"От сердца к сердцу" - читать интересную книгу автора (Стоун Кэтрин)Глава 10– Привет, Дайана! – Чейз!.. Дайана не говорила с Чейзом больше пяти недель – с тех пор, как он ушел, чтобы принять решение. В течение двух недель после того, как бумаги на развод были подписаны, они общались через своих адвокатов. У каждого был собственный адвокат (причем ни один из них не работал в фирме «Спенсер и Куин»), хотя с делом о разводе с легкостью справился бы и один юрист. Расторжение брака Дайаны Шеферд и Чейза Эндрюса было делом простым, по сути, попросту разделом их огромного состояния. Таким простым, и все шло так гладко, что им время от времени казалось, что все позади. Все позади. Ах как хотелось Дайане, чтобы и боль ее была уже в прошлом! Она надеялась, что Чейз позвонит. Ей нужно было услышать его голос. Она хотела знать, есть ли в нем хоть капля горечи или гнева. Дайане было больно от того, что она потеряла любовь Чейза, но его гнев огорчил бы ее сильнее. «Чейз мог бы выбрать более подходящее время для вручения вам бумаг на развод», – заметил Джеффри Лоуренс в тот вечер в ее кабинете. В голосе известного телеведущего не было насмешки, сказал он это ради констатации факта. Интересно, Чейз намеренно выбрал именно этот день, когда она готовилась к самой ответственной операции в своей жизни? Может, этим он хотел подчеркнуть, что для нее карьера всегда была важнее их любви? Но это было так не похоже на Чейза. Честно говоря, он никогда не пытался вставать у нее на пути. И, оказавшись в сложной жизненной ситуации, выйти из которой он мог единственным способом, Чейз не терял над собой контроля, ни в чем не упрекал ее. Решение уйти от Дайаны вызвало в нем лишь грусть, а вовсе не гнев. И диалог их адвокатов был вполне дружественным, без намека на обиды. Чейз хотел, чтобы за Дайаной остался их пентхаус, потому что он был всего в пяти минутах ходьбы от «Мемориал хоспитал». И не нужно ему было ее сердце, во всяком случае, пластиковое… – Как поживаешь, Дайана? – Я знавала и лучшие времена, Чейз. Я, знаешь ли, сейчас развожусь, а это ужасно больно. – Знаю, – тихо согласился Чейз. – К тому же делу не помогает назойливое внимание дешевых журналистов с Манхэттена, правда? – Да уж, но, по-моему, им удалось раскопать не так уж много, – заметила Дайана. – Им нечего искать, Дайана, – отозвался Чейз. «Я знаю», – подумала она. Рьяные поиски причины развода, желание найти возможных любовниц Чейза ни к чему не приведут. Чейз не изменял ей, как и она ему. Или, может, она все-таки изменяла? Может, ее тайные воспоминания о прошлой любви разрушили их брак? – Ты согласен, чтобы я осталась в пентхаусе, Чейз? Ты доволен своим жильем? – Разумеется. Я не возражаю против того, чтобы в пентхаусе жила ты, ведь это тебе удобно. – Спасибо. – Дайана, я был в Париже, когда тебе принесли документы. Перед отъездом я встречался с адвокатом, и он сказал мне, что отошлет тебе бумаги, как только они будут готовы. Об операции советскому послу я не знал до своего возвращения. – Я так и предполагала. – Мне очень жаль. – Все в порядке. Это должно было когда-нибудь случиться. Думаю, тебе тоже досталось от прессы. – Это верно, но на меня не набрасывались во время прямого эфира. – Что поделаешь, – вздохнула Дайана. – Но теперь все позади. Я рада, что бумаги мне случайно вручили именно в тот день. – Даю честное слово, что так оно и было. – Помолчав, Чейз тихо проговорил: – Дайана, мне надо тебя увидеть. Я должен кое-что отдать тебе. – Я тоже должна кое-что передать тебе, Чейз. – Сегодня вечером ты сможешь? Скажем, через час? – О’кей, через час. Ну почему надо расстаться с мужчиной, который предназначен быть ее мужем? Существуют ли для прощания какие-то особые