"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

лет спустя.
В начале осени епископ Хрои, приемный отец Астрид, обвенчал их, и на
другое лето Астрид родила сына, которому при крещении дали имя Унас. В то же
лето мы со Сверриром отправились на Оркнейские острова, чтобы от имени
епископа рассчитаться за большое распятие, ставшее гордостью Киркьюбё. Там,
на Оркнейских островах, мы должны были завершить свое образование и начать
служить церкви, свет которой сиял и в тайниках наших душ и на всей Божьей
земле.

***

Мы покинули Фареры под предводительством Свиного Стефана, это был наш
со Сверриром первый поход в мир лжи и счастья, который оказался совсем не
таким, каким мы его себе представляли, и, главное, не таким добрым. Свиной
Стефан был наш друг, про него говорили, что на море в тумане он носом чует
землю и что в двенадцать лет он умертвил быка, задушив его голыми руками.
Свиной Стефан отличался не благородством, но силой, и проявлял жестокость,
когда все кругом были жестоки, он был полезен конунгу, и мой конунг часто
потом прибегал к его помощи.
Когда наш корабль собирался выйти из гавани Киркьюбё, на берегу
столпилось много мужчин и женщин. Среди них была и Астрид, в этот день она
не выглядела красивой и была больше похожа на наказанного ребенка, чем на
счастливую молодую мать. Она была не в силах выразить своему мужу
преданность, которой он ожидал, уезжая от нее. Но Сверрир отнесся к ее
холодности со спокойствием, похожим на ледяной шквал, долетевший со студеных
морей. Мое уважение и преклонение перед его силой было тогда сильнее, чем
потом. Но, думаю, каждый мужчина, ставивший дружбу выше любви, поймет меня,
если я скажу, что в тот день моя верность Сверриру была больше, чем мое
сочувствие Астрид.
Епископ Хрои поднялся на борт, чтобы перед отъездом благословить нас и
всю команду. Мы все стояли на корме и пели: Господи, помилуй! Два золотых
кольца, последний взнос за большое распятие, хранились у Сверрира. Только мы
с ним знали, что у него есть еще одно кольцо, которое тоже было частью
нашего долга, но его Сверрир хотел сохранить, если представится такая
возможность. Провожающие махали нам, мы - им, и корабль вышел в море.
Мы все были привычны к морю, и ветер был попутный. Над морем
раскинулось высокое летнее небо, мы со Сверриром, ставшим потом конунгом
Норвегии, сидели на корме. В первый вечер, когда острова и горы у нас за
спиной скрылись в море, он говорил мне с большой убежденностью, но также и
со скрытым гневом, о праве мужчины идти своим путем и испытать свою судьбу.
Он говорил с такой силой и страстью, предел которой может поставить лишь
воля Божья, или смерть. И я понял, а он этого и хотел, что за всеми его
словами о праве мужчины кроется нежность к ребенку и женщине,
всколыхнувшаяся в нем, когда их разлучило море.
Молчанием и едва уловимым холодом Сверрир пытался отгородиться от всех,
кто был на борту. От Свиного Стефана, когда тот пробирался между скамьями
гребцов и от любого из команды, если кто-нибудь вдруг приходил к нам на
корму. Его голос обрушивался на человека, как шквал, в нем слышался приказ,
и пришедший уходил. Об Астрид он не проронил ни слова. Но сказал, упомянув
Унаса, которому было пять недель и который, по мнению отца, был умный и