"Кольцо с изумрудом" - читать интересную книгу автора (Макголдрик Мэй)

ГЛАВА 12

Джованни Медичи подождал, пока вдали не затихнет мелодия, которую наигрывали бродячие музыканты, и вернулся к разговору с бароном Роксбургским, лордом-протектором границ, послом и специальным эмиссаром Иакова V, короля Шотландии.

– Говорю тебе, мой друг, что французский король положил глаз на Флоренцию. По моим сведениям, его войска движутся на восток.

– И это заставляет тебя думать, что он направляется сюда?

Эмрис Макферсон откинулся на спинку кресла и взглянул на хозяина дома. Джованни Медичи, герцог Немюрский, был одним из богатейших и влиятельнейших людей в Европе и безусловным властителем Флоренции – итальянского процветающего города-государства.

– А тебе не кажется, что ему нужен скорее император Карл? Их грызня между собой по силе затмевает ту неприязнь, которую он испытывает к тебе и всему вашему семейству.

Герцог не торопился с ответом, любуясь игрой света на драгоценных камнях богато инкрустированного серебряного кубка. Эмрис приехал только позавчера после недели пребывания во Франции в окружении Франциска I. Если кто-то и мог ответить на вопрос о том, что замышляют французы, то это был именно Макферсон.

– Да, действительно, Франциск I сделал бы большую глупость, двинувшись в Италию и оставив в тылу Карла. Это могло бы сыграть мне на руку. В конце концов, император Священной Римской империи представляет для него большую угрозу. Вот если бы он был занят беспрерывной войной с Карлом и оставил Флоренцию в покое!

– Ну, не забывай, что Карл держит огромное число войск, сторожащих римского папу. – Эмрис взглянул на Джованни. – Припомни, что случилось совсем недавно. Думаю, тебе нельзя терять бдительности.

На лице герцога появился намек на улыбку.

– Что я слышу? Сначала ты говоришь, чтобы я не волновался, а теперь подливаешь масло в огонь моего беспокойства? И это говорит политик, которого я привык уважать! Сначала ты выступаешь как шотландец и союзник Франциска I, а потом вдруг встаешь на мою сторону. Значит ли это, что ты действительно согласен встать на сторону бедняг флорентийцев?

– Не играй с огнем, Джованни! – Эмрис вытянул длинные ноги и устроился поудобнее, пока слуга подливал вина в его кубок.

– Я ведь знаю тебя как очень цельного человека, – продолжал Медичи.

– Обязательства дружбы никогда не перевешивали моего понимания долга и чести.

– Ты никогда не изменишься, Эмрис! Ладно, но до меня дошли некоторые интересные новости. О том, что Франциск I пожаловал тебя еще одним титулом в придачу к твоему собственному.

– Ну ты же знаешь, как я отношусь к титулам. Они меня не слишком волнуют. И не забывай, мой всеведущий друг, что мое собственное поместье куплено много лет назад. И заплачено за него было золотом Макферсонов.

– Знаю, знаю, Эмрис. Все знают, что тебя нельзя купить. И все эти слова – дружба, честь, долг, – все они неразрывно связаны с тобой. Это качества, которые делают тебя тем, кто ты есть. Ах, если бы ты знал, как мне хочется привлечь шотландцев на свою сторону. Почему бы тебе мне не помочь?

Эмрис отставил в сторону бокал, даже не пригубив.

– Послушай, Джованни, ты выжил в эти трудные времена потому, что одарен острым умом и практической хваткой. А теперь вспомни, кто у нас правит в Шотландии. Двадцатилетний король, который нуждается в любом союзнике, которого может заполучить. Но больше всего он нуждается в союзе с Францией. Мы были союзниками на протяжении нескольких веков. Что же касается тебя, Джованни, то ты не нуждаешься ни в каких шотландцах и отлично сам можешь постоять за себя, пока… до тех пор, пока помнишь о том, что никогда не надо доверять вооруженным бандам, рыскающим по окрестностям. А теперь прекрати расспросы и напряги свои мозги!

Герцог буквально впился взглядом в гостя.

– Так-так-так, дайте мне подумать… Правильно ли я понял… – Он немного помедлил для пущего эффекта и выпалил: – Через несколько недель Франциск I будет у моих ворот?