правила, туалеты? Чейз любил Дайану во всех ее туалетах – и без них тоже. Ему нравились коллекционные платья, которые она надевала в апреле на парижский бал. Яркие веселые платья, что просвечивали сквозь ее белый докторский халат, шерстяные юбки и кашемировые свитера, в которых она щеголяла в Мейне, ее шелковое белье, которое он с такой легкостью снимал с нее. Чейз знал и любил ее в шелке и в хлопке, в атласе и в твиде, в кружевах и льне, но больше всего она нравилась ему в постели. Дайана решила выглядеть привлекательной – насколько это было возможно после нескольких недель усталости и печали. Она выбрала синее шелковое платье – одно из любимых Чейза, перевязала темно-русые кудри бархатной голубой лентой и поставила в морозильник бутылочку «Дом Периньон». Выйдя на балкон в ожидании Чейза, Дайана смотрела на море огней Манхэттена и думала о том, что их браку конец. А ведь он должен был длиться вечно. Именно на это они с Чейзом рассчитывали. Они были так уверены в своей любви, в том, что их сердца бьются и будут биться в гармонии. Чейзу нравилось, что Дайана была таким замечательным хирургом, преданным своему делу. Он гордился и ею, и ее блистательной карьерой. А Дайана восхищалась великолепными зданиями, построенными Чейзом, и тоже гордилась его профессионализмом и стремлением к красоте. Каждый из них понимал стремление другого сделать карьеру. «Им нечего искать», – сказал Чейз. Дайана знала, что это правда. Чейзу не нужна другая женщина. А Дайане не нужен никто, кроме Чейза. Чейз был единственным мужчиной, рядом с которым она забывала о Сэме. Сэм… В течение десяти лет после того, как Сэм ушел от нее, Дайана пыталась завести роман, но воспоминания о Сэме мешали ей. В моменты, когда одиночество слишком уж донимало ее, Дайана превращалась в настоящую богиню охоты, которая неустанно искала себе новую любовь, надеясь спрятаться за ней от воспоминаний о любви потерянной. Многие мужчины хотели Дайану и любили ее. Но она не могла отвечать на их любовь, потому что Сэм все не оставлял ее – его сумеречная тень, длинная и темная, заслоняла собой солнце и не давала Дайане наслаждаться новой любовью. Временами она в отчаянии думала, что горькие воспоминания о нем никогда не оставят ее. Так продолжалось до того дня, когда пять лет назад в ее жизни, в ее сердце и в ее постели появился Чейз Эндрюс. Когда они занимались любовью, нежные губы и ласковые руки Чейза заставляли ее забыть обо всем на свете. Воспоминания и боль уходили далеко, и она с радостью подчинялась ему. Чейз хотел Дайану, одну Дайану, всегда только Дайану. И она хотела его, мужчину, который сумел вновь пробудить в ней страсть, заставил смеяться. Им хотелось постоянно быть вместе, и они радостно строили планы на будущее. Однако потом планы Чейза изменились. Еще перед свадьбой они решили, что детей у них не будет. Детьми Чейза, его бессмертием станут его здания, а у Дайаны была ее карьера, ее «сердца». Они говорили о детях, точнее, о том, что у них не будет детей, поэтому Дайана и была уверена, что решение Чейза окончательное. Она бы ни за что не вышла за него, если бы сомневалась в этом, потому что знала – детей у нее не будет… Не будет еще одного ребенка. Как только Чейз заикнулся о ребенке, все горестные воспоминания о Сэме и Дженни с новой силой нахлынули на нее, как это бывало в те времена, когда она пыталась найти себе новую любовь. Дайана никогда не говорила Чейзу ни о Сэме, ни о Дженни – драгоценном даре любви Сэма, ее ненаглядной доченьке, которая умерла. Чейз с Дайаной не рассказывали друг другу о своем прошлом, поэтому Дайана и не заговаривала о Дженни. Она попросту не хотела печалить его, ведь у них-то, думала Дайана, не будет детей. Но полгода назад Чейз