"Права животных и порнография" - читать интересную книгу автора (Миллер Эрик Дж.)СВЕРХ ПРОГРАММЫ– Что у тебя в коробке? – спрашивает стриптизерка. – Голубь, – врет он. – Он раненый, я думал, может, смогу ему помочь. На самом деле он нашел не голубя, а крысу. Заметил ее, когда она ползла по мостовой вдоль поребрика, и было это уже здесь, в квартале, где сплошь секс-шопы и стрип-бары. Ее задние лапы были чем-то раздавлены и волочились. Один глаз, похоже, лопнул, и шерсть вокруг него свалялась. – Да ну, – сказал тогда Брайан. – Ничего ты тут не поделаешь. Но он хотел все-таки попытаться. В мусорном баке на задворках нашел коробку. Рассказывать танцовщице про крысу не хотелось. Голубь – это будет звучать лучше, чем крыса, решил он. Та смотрит на коробку и говорит: – И что голубь – ему сильно досталось? – Да, думаю, довольно сильно. – Может, тебе лучше убить его? – говорит танцовщица. – Наступи ему на голову. Это будет добрый поступок. Так поступают с ранеными лошадьми – их убивают. Люблю лошадей. – Я из Монтаны, – запускает он пробный шар. – А сюда – в отпуск, на Рождество? – Ага, – говорит он. – Уболтал приятеля съездить. У него брат сюда перебрался. – Господи, и что вас сюда потянуло, в этот город? – Чего-то нам не хватало, видимо. – Огребете здесь – по полной программе. Не сидится разве? – Да нормально мне тут сидится. – Монтана. Там у вас, не иначе, все лошади, лошади… – Да. (При этом он учится в колледже, вырос в университетском городке и к лошади не прикасался никогда в жизни). – Сплошные лошади, повсюду, – говорит он. Она не сводит глаз с коробки. Напротив, в точно такой же выгородке, сидит его приятель Брайан с другой танцовщицей. Перед ними стоит официантка в короткой обтягивающей юбке. Он смотрит на танцовщицу. – Ты вроде нервничаешь, – говорит она. – Я не нарочно, – отвечает он. Он знает, что нервничает. Нервничает, потому что уговорил Брайана поехать, а Брайан все спрашивал: – Ну ты скажи, ну что мы там забыли? Теперь официантка стоит уже перед ними: – Что вам принести? – Расстилает перед ними две красные салфетки. – Мне? Ну, как бы и ничего, – мямлит он, вспомнив, что, познавший городские каверзы, брат Брайана говорил им о ценах на выпивку в стрип-клубах Сан-Франциско. – Может быть, даме? – Да, разрешите? – Да, мэм. После секундной паузы она говорит: – Шампанское, пожалуйста. Официантка кивает. На сцене под музыку двигается бледная толстоватая девица. Эта девица его пугает. И та танцовщица, что сидит рядом, тоже пугает его, и официантка тоже. Он напуган с того момента, как они въехали в город, а может, и с тех пор, как выехали из Монтаны, хотя чем именно, не знает сам. Мельком бросает взгляд на танцовщицу, что сидит рядом, – ну что, обычная девчонка с упругим телом и сильно накрашенным лицом. Как раз и выглядит, как те танцовщицы, которых показывают по телевизору. – Ты хороший парень, – говорит ему танцовщица. – Да нет, правда-правда. Сразу видно, что ты из провинции, что рос среди животных, деревьев и все такое. – Так ведь, оно как бы и в самом деле так. – Мне повезло, что я села к тебе. Я тут новенькая, и мне еще мало хороших людей попадалось. Знаешь, в чем состоит моя работа? – Нет, мэм. – Сесть к кому-нибудь за столик и заказать шампанское. Это такая хитрость. Потом, когда она вернется с бутылкой, запросит бешеные деньги. Как правило, это людей так ошарашивает, что они сразу раскошеливаются. Мы на них нажимаем, и они платят. Хочу, чтобы ты знал заранее, был готов. – Она откидывается на стуле и выпускает из цепких пальцев его локоть. Добавляет: – Думаю, с голубем, это ты правильно. На самом деле коробка пуста. Он ее взял