Эмрис начал старательно рассматривать стены роскошной залы, с развешанными повсюду картинами. Здесь была целая серия поразительных по мастерству картин. В основном они были посвящены истории города Флоренции и блестящим победам семейства Медичи. На их великолепном фоне бледнели даже стоящие перед стеной шесть огромных статуй с изображением подвигов Геркулеса.

Правитель Флоренции примирительно поднял руку и улыбнулся шотландцу.

– Все-все, я понял. Мы покончили с разговорами о войне и о политике.

Герцог уселся поудобнее, наслаждаясь моментом. Настоящая дружба – редкий подарок. Они были друзьями, и их дружба сохранялась уже много лет, невзирая на страны, расстояния, границы и альянсы. Джованни всегда получал удовольствие от общения с Эмрисом Макферсоном.

Обладая большим жизненным опытом и встречаясь с очень многими и разными людьми, Джованни убедился, что люди благородные и честные часто отличаются либо глупостью, либо невыносимо скучны. Но совершенно не таков был Эмрис. Вряд ли можно найти во Флоренции, да что во Флоренции, во всей Европе вряд ли сыщется другой такой остроумный собеседник и блестящий рассказчик. Джованни Медичи мог прямо сейчас воочию вообразить себе, как все происходило, например, там, у Франциска. С какой значительной физиономией вручает король титул, как невозмутимо благодарит его Эмрис, которому титул вовсе не нужен, как потом монарх делится с шотландцем своими тайными планами относительно Карла. И как невозмутимо слушает короля шотландец.

Джованни представлял себе это очень ярко. Конечно же, Франциск I учитывал тот факт, что Эмрис направляется в Рим на встречу с римским папой. И, безусловно, он также знал и то, что по дороге Эмрис непременно заглянет во Флоренцию, поскольку их давняя дружба ни для кого не секрет. Скорее всего французский король планировал таким образом использовать Эмриса. Только затея не удалась. Он, наверное, хотел, чтобы через друга Джованни получил эту «секретную «информацию. Только он недооценил Эмриса. Шотландец никогда и никому не позволял себя использовать.

– Да, ты прав, что я выжил благодаря своему уму. Вот и Микеланджело, великий Маэстро, сказал мне то же самое. Что он собирается в нашем фамильном склепе на моем надгробии поставить скульптурную композицию под названием «Торжество ума над грубой силой».

– Ну, не так уж и плохо, если только он не предполагает заняться этой работой в ближайшее время.

Джованни довольно рассмеялся и хлопнул друга по плечу.

– Точно! Именно так подумал и я! – Он еще раз усмехнулся. – Ну ладно! Надеюсь, что остаток этого прекрасного вечера мы проведем за значительно более приятными разговорами. Об искусстве, о прекрасном, о любви, о женщинах!

– О! Ты перечислил все темы, в которых разбираешься гораздо лучше, чем твой покорный слуга.

Джованни просиял.

– Ох, Эмрис! Какое удовольствие иметь дело не только с приятным гостем и искусным рассказчиком, но еще и с любезным придворным. Хотя, – он сделал паузу, – до меня дошел слушок…

Эмрис скорчил физиономию, изображая подобострастное внимание. Джованни расхохотался.

– Дошел слушок, что коллекция картин, которые ты собираешь в этом своем замке во Франции, постоянно пополняется и что картины там первоклассные.

– Это просто преувеличенные слухи, милорд! – возмущенно отверг предположение Эмрис. – Вы бы лучше выбрались как-нибудь и навестили мой скромный дом. Сами и убедились бы, чего стоят те картины. А то все доверяете длинным и болтливым языкам!

– Мне! Во Францию? – Герцог покачал головой. – Нет, мой друг! Если я ступлю на французскую землю, слишком велик риск, что моя голова познакомится с лезвием французского меча.

– В самом деле. И, подозреваю, не только твоя, – с серьезным видом заметил Эмрис. – Но тебе надо хорошенько взвесить, насколько ты дорожишь своей собственной.

– О! Исключительно дорожу. В конце концов она мне неплохо служит, а кроме того, очень неплохо смотрится на моих плечах. – Джованни рассмеялся. – Ладно, закончили с этим. Я ведь начал с того, что ты – самый любезный придворный, какого я встречал в своей жизни. За исключением меня самого, разумеется.

