"Джим Харрисон. Легенды осени " - читать интересную книгу автора

чалый конь со своим всадником выплывает из чащи, а Самуэль держит у лица
выбеленный бизоний череп и его смех раскатывается по лугу, прямо к сердцу
старого индейца.
На третий день путешествия ветер стих и в воздухе потеплело, солнце
подернулось осенней дымкой. Тристан подстрелил оленя, к вящему отвращению
Самуэля, который ел его исключительно из вежливости. Альфред, как обычно,
был задумчив и от общения уклонялся, размышляя, как Один Удар с Тристаном
могут есть столько дичи; сам он предпочитал говядину. Когда Тристан и Один
Удар ели печень, Самуэль рассмеялся и заявил, что он был всеядным,
превращающимся в травоядное, а вот Тристан это настоящий плотоядный, который
наедается впрок, а потом целыми днями скачет или спит или пьет и предается
блуду. Остальную часть туши Тристан отдал фермеру-поселенцу, в Монтане их
презрительно называли honyockers[5], "навозники", в чьем хлипком амбаре они
спали той ночью, предпочитая сарай вязкому аммиачному воздуху хижины, полной
детей. Фермер и не подозревал, что в Европе идет война, не говоря уж о том,
что смутно ведал, где вообще Европа находится - дело, в общем, обычное.
Необычным было то, что Самуэль за обедом почувствовал внезапную симпатию к
старшей дочери фермера и прочел ей стихотворение Генриха Гейне на немецком,
ее родном языке. Отец расхохотался, мать и дочь в замешательстве покинули
стол. На рассвете, когда они уезжали, девушка подарила Самуэлю шарф, который
она всю ночь для него вязала. Самуэль поцеловал ей руку, сказал, что будет
писать и дал ей свои золотые карманные часы на хранение. Один Удар наблюдал
за этим из корраля[6], привычно седлая лошадей. Он взял седло Самуэля, как
будто брал в руки фатум; судьба всегда таилась в самых темных, мрачных
уголках женского пола. Пандора, Медуза, вакханки и фурии, все они, пусть
маленькие, но богини, обитающие вне понятий о сексуальности. Кто более
убеждает нас в смерти, чем они, могущие принять на плечи свои всю Землю или
средоточие красоты?
Остальной путь до Калгари они ехали посреди обильного цветения
короткого индейского лета[7]. В придорожном кабаке случился неприятный
инцидент. Они привязали лошадей и зашли внутрь, чтобы смыть пивом дорожную
пыль в пересохшем горле. Владелец отказался впускать в заведение Одного
Удара. Альфред и Самуэль согласились с этим, затем пришел напоивший лошадей
Тристан, оценил ситуацию и избил владельца таверны до потери сознания.
Официанту, нервно теребившему пистолет, он кинул золотой, взял бутылку виски
и бочонок с пивом, и они устроили пикник снаружи, под деревом. Альфред и
Самуэль, давно привыкшие к манерам своего брата, только пожали плечами.
Одному Удару нравилось и пиво и виски, но он только полоскал алкоголем рот и
сплевывал потом на землю. Он был шайеном, но последние тридцать лет провел
на землях кри и черноногих[8] и решил, что выпьет только в том случае, если
вернется на землю Хромого Оленя, перед тем как умереть. То, что Один Удар
сплевывал виски на землю у Альфреда и Самуэля вызывало смех, но только не у
Тристана, который понимал индейца и был к нему привязан с трех лет, в то
время как Альфред и Самуэль шайена, как правило, игнорировали.
В Калгари их тепло встретили, что было несколько неожиданно. Майор,
отвечавший за формирование местного кавалерийского полка, происходил из той
же области Корнуолла[9], что и отец трех братьев, он даже покинул Фальмут на
шхуне в тот же год, что и отец, только отплыл в канадский Галифакс, а не в
Балтимор. Майор был несколько сбит с толку отказом Соединенных Штатов
вступить в войну, которую он резонно полагал более долгой и по характеру