"Виктория Холт. Песня сирены [И]" - читать интересную книгу автора

время мне казалось, что она ревнует меня к Бо, но позже я переменила свое
мнение.
Я никогда не могла полностью почувствовать свою причастность к семье
Эверсли, хотя Присцилла, моя мать, неоднократно давала мне понять, как
много я значу для нее, и я сознавала, какое влияние она имеет на меня. Она
абсолютно не походила на Харриет, которую я так долго считала своей
матерью. Харриет, конечно, любила меня, но не могу сказать, чтоб
чрезмерно. Она не баловала меня выражением своих чувств, и, я уверена,
узнай она, что мы с Бо дали друг другу слово пожениться, она бы только
пожала плечами и рассмеялась, в то время как Присцилла повела себя так,
будто это - величайшее несчастье, хотя самой причиной моего существования
явилось именно отсутствие у нее такого договора в подобных условиях.
Теперь-то известно, что я незаконнорожденная - внебрачная дочь
Присциллы Эверсли и Джоселина Фринтона, который был обезглавлен во время
Папистского заговора. Конечно, он собирался жениться на моей матери, но
был схвачен и казнен прежде, чем успел это сделать. Тогда Харриет решила
выдать себя за мою мать, и они с Присциллой уехали в Венецию, где я и
родилась.
Обстоятельства моего мелодраматического появления на свет доставили
мне немалое удовольствие, когда я узнала обо всем. Эта история вышла
наружу и стала широко известна, когда дядя отца после смерти завещал свое
состояние мне. Тогда я стала жить со своей матерью и ее мужем Ли в имении
Эверсли, хотя частенько навещала Харриет.
Сейчас Присцилла с Ли перебрались в Довер-хаус во владениях Эверсли.
Там они жили с моей сводной сестрой Дамарис. Совсем рядом располагался
Эндерби-холл, который мы с Бо использовали для встреч. Этот дом оставил
мне в наследство дядя отца, Роберт Фринтон. Эндерби - это место памятных
событий. Его считают обиталищем нечистой силы. Я подозреваю, что именно
поэтому я была очарована этим домом с детских лет, задолго до того, как он
стал принадлежать мне. Однажды там произошла страшная трагедия, и,
естественно, над этим местом витала мрачная тень. А Бомонту нравился этот
дом, иногда он даже звал привидения выйти и взглянуть на нас. Когда мы
лежали на большой кровати с балдахином, он отдергивал занавески. "Пусть
они поучаствуют в нашем наслаждении!" - так он говорил. Он был дерзок,
безрассудно отважен и абсолютно беззаботен! Я уверена, появись однажды
перед ним привидение, он не почувствует и тени беспокойства. Он рассмеялся
бы в лицо самому дьяволу, покажись тот собственной персоной. Бывало, он
говорил, что и сам служит дьяволу.
Как я тосковала по нему! Как мне хотелось, заглянув в этот дом, вновь
почувствовать его объятия, когда он вихрем налетал на меня. Я хотела,
чтобы его руки вновь подхватили меня и отнесли наверх, в ту комнату, где
спали эти призраки, пока обитали на земле. Я хотела вновь услышать его
ленивый голос с бархатными интонациями, такой музыкальный, такой
характерный для него, предназначенного обладать всеми радостями жизни -
неважно, какими средствами - и отбрасывать все, что не сулит никакой
выгоды.
- Я не из святых, Карлотта, - говорил мне Бомонт, - так что и не
мечтай заполучить одного из них в мужья, милое дитя!
И я заверила его, что последнее, о чем я мечтаю, это о святом.
Он постоянно напоминал мне, что я уже потеряла невинность, - видимо,