– Совершенно с этим согласен, – кивнул Эмрис. – Но раз уж мы затронули тему искусства, то должен тебе сказать, что позавчера ко мне прибыл нарочный с письмом от нашей королевы-матери. И речь в письме идет как раз об искусстве. И я хотел с тобой посоветоваться.

– Ты хочешь со мной посоветоваться по поводу произведений искусства? – Джованни с недоумением посмотрел на Эмриса. – И это после того, что мне стало известно о твоей коллекции картин?

– Никто не может дать лучшего совета по этим вопросам, чем ты. – Эмрис откашлялся. Он бы с удовольствием отрезал язык тому болтуну, что проговорился правителю Флоренции о его французском замке с действительно превосходной коллекцией картин. Даже их давняя дружба не может удержать Джованни от невероятного зуда соперничества, который он испытывает всегда, когда речь заходит о собраниях произведений искусства. – Как я тебе сказал, это послание от королевы Маргариты. Ты же понимаешь, что здесь требуется совет лучшего знатока. Ты слышишь? Лучшего!

– Ладно уж! Если ты трактуешь это таким образом… – герцог вдруг широко улыбнулся, – то это мне доставит истинное удовольствие. Обставить тебя…

– Кстати, насчет обставить! Мне, естественно, поручено королевой обставить тебя.

– О! Даже так?

– Ну, Джованни, ты же должен понимать, что хотя королева-мать провела уже двадцать лет в наших убогих и лишенных всяких удобств замках в Шотландии, она все же не потеряла еще надежды и считает себя обязанной нести свет культуры этим диким и необузданным шотландцам.

Джованни громко расхохотался.

– То есть ты выбрал меня, чтобы я объяснил ей, что она попусту теряет время.

Эмрис укоризненно проворчал:

– Я чувствую, что ирония до тебя не доходит. Дело в том, мой дражайший, любящий вино и удовольствия друг, что я позволил себе кое в чем не согласиться с нашей высокообразованной королевской особой. Она же, подобно тебе, любит окружать себя…

– Творениями, которые возвышают душу человека, которые демонстрируют цельную и артистическую натуру художника. Которые показывают человека как героя…

– Короче, ей нужны портреты. – Эмрис опорожнил свой кубок и со стуком решительно поставил его на стол.

– Но ведь это как раз то, что ты собираешь у себя в замке?

– Нет. Здесь есть существенное отличие. Я люблю живопись, и мне нравятся портреты, но я никогда не ставил своей целью увесить стены своего жилища собственными портретами. – Не успели эти слова слететь с его губ, как он заметил прямо перед собой на противоположной стене прекрасный портрет нынешнего правителя Флоренции. – Это что-то новое?

– Не правда ли, я на нем хорош?

Эмрис улыбнулся.

– Маргарита хочет, чтобы кто-то из итальянских художников нарисовал портрет королевской семьи.

Джованни помолчал, не торопясь разглядывая мощную фигуру шотландца, развалившегося на кресле.

– А я-то думал, что Франция, ваш любимый союзник, могла бы вас снабдить замечательными произведениями искусства. Ведь во Франции прекрасные ткани, отличные ювелиры, а какая у них парча! И золотая, и серебряная, и отличного качества. Они могли бы дать ей кого-нибудь из своих мастеров.

– Послушай, Джованни, речь идет о Маргарите Тюдор, и ты прекрасно знаешь, что она будет требовать всего самого лучшего.

– О! Я тебе сочувствую! – Герцогу было отлично известно, что Маргарита Тюдор славилась на всю Европу своим вздорным и упрямым характером. – Ты упомянул о письме. Она не говорит в нем, кого именно ей хотелось бы видеть в качестве придворного живописца?

– Естественно, она хочет Микеланджело!

Герцогу с трудом удалось сдержать смех. Но он смог кивнуть в ответ и с серьезным видом ответить:

– Мне очень жаль огорчать родительницу вашего короля, но…

– Я и без тебя знаю, что ты его ни за что не отпустишь, – шотландец состроил грозную мину, – но не забывай – она тебе этого никогда не простит. Ты только представь себе, что с ней будет, если я вернусь в Шотландию, не выполнив ее поручения!

– Но он ведь скульптор! И уже в преклонном возрасте. И ради его собственного блага, и ради блага Флоренции я никак не могу отпустить его в столь далекое и трудное путешествие.

– Да, ладно, это все понятно. Ты бы лучше подумал, что можно тут сделать. Если королева-мать не получит того, чего хочет, то ей может взбрести в голову что угодно, и тогда сам черт ей не брат!

