"Линда Ховард. Всего одна неделя ("Блэйр Мэллори" #1) " - читать интересную книгу автора

всех этих бесконечных встряхиваний и покачиваний тут же начинала жутко
болеть голова, а потому, если мне случалось общаться со столь неприятной
особой, приходилось смотреть исключительно ей в глаза.
И вот настал день, когда мучительница купила белый автомобиль с
откидным верхом. Это был не "мерседес", а "мустанг", но все же белый и с
откидным верхом. Куда уж дальше?
Возможно, я должна была бы чувствовать себя польщенной, но этого не
случилось. Николь подражала мне вовсе не из восхищения и любви. Думаю, она
ненавидела меня лютой ненавистью. В разговоре фальшивая любезность
перехлестывала через край, если вы понимаете, что я имею в виду. Если Николь
щебетала: "О, дорогая, какие у тебя сегодня очаровательные сережки!" - то
это надо было понимать примерно так: "Ты, сука, с какой радостью я вырвала
бы их вместе с твоими пакостными ушами!"
Кто-то из членов клуба - разумеется, женщина, - глядя вслед трясущей
всем, чем только можно, Николь, однажды заметил:
- Эта девица готова собственными руками перерезать тебе горло, сбросить
тело в канаву, облить бензином, поджечь и оставить пылать. А потом, когда
догорит, вернуться и станцевать на пепле жигу.
Понятно? Так что я ничего не выдумываю.
Поскольку заведение относилось к разряду открытых и общедоступных, мне
приходилось принимать в клуб каждого, кому приходило в голову заняться
фитнесом. Как правило, ничего страшного не случалось и занятия проходили
спокойно и эффективно. Однако в договоре о вступлении в клуб, который в
обязательном порядке подписывали все клиенты, существовал один пункт. В нем
говорилось, что если в течение календарного года на подписавшего договор
поступало три жалобы от других членов клуба - например, на поведение в
раздевалке, нарушение правил приличия и тому подобное, - то по истечении
обозначенного срока абонемент больше не возобновлялся.
Профессиональная этика категорически запрещала вычеркнуть Николь из
списков только потому, что эта особа беспредельно меня раздражала.
Придерживаться правила было нелегко, но я старалась изо всех сил. Однако
Николь нервировала, оскорбляла и даже приводила в бешенство почти каждую из
женщин, с которыми ей доводилось общаться в течение дня. Она устраивала в
раздевалке кавардак, а убирать за собой предоставляла другим. Позволяла себе
двусмысленные, а порой и грубые замечания в адрес тех, кто не мог
похвастаться телом Венеры. Узурпировала тренажеры, полностью игнорируя
правило о тридцатиминутном ограничении.
Большей частью недовольство выливалось в перебранки, но, слава Богу,
некоторые из обиженных приходили ко мне с горящими от праведного гнева
глазами и требовали принять официальную жалобу.
Ко времени окончания срока абонемента в папке Николь скопилось куда
больше, чем три официальных жалобы. Таким образом, я получила возможность
поставить ее в известность - разумеется, в очень вежливой форме - о том, что
абонемент возобновлению не подлежит и ей необходимо как можно быстрее
освободить шкафчик в раздевалке.
В ответ раздался такой оглушительный вопль, что, наверное, испугались
пасущиеся в соседнем округе коровы. Николь орала, обзывала меня сукой,
шлюхой и прочими отвратительными словами, которые даже повторять не хочется.
Но это были лишь цветочки. Брань становилась все громче и яростнее,
привлекая внимание всех и каждого. Думаю, психопатка ударила бы меня, если