с собой на случай, если надумает вернуться и забрать крысу. Однако пока что он колеблется. Масса сомнений: она и ночь-то вряд ли переживет, не говоря уже про обратный путь. Вспоминает Эми и ту квартирку, что они снимают в Монтане. Перед самым его отъездом она сказала: «Я люблю тебя». А он в ответ ничего не сказал. Подходит официантка с бутылкой и бокалом: – Сорок долларов. – У меня нет таких денег, – говорит он. У него дрожат руки, и на лице – он чувствует – выступает пот, – Принесите ей обычную порцию виски. Это все, что я могу себе позволить. Официантка долго на него смотрит, видит, что он стоит на своем, и уходит. – Вы уж извините, – говорит он танцовщице. Она пожимает его локоть, но в глаза не смотрит. Девушка, которая была с Брайаном, встает, идет к сцене. А тот запускает в волосы три пальца и склоняет голову набок. – Все, мне пора, – говорит он. Выуживает из бумажника десять долларов и кладет на салфетку. – Все, что останется, – ваше, – говорит он танцовщице. Брайан с силой бьет ребром ладони о парковочный счетчик. – Пятьдесят долларов, – говорит он. – Н-да. – Он вглядывается в сточный желоб, хотя они в нескольких кварталах от того места, где он видел крысу. – Меня они тоже опустили, – врет он. Они по-прежнему в районе секс-шопов: промельки наготы, пластик, резина, цепи. Вывески обещают двадцать четыре канала непрерывной порнографии. Около входов в стрип-бары стоят девицы, зазывают: – Эй, сюда, сюда заходите. – Тут одно блядство сплошное, – говорит Брайан. – Пойду в итальянский квартал, лучше в тамошнем баре буду Терри дожидаться. Здесь я уже сыт по горло. – Ладно. А я тут еще побуду немножко. – Да все равно ж ты ее не найдешь. – Знаю. Просто хочу еще побродить. – Что ты делаешь? Мы что – за этим сюда приехали? Болтаться тут и любоваться на все это говно? – Все-таки что-то новое. – Да дрянь это, господи. Ты что, хочешь, чтобы тебя выебли? – Нет, – говорит он. – Хочу только посмотреть, что к чему. – В жопу, – говорит Брайан, – я насмотрелся. Хватит. Слушай, а ты по Эми не соскучился? – Н-ну да, соскучился. Тут Брайан говорит: – Ты что, надумал от нее слинять? – Нет. – Я тебя насквозь вижу. Знаю, что у тебя на уме. Смотри, останешься в конце концов один, будешь по таким вот помоечным притонам скитаться в поисках дозы. – Да ты чего на меня взъелся? – Я не взъелся. Просто не пойму, на кой черт мы сюда приперлись. И не пойму, тебе-то чего надо? – Я и сам не знаю. – Тебе, как видно, надо огрести по полной и сверх того, – говорит Брайан, глядя в сторону. – Только тогда научишься ценить хорошее. Сперва он делает вид, будто просто гуляет, потом принимается нагибаться, приседать, заглядывать под машины. Крысы нет. Осматривает тротуар из конца в конец. Навстречу полицейский – идет, глядя прямо перед собой. Когда с полицейским разминулись, он прочищает горло. Полицейский не оборачивается. Тогда он громко произносит: – Вы не видели крысу? Полицейский молча неотрывно смотрит на него. Он чувствует, что полицейский каким-то образом знает, что он был в стрип-клубе. Чувствует, что полицейский о нем еще и что похуже думает: что он был не только в стрип-клубе, а и во множестве этих мелких лавочек вдоль всей улицы. Он уточняет: – Ну, в смысле, здесь. На тротуаре. Покачав головой, полицейский идет дальше. Через три шага останавливается, поворачивает назад: – А зачем тебе крыса? – Ни зачем. Он идет прочь, останавливается у какого-то проезда. Там нет освещения, и, уже ступив в темноту, он вдруг замечает, что у стены сидит человек, вытянув ноги. Он отступает. За спиной у сидящего что-то копошится в газетах, он уверен, что это давешняя крыса. Сидящий