"Ханна Хауэлл. Мой пылкий рыцарь " - читать интересную книгу автора

угрожать такая опасность, я не задумываясь убью себя!
- Нет, что ты! - вскрикнул старик с неожиданной силой - так поразили
его слова девушки. - Лишить себя жизни, умереть от собственной руки - это
смертный грех. Тогда тебя не похоронят в освященной земле...
Эйнсли пожала плечами и попыталась отвлечь старика от этой мрачной
темы:
- Мне кажется, норманны потребуют у моих родственников большой выкуп за
меня. Во всяком случае, такое возможно.
- Да, в этом ты права, девонька. Ты и в самом деле дорого стоишь.
- Спасибо тебе, Рональд, за столь лестное мнение.
Эйнсли усмехнулась, и старик ответил ей слабой улыбкой.
- А теперь тебе нужно отдохнуть, чтобы восстановить силы, -
распорядилась она, придав своему голосу надлежащую строгость. - Я буду
стоять на страже, чтобы не пропустить наших преследователей. Правда, куда
нам дальше ехать, неизвестно. Мои братья и отец уже давно убедили меня, что
мы живем в окружении врагов!
Закрывая глаза, Рональд отозвался сонным голосом:
- Нам надо найти укромное местечко и переждать, девонька. - Он
вздохнул. - Слабость, охватившая меня, вынуждает повиноваться твоим
приказаниям. Я, пожалуй, действительно немного отдохну. А ты не тревожься!
Мы отыщем какую-нибудь пещеру и там схоронимся, пока не узнаем, что сталось
с твоими родными...
Потекли томительные минуты. Единственными звуками, доносившимися до
Эйнсли, было бормотание ручья да щебетание птиц в ветвях над ее головой.
Скрестив ноги, она села как можно ближе к Рональду, стараясь в то же время
не потревожить сон старика, и положила меч к себе на колени. Девушка
напряженно вслушивалась в каждый звук - ее уши привыкли улавливать малейшую
опасность. Внутри у Эйнсли все сжималось от ледяного страха, но не было и
мысли о том, чтобы покинуть старика. Он был ее другом, единственным другом и
учителем. И он был ей отцом гораздо больше, чем мужчина, семя которого дало
ей жизнь.
Легкий вздох вырвался из груди Эйнсли. Она рассеянно провела ладонью по
мечу, лежавшему у нее на коленях. Поднять этот меч против хорошо
вооруженного и закаленного в боях рыцаря было бы совершенно бесполезной
затеей. Эйнсли ненавидела бесполезные затеи и все же понимала, что поступит
именно так, если ее к этому вынудят. Она не будет сидеть сложа руки и
покорно ожидать, что сделают враги с нею и Рональдом. Когда она говорила,
что скорее убьет себя, чем позволит этим норманнским собакам надругаться над
ней, то была абсолютно уверена в своей решимости. Конечно, это будет жест
отчаяния, и все же, представив, что вместо живого женского тела насильникам
достанется хладный труп, Эйнсли почувствовала удовлетворение.
Одна мысль о насилии вызвала в душе девушки поток ужасающих
воспоминаний, которые ей, наверное, до самой смерти не удастся стереть из
своей памяти. Она все еще ощущала пронизывающий холод темного погреба, куда
мать успела ее спрятать в разгар очередного боя между Макнейрнами и их
многочисленными врагами. Душераздирающие крики матери и других женщин до сих
пор звучат в ушах Эйнсли. Зрелище, которое предстало ее юному взору, когда
она наконец осмелилась вылезти из погреба, было столь жутким, что ее разум -
разум пятилетнего ребенка - чуть не помутился. На два года она онемела, и
лишь любовь и заботы Рональда позволили девочке постепенно освободиться от