне еще сорок два.
- Одни говорят еще сорок два, а другие уже сорок два, - засмеялся
Манцев.
- Я говорю - "еще".
- Вот и прекрасно.


За стеной Лапшин терзал граммофон. Он заводил его сразу после прихода
домой. Особенно Лапшин любил романсы. Вообще Копытин заметил, что вся эта
уголовная публика истерична и сентиментальна. Видимо, это и было оборотной
стороной жестокости.
Завтра он решил брать квартиру Басова. Хватит, он сам начнет свою
операцию.
Он знал Басова, знал и Васильева, вместе с Алексеем Климовым юнкерами
бывали у них дома, одно время он даже пытался ухаживать за Катенькой
Басовой.
Он вспоминал пасхальные праздники в большой и уютной квартире
инженера, но впечатления были абстрактны. Будто не он, а кто-то другой
приходил в этот дом, вкусно ел, немного пил, любовался милой, воспитанной
барышней.
Он не знал и не хотел знать, что инженер Басов выполняет особое
задание Совнаркома по обеспечению города электроэнергией. Что от его
работы зависит тепло и свет в больницах, режим предприятий, выпечка хлеба
и водопровод.
Копытин не знал этого. А если бы и знал, все равно не изменил бы
своего решения.


Свет настольной лампы был тускловат. Электростанция Москвы работала
плохо, не хватало топлива, поэтому инженер Басов, собираясь поработать,
зажег свечи.
Он разложил на письменном столе чертежи.
За стеной дочка играла ноктюрн Скрябина. Чистая, немного холодноватая
музыка звучала чуть слышно, приглушенная стеной.
За окном была ночь. Тревожная и опасная Москва. И дом Басова был
словно корабль, плывущий сквозь эту ночь, наполненный уютом и музыкой.
Часы на камине пробили половину двенадцатого. Свет свечей падал на
стекло шкафа, за которым тусклым золотым блеском отсвечивали кружки монет.
К дому Нирнзее в Гнездниковском подъехал закрытый "пежо". Из него