говорит: – Эй ты, ты что-нибудь принес мне? Денежку мне принес? Новый год сейчас или нет? – Нет, еще два дня остается. – Ну так Рождество, значит. Он вынимает из бумажника доллар и подает человеку. Газеты неподвижны. Перешагивать через сидящего не решается и поворачивает обратно. – С Новым годом, – говорит человек. Начался дождь. Он набрал номер телефона в Монтане: – Эми? – Привет. Ты уже на месте? – В Сан-Франциско. (В воздухе холодает, капли дождя падают чаще.) – Ты словно далеко-далеко. Доехали хорошо? – Ага. – И что вы там делаете? – Бродим по городу. А ты что делаешь? – Ничего. Всю ночь мела метель. Читаю журналы, смотрю телевизор. Между прочим, от пластика, которым ты затянул окна, и впрямь тепло. (Плеск от проезжающих машин временами глушит ее слова. Мимо проходят двое, говорят по-иностранному. Один смеется и похлопывает другого по заду. Задувает ветер.) – Я соскучилась, – говорит она. – А хорошо было на Рождество. – Ага, я тоже вспоминаю. Он поднимает взгляд вверх, горизонт застят силуэты зданий на фоне серых туч. Он говорит: – Чуть было не купил тебе ручную крысу. Она молчит. Потом говорит: – Крыс я боюсь. Наверно, я тебе не говорила. – Да мне вообще-то следовало знать. Почти все их боятся. А как насчет голубей? – Слушай, я зажгла ту свечку, что ты подарил, – ну, ту, которая корицей и сосной пахнет, помнишь? Такое чудо. А горит медленно-медленно, я ее час назад зажгла, так она все еще почти как новая. – Я рад, что она тебе нравится. – Bay, как снег-то валит. Даже красиво. Он видит, как она сидит у самого окна в полутьме. Видит, как падает снег и как горит свеча. Видит даже себя рядом с ней. Эми стоит у окна. Он сидит в кресле. Они уже старые. В комнате тепло, падает снег, и свеча наполняет комнату ароматом. Его пугает тепло. И она его пугает. И сам себя он пугает. Хочет понять отчего, что заставляет человека пугаться таких вещей – добра, тепла, – но не может. Она зовет его по имени. – Да? – Я в самом деле скучаю по тебе. На работе я целый день думала: как странно – приду домой, а тебя нет. – Мы не надолго, скоро вернемся. – Я знаю. Я люблю тебя, – говорит она. – Я это точно знаю, особенно теперь, когда ты далеко. Может быть, он ее тоже любит. Как поймешь? И ему нечего на это сказать. Дождь бьет в лицо, ветер студит кожу. – Все, мне пора, – говорит он. – Но я позвоню завтра. Коробка туалетной бумаги, табурет и встроенный в стену экран. Он опустил два жетона и смотрит, как экран заполняется наготой. Нажимает на кнопку выбора каналов. Две девушки. Нажимает снова и снова. Два парня. Еще какая-то голая размазня, не поймешь что. Мелькает мысль об Эми, и он снова нажимает кнопку. Светловолосая девушка и парень, лица которого не видно. Он расстегивает штаны. Возбуждает ли его происходящее на экране, он не очень уверен. Девушка некрасива. На крупных планах видно, что волоски вокруг дырки в ее заднице почему-то слиплись. Когда камера отъезжает, становится заметно, что ей навряд ли так уж хорошо, хотя она вовсю гримасничает, и в динамике слышно, как она старательно пыхтит. Член у него лишь слегка поднялся, и он поглаживает его, не слишком-то на что-либо надеясь. Тут дверь отворяется, и входит китаец средних лет. – Э! Э! – Он пятится, пытаясь спрятать член в штаны, но китаец приближается быстро, выставив перед собой открытую ладонь. – Жетоны, – говорит китаец с акцентом. – Ты хочешь еще жетоны? – Нет. – Он подымает руки, словно пытаясь защититься от удара. Он гораздо крупнее китайца, но все равно пугается его. Китаец кивает и смотрит на экран. Расстегивает штаны и вынимает свой член. Маленький и темный, он направлен наискось вверх. Китаец оглаживает его, и головка то высовывается, то скрывается под кожей, а дырка на кончике огромная и блестит. – Ты хочешь? – спрашивает китаец. – Нет. Он на шаг отступает. Китаец к нему поворачивается и неотрывно смотрит в лицо. Свободной рукой китаец берет его за член. – Постойте, – говорит он и снова отступает, но он уже прижат к стене. Держа его за головку члена, китаец опускается на колени. Вставляет ее себе в рот. – Нет, – вновь слабо возражает он. Китаец сосет с силой – такого он никогда не ощущал. Эми сосет ему редко, и он не уверен, стоит ли просить, чтобы она это делала чаще. Из крутящейся в голове тьмы вдруг выступает одна из ее маленьких грудей. Он смотрит на экран, но едва ли в состоянии понять, что там происходит. В сознании проносятся куски нынешнего вечера: крыса, стрип-клуб, секс-шопы, дождь и ветер. Он сожалеет, что не пошел с Брайаном в тот бар, где теперь они с братом напиваются в относительно чистом окружении и, может быть, освежают в памяти старые, чистые воспоминания о Монтане. Во всем теле – холод, даже в яйцах. Только член в тепле. Он взглядывает вниз и видит лицо китайца, его закрытые глаза и втянутые щеки. Слышит громкое чмоканье, которое производит китаец, и чувствует еще больший холод. Видит свое лицо, отраженное пластиком экрана, который погас. Оно кажется несоразмерным, неловким, будто это лицо какого-то замученного незнакомца. Он толкает китайца в плечи. Китаец подымает взгляд маленьких, затуманенных глаз. – Пожалуйста, – говорит он. – Пожалуйста, перестаньте. Он больше ничего уже не чувствует. Китаец щупает ладонью его зад, потом рука китайца лезет ему в штаны, невзирая на его слабые попытки уклоняться от прикосновений. Китаец принимается тереть пальцем его дырку в заднице, и он снова произносит: – Пожалуйста, перестаньте, – но на сей раз так тихо, что сам себя едва слышит. Его всего корчит, но он чувствует, что высвободиться не в силах. – Пожалуйста. – Сейчас, – говорит китаец и толкает его. – Сейчас, повернись. – Что? – Повернись. Китаец разворачивает его кругом и пихает вниз, так что ему приходится ухватиться за табурет, чтобы не упасть через него. – Нет, – говорит он. Он чувствует, как штаны и то, что под ними, ему стаскивают к коленям. Такое ощущение, будто он смотрит, как это происходит на экране с кем-то другим или с каким-то другим «я» – старым или новым, и вчуже ощущает, как это другое «я» вливается в его нынешнее тело. Китаец сплевывает ему в раздвоение ягодиц, и он даже чувствует, как плевок стекает. Потом какую-то секунду китаец возится, переступает. Сперва пронзает ужасающая боль. Он вскрикивает и пытается оттолкнуть китайца. Китаец на него наваливается, всем весом повисает на спине, засовывает глубже, тяжело дышит. Острой боли в заду больше нет, там все немеет, зато появляется надежда, что скоро это кончится. Затем китаец резко вынимает. Заставляет его встать на колени, наполовину разворачивает и сует ему член в лицо. – В рот, – командует китаец. – Бери в рот. – Нет, – отвечает он, но как-то неуверенно. В нос бьет запах дерьма. Он вытирает член ладонью; член гладкий и влажный. Китаец делает шаг вперед, так что кончик члена утыкается ему в сомкнутые губы. Рука китайца охватывает его затылок и толкает голову вперед, губы раскрываются, и член входит. Он неприятен на вкус и во рту кажется маленьким и очень твердым. Он думает, не блевануть бы. Китаец суется членом туда-сюда наверное с минуту, потом замирает, и из него брызжет горячая сперма. А он с этой секунды начинает ощущать, как болят от сопротивления мышцы челюстей и зада. Китаец вынимает член, вытирает туалетной бумагой и уходит. |
||
|