– Так-так, понимаю, понимаю. И беспокоиться здесь надо не тебе. В конце концов, как мне известно, в тебе Маргарита нуждается даже больше, чем в воздухе, которым она дышит. – Заметив удивленно поднятые брови шотландца, герцог добавил: – Нет-нет, я не имею в виду воздух конкретно Шотландии, хотя, конечно, она дышит именно им. Ну да ладно, это не суть. Суть в том, как я понимаю, что если она не получит желаемого, то, вполне вероятно, по крайней мере половина шотландских бойцов будет осаждать стены Флоренции, чем весьма поможет Франциску, если он, как я понял, собирается нас атаковать.

– И, вполне вероятно, она поручит мне возглавлять этот поход, – с иронией заметил Эмрис.

Заметив, что Джованни погрузился в размышления, Эмрис расслабился, давая ему возможность придумать какой-либо приемлемый вариант. Конечно, он на хорошем счету у королевы-матери, но даже он, при всех своих привилегиях, не рискнет вернуться к ней с пустыми руками. К несчастью, то, что Джованни сказал в шутку о военном походе, в ситуации с Маргаритой как раз очень походило на правду. Она посылала на войну шотландцев и еще по более смехотворным поводам, чем отказ привезти к ней подходящего живописца.

Правитель Флоренции положил руку на плечо друга.

– Послушай! У меня есть идея! – Герцог возбужденно посмотрел на Эмриса. – Я знаю художника, который ей подойдет! Он из студии Микеланджело. Совсем молодой, но блестящий живописец и портретист. Чуть ли не лучший, чем сам маэстро! Но для меня будет большой жертвой расстаться с ним. У молодого человека фантастический талант, и он сможет в будущем прославить Флоренцию на века. Поэтому я могу лишь одолжить его на время и только близким друзьям Флоренции. Ты понял намек? И, конечно, я никому, кроме тебя, не доверю сопровождать его в путешествии. Ты должен будешь привезти его целым и невредимым.

Эмрис громко расхохотался.

– Джованни, ты скоро перехитришь сам себя! Но я не куплюсь на твои уловки и подозреваю, что королева тоже.

– Послушай, – торопливо продолжал герцог, – я говорю все это не потому, что хочу ублажить вашу королеву. Я действительно очень заинтересован в этом молодом художнике. И я очень беспокоюсь о том, чтобы с ним ничего не случилось. В действительности, чем больше я об этом думаю, тем меньше мне хочется даже на время расставаться с таким невероятным талантом. Филипп из Анжу – самый лучший на сегодняшний день живописец, которого вам может предложить Флоренция! Я покажу тебе его работы. Ты сможешь сам их оценить.

Ни один мускул не дрогнул на лице Эмриса, когда он услышал это имя. Он ни за что не признался бы Джованни, что не только слышал о молодом художнике, но и приобрел некоторые из его картин. Это был действительно выдающийся талант.

– Судя по имени, он француз?

– Мы не держим на него зла по этому поводу.

– Я должен что-нибудь о нем знать? – спросил Эмрис, разыгрывая полное неведение.

– Ничего, за исключением того, что он обязательно должен быть доставлен обратно, как только портрет королевского семейства будет закончен.

– А что случится, если он так понравится Маргарите, что она не пожелает его отпустить?

– Я встану на сторону ее родного брата, короля Генриха, и вместе с ним буду воевать против Шотландии.

Эмрис насмешливо улыбнулся.

– Мне очень неловко тебе это говорить, но я замечаю в твоем характере нечто очень напоминающее мне нашу королеву.

– Да-а? – усмехнулся в ответ герцог. – Истина заключается в том, что я, как и она, не в восторге от шотландской погоды. Слишком сыро, слишком непохоже на теплый юг. Кстати, я должен поговорить с Филиппом, у него ведь могут быть возражения, особенно насчет вашего ужасного климата.

– П-фф! Слишком поздно спохватился! Предложение вашего сиятельства принято! – Эмрис отвесил шутливый поклон, но тут же серьезно добавил: – Пожалуйста, договорись обо всем с Микеланджело. Я смогу взять художника на обратном пути из Рима, после встречи с твоим любезным кузеном, который ныне является папой римским.

– Все будет готово, Эмрис. И… мои наилучшие пожелания королеве!