передумал, и они оказались по обе стороны пропасти, которая становилась все больше, темнее и глубже, разрушая их бесценную любовь. Дайана едва не рассказала ему о Дженни. Но ведь несправедливо просить Чейза отказаться от мысли о детях только из-за ее давней трагедии? Разумеется, это так, и Дайана даже знала, как поведет себя Чейз. Он перестанет давить на нее, но мыслей своих не оставит. И возможно, через некоторое время он вновь заговорит с ней о ребенке. «У тебя была прекрасная дочка, – ласково сказал бы он, – но девочка умерла. Но если ты родишь другого ребенка, разве из-за этого твоя любовь к Дженни станет меньше, разве ты предашь ее память?» И тогда перед Дайаной встанет еще одна правда. Она любила Чейза Эндрюса настолько, чтобы провести с ним всю жизнь. Но не настолько, чтобы родить от него ребенка. Она больше не позволит себе любить мужчину так же сильно, как любила Сэма. Поэтому Дайана сказала: «Нет, Чейз, никаких детей». И ему пришлось думать, что причиной всему – ее карьера. Они разговаривали спокойно, не ругались. Чейзу оставалось лишь принять решение. Что предпочесть – жизнь с Дайаной без детей или жизнь без Дайаны, но в будущем – новая любовь и дети? И Чейз принял решение – такое же, как пятнадцать лет назад принял Сэм: «Я могу жить без тебя, Дайана. И буду жить без тебя». Чейз тоже приоделся, чтобы выглядеть получше. Он надел темно-серый костюм, один из ее любимых, который так подходил к цвету его глаз. – Привет! – В это короткое словечко Чейз вложил все свои эмоции – радость потому, что видит ее… грусть, вызванную причиной их встречи и неминуемым расставанием… неуверенность – потому что он не был до конца уверен в том, что поступает правильно… желание – она была так хороша, и он все еще любил ее. – Привет! – откликнулась Дайана. И ее приветствие содержало те же чувства. – Входи. Хочешь шампанского? – Конечно. Они чокнулись тонкими хрустальными бокалами. Это был молчаливый тост за все – за мирное расставание и за возможное счастье когда-нибудь в будущем. – Я отправляю тебя в трехнедельное путешествие по Европе, – заявил Чейз, вынимая из кармана пиджака конверт и вручая его Дайане. – С восьмого сентября. Заранее дарю это тебе, чтоб ты смогла выкроить для путешествия время. – Да, но, Чейз… – Ты должна поехать, Дайана. За все уже заплачено. – Ты отправляешь меня в – Все будет по первому классу, – пообещал Чейз. Дайана улыбнулась. Чейз так хорошо знал ее! Ему было известно, что она никогда бы не позволила себе дорогой отдых, хотя денег у нее хватало с лихвой. Учитывая это, он и организовал все так, чтобы она смогла уехать, подумать обо всем и излечиться, насколько возможно, от печали. А что может быть лучше, чем Европа осенью? В сентябре она будет уже не такой расстроенной, ведь правда? Да уж, Дайана по опыту знала, что время лечит. Точнее, даже не лечит, а помогает впасть в спасительное оцепенение. Пожалуй, к сентябрю она и впрямь впадет в некоторое оцепенение, достаточное для того, чтобы спокойно произнести вслух слова, которые то и дело всплывали у нее в голове: «Ты проиграла. Любимому мужчине одной тебя недостаточно. Опять…» Эти слова требовали осмысления. В сентябре в Лондоне, Париже и в других замечательных местах она будет то и дело думать о них, искать ответы на многочисленные вопросы. – Спасибо. – Да не за что. Чейз преподнес ей подарок, а она должна была вернуть ему другой его дар, полученный в самом начале их любви. – Я подумала, что ты захочешь взять это назад, – проговорила она, вынимая из кармашка платья золотое кольцо с четырехкаратным бриллиантом. – Это не обязательно, Дайана. – Но так лучше, тебе не кажется? Лучше, если ты заберешь его. Дайана протягивала ему драгоценное кольцо, долгое время принадлежавшее его семье. Подумав, Чейз медленно взял украшение. А забирая кольцо, он удержал в своих руках дрожащие пальцы, которые обычно бывали такими уверенными, привлек к себе Дайану и стал нежно целовать ее. Почувствовав, что ее, как обычно, охватило желание, Дайана с удивлением подумала о том, что, возможно, они будут сейчас заниматься любовью. Их разум уже принял мысль о разводе, их сердца учились жить без любви друг к другу, так неужели их телам нужно было это последнее прощание? Неужели им нужно слиться воедино в последний раз, чтобы окончательно понять, что все кончено? Поцелуй становился все горячее, но Дайана не могла раствориться в нем. Не станет ли это слишком тяжелой пыткой? Если они займутся сейчас любовью, не положит ли это конец их добрым отношениям? Отпрянув от Чейза, Дайана заглянула ему в глаза. Они были полны желания и потаенной грусти. Чейз прощался с ней и… – Я не могу сделать это, Чейз. Он осторожно взял ее лицо в ладони и улыбнулся. В его глазах затаилась грусть. – Знаю. – И через мгновение Чейз тихо добавил: – Дайана, мне так жаль. – Знаю. А потом Чейз ушел навсегда. Дайана вышла на балкон и, застыв, невидящим взором смотрела на огни Манхэттена. Слезы заливали ее лицо… Четвертого июня исполнилось десять дней с того вечера, как Патрик спас Кейси и исчез в темноте ночи. «Он вернется, – вновь и вновь повторяла себе Кейси. – Но почему?» После ухода Патрика Кейси посмотрела на себя в зеркало. Лицо ее все еще было в слезах, волосы взъерошены ветром, одежда помята, а в глазах застыло непривычно невинное выражение. Она была похожа на бродяжку, правда, в чем-то привлекательную. Впрочем, если в ней и оставалась сексуальная притягательность, то вряд ли это вызвало у него какие-то эмоции. Не исключено, что сначала Патрик обратил внимание на ее точеную фигурку, но потом он и думать забыл о ней, отвлеченный неуверенными словами женщины, робкой улыбкой и слезами. А это, судя по всему, уже не интересовало Патрика Джеймса. Но Кейси не так-то просто расставалась со своим новым «я». Разумеется, она работала, каждый день делала зарядку, почти ничего не ела. И все же она каждое утро бегала по берегу, играла с волнами и прощалась с солнцем, скрывающимся за скалами. Кейси махала ему на прощание рукой, остановившись у подножия скал, но ни разу не поднялась по тропинке, ведущей на цветущий луг. Этот луг принадлежал Патрику. Он вполне мог быть там, проехав на луг другой тропой и не желая встречаться с ней, и она нарушила бы его уединение. А ведь она и так лишила Патрика его пляжа! Но Кейси не только думала о Патрике Джеймсе. Она не получала ответов на свои вопросы. Где-то в глубине души начали зреть чувства, от которых она не могла, да и не хотела, избавиться, чувства, дарившие ей радость и счастье. Вечером четвертого числа Кейси работала, когда Патрик постучал в дверь коттеджа. – Патрик! – Привет, Кейси! Как поживаете? Она могла ничего не отвечать ему, потому что счастливая улыбка сама сказала все Патрику. Однако ему нужно было произносить какие-то слова, чтобы снова привыкнуть к ней. Все эти дни он думал о ней, но заставлял себя забыть Кейси, потому что она была такой милой и недосягаемой, а он не мог предложить ей ничего, кроме отчаянного желания быть вместе. Да, он все время думал о Кейси и даже стал делать карандашные наброски, пытаясь запечатлеть невинное выражение ее лица, когда она впервые обернулась к нему. Патрик был талантливым художником. Он с легкостью воспроизводил увиденное, но, встретив ее, понял, что на этот раз талант изменил ему. Живая Кейси была еще красивее, еще милее, чем тот образ, который сложился в его воображении. – Замечательно, Патрик. – Я подумал, что, возможно, вы захотите посмотреть со мной на фейерверки? – Разумеется. В клубе? – Нет. На том же лугу. – Мне очень хочется. Они спустились по извилистой дорожке от коттеджа к пляжу, и Патрик вытащил из-под какого-то бревна сложенное одеяло. – Вы сегодня без коня? – Закат будет в первом акте, – улыбнулся Патрик. – Но я подумал, что вы, возможно, захотите посмотреть все шоу целиком. – Да, конечно, – кивнула Кейси. Они наблюдали за захватывающими дух природными фейерверками – заходящим солнцем, внезапно вспыхивающими на небе звездами, почти полной луной. А еще они слушали симфонию летней ночи – стрекотание кузнечиков, пение ночных птиц, нежный шелест кленовых листьев, которые будоражил легкий ветерок. – Какое огромное пространство, – задумчиво прошептала Кейси, задрав голову и глядя в черную бездну ночного неба, мерцавшего мириадами звезд. – Когда я смотрю на небо, то кажусь себе такой маленькой, такой… незначительной. – «И мои слова кажутся мне незначительными». – Да что ты? – незаметно для себя переходя на ты, удивился Патрик. – А я, напротив, считаю себя очень маленькой, но важной частичкой огромного целого. – Ох, Патрик! Откуда в тебе эта мудрость? – Вовсе я не мудрый, Кейси. – Но кажется, ты знаешь, что важно, а что – нет. – Серьезно? – Да. – Робко улыбнувшись, Кейси тихо спросила: – А что для тебя самое важное на свете? – Моя свобода, – без раздумий ответил Патрик. «Свобода, – подумала Кейси. – Да, Патрик, ты мудр». – Свобода… – Свобода наблюдать за красотой неба и моря, скакать по белому песчаному пляжу и… Патрик резко замолчал, потому что его разум, а может, и сердце напомнили ему о свободе, недостатка в которой он прежде не испытывал. У него были свои преимущества, о которых он просто не задумывался. Зато теперь Патрик осознал, как важна для него свобода – важнее всего на свете. – И?.. Патрик не ответил. Он только заглянул в ее голубые глаза и ласково улыбнулся. «И свобода любить», – подумал он про себя. Была уже полночь, они стояли у дверей коттеджа. Патрик поцеловал ее на прощание. Перед тем как сделать это, он, нахмурившись, чуть заколебался, словно не был уверен в том, что поступает правильно, хотя Кейси увидела в его глазах желание. Поцелуй был дружеским – он едва прикоснулся губами к ее губам, но сразу же его руки сами собой поднялись вверх, а пальцы стали ласкать шелковистые рыжие пряди. «Не стоит так осторожничать со мной, – мелькнуло в голове у Кейси. – У меня большой опыт». Но даже богатый опыт не помог ей подготовиться к тому блаженному трепету, который охватил ее тело при его прикосновении. По сути, опыт лишь научил ее быть осторожной. Кейси удавалось великолепно разыгрывать сцены обольщения и получать в награду сердца и страсти красивых и сильных мужчин. Богатые и знаменитые мужчины хотели Кейси, и она хотела их – до тех пор, пока они не притрагивались к ней. Кейси не испытывала удовольствия, когда они целовали ее, и, похоже, вообще теряла чувственность, когда они занимались с ней любовью. Это раздражало их, сердило ее, потому что они ждали от нее благодарности, когда их опытные руки делали все для того, чтобы она стонала от страсти. А Кейси ждала чего-то еще, ведь должно быть что-то большее? Даже по их глазам она видела, что они испытывали радость и удовлетворение, а она… у нее оставалось лишь ощущение собственной неполноценности и, что еще страшнее, боязнь того, что она холодна как лед. Но с Патриком Кейси не чувствовала себя куском льда. Он поцеловал ее, а потом она – его, и ей захотелось большего. Кейси жаждала выполнять молчаливые приказания его серо-зеленых глаз. Однако Патрик смотрел на нее, и в его глазах она прочла не только желание, но и… тревогу. «Патрик, я же не девственница», – подумала Кейси. «Что, черт возьми, я делаю? – спрашивал себя Патрик. – Она так красива, и я так хочу ее, но какое право я имею любить ее? Что я могу ей обещать? Какие клятвы дать? Никаких, кроме разве той, что всю жизнь буду вынужден прятаться». – Патрик! – В голосе Кейси звучал страх, словно она опасалась того, что Патрик хочет ее. Заметив, в каком она состоянии, Патрик вдруг понял, что не может сказать Кейси «до свидания». – Можно я еще раз приду к тебе, Кейси? – Да. – Завтра я буду работать допоздна, так что давай увидимся послезавтра. Около девяти, хорошо? – Отлично. А что у тебя за работа? – Я даю уроки верховой езды в клубе. – А-а, понятно. Однако Кейси ничего не было понятно, и после ухода Патрика она еще долго не спала, размышляя о том, что он имеет в виду. Он говорил, что не играет в игры, но вот же она, очевидная игра! Может, конечно, этим летом Патрик и решил развлечь себя уроками верховой езды, но обычно летом он наверняка ходит под парусами на яхте вокруг Кейп-Кода. Или загорает под жарким солнышком Сен-Тропеза. Или объезжает свою манхэттенскую империю. Кейси пыталась найти в его словах особый смысл, и, когда ей это удалось, на ее лице появилась довольная улыбка, а сердце забилось быстрее. Они с Патриком были так похожи. Оба были удачливыми богачами, принадлежавшими к верхушке общества, но этим летом каждый из них решил сбросить с себя груз богатства и успеха и хоть немного побыть… просто свободным. Этим летом Патрик был инструктором по верховой езде, а Кейси Инглиш – простой работягой, и они делились друг с другом самой важной правдой, рассказав, кем были на самом деле, и даже не заикнулись о своих успехах. Этим летом Патрик и Кейси разделили друг с другом правду сердец, огонь поцелуев и… Тело Кейси содрогнулось, когда она вспомнила поцелуй Патрика и его многообещающий взгляд. Похоже, что, когда он вернется к ней через два дня, дело не кончится одним поцелуем. Кейси дрожала от страха и желания. Она очень хотела этого. И боялась, что разочарует их обоих. Кейси заказала шампанское в магазине «Кантри». Доставка стоила почти столько же, сколько сама бутылка, потому что Кейси предупредила, что заказ срочный. Между тем ей всего-то и была нужна бутылка самого недорогого шампанского. Ведь, в конце концов, Кейси была обычной работягой. Самое недорогое шампанское на складе саутгемптонского магазинчика стоило всего двадцать долларов. Пыльная бутылка «Мамма» была задвинута на полке где-то между бутылками «Крага» и «Дом Периньон». Кейси еще ни разу не угощала Патрика шампанским. Зато на этот раз она дрожа предложила ему саму себя, и он с радостью принял этот дар. «Ох, Патрик, ты снова спасаешь меня, не правда ли?» – подумала Кейси, когда от прикосновения его губ по ее телу побежали сладкие мурашки. А вдруг ее нельзя спасти, что тогда? Что, если ее желание исчезнет, и она вновь почувствует себя холодной? Правда, огонь желания все сильнее и сильнее распалял ее тело, а если он вдруг погаснет? – Патрик, быстрее, – хрипло прошептала она. – Кейси, что такое? – Подняв голову, Патрик увидел в ее глазах желание и страх. Он догадался о причинах ее неуверенности. – Нам не надо торопиться, Кейси. – Нет, надо. – Нет, не надо, – упрямо возразил он. – Не надо? – Нет. Ласково и нежно Патрик доказал Кейси, что ее желание не исчезнет так же быстро, как появилось. Огонь их любви не был случайным, не запылал лишь от прикосновений его опытных рук. Нет, этот огонь был настоящим, он шел из их сердец, и это было настоящим чудом. Поэтому дивные ощущения не исчезали. Ее желание становилось все более острым, Кейси жаждала более смелых ласк, и Патрик исполнял просьбы ее жадного тела, осыпая страстными поцелуями ее губы, шею, грудь. Он осмелился дотронуться губами даже до того места, к которому она никому никогда прежде не позволяла прикасаться. Однако на этот раз она испытала лишь блаженство. Итак, Кейси не была холодной женщиной, и волшебные ощущения не исчезали, но, когда они охватили все ее тело, она вновь испугалась. – Ох, Кейси, – нежно прошептал Патрик, заглядывая ей в глаза. Он чувствовал, что она была девственницей – не в сексе, а в любви, поэтому старался быть как можно более осторожным. Но она все равно чего-то опасалась. – Не бойся. – Патрик, я… – Все хорошо, детка. Тебе понравится. Я буду с тобой, Кейси. И он был с ней, крепко прижимая ее к себе, любя, заглядывал ей в глаза, и от этого она чувствовала себя такой счастливой… Настолько счастливой, что без стыда позволила скрывавшемуся в ней фейерверку вспыхнуть тысячами огней… И это счастье даровало ей ощущение свободы. – Где твои глаза? – тихо спросил Патрик, когда их дыхание унялось, а бешеное биение сердец успокоилось. Кейси, свернувшись клубочком, лежала рядом с ним; ее рыжеволосая головка покоилась на его груди. И вдруг Патрик ощутил, что она дрожит, а из ее глаз льются горячие слезы. – Кейси! Она приподняла голову, и Патрик осторожно убрал огненно-рыжий каскад волос с ее лица, чтобы заглянуть ей в глаза. – Привет! – Привет! – Кейси улыбнулась – смело и робко. – Я уже сказал тебе, что принял решение? Ты – цветок. – Все-таки не главнокомандующий? – Нет, не главнокомандующий. Патрик осторожно губами осушил слезы радости, катившиеся из ее глаз цвета незабудок. В их лазурной глубине он увидел сначала радость, потом некоторое замешательство, словно она засомневалась в том, что все, что было между ними, повторится еще когда-нибудь. А потом он снова и снова доказывал ей, что их любовь и их волшебная близость будут… всегда… – Что там? – спросил Патрик, приподнимая собранный Кейси рюкзак. Рюкзак оказался тяжелее обычного – несомненно, в нем было что-то еще, кроме свитеров и одеял, которые они обычно брали с собой на ночной луг. Последний месяц они почти каждую ночь проводили вместе – на лугу, если Патрик был вечером свободен, или в ее коттедже, если ему приходилось работать допоздна. – Шампанское, – ответила Кейси. – О! Кейси уже изучила молчание Патрика – оно каждый раз было иным: когда наступала короткая пауза в их спокойных беседах, когда они отдыхали после бурной страсти, когда, затаив дыхание, наблюдали, как солнце скатывается в объятия зеленых крон деревьев, а на небе зажигаются таинственные звезды. Кейси уже изучила это молчание Патрика, но ей не была известна причина его молчания, когда они шли по берегу в сторону их луга. Она лишь поняла, что это молчание тревожное. К тому же в его глазах промелькнуло беспокойство, когда она сообщила ему о шампанском. – Тебе нравится этот сорт? – спросила она, когда, устроившись на лугу, вытащила из рюкзака бутылку. – Конечно. Я еще ни разу не пробовал шампанского. – Господи! Я должна была спросить тебя! Надо было купить бурбона или скотча. За месяц, проведенный вместе, Кейси ни разу не предлагала Патрику ничего, кроме себя, – ни еды, ни питья, ни даже кофе, когда он по утрам уходил от нее. А этой ночью, повинуясь внезапному порыву, она положила с собой бутылку шампанского, купленного накануне их первой ночи любви. – Я ни разу в жизни не пробовал алкоголя, – сообщил Патрик. – Ни разу? – оторопела Кейси. Она удивилась и немного встревожилась, увидев боль в его серо-зеленых глазах и беспокойство на красивом лице. Несомненно, была причина, по которой Патрик ни разу не пробовал алкоголя, и это как-то тревожило его, но если бы она, Кейси, могла помочь ему… Помолчав, молодая женщина спросила: – Но почему, Патрик? Размышляя над ответом, Патрик в который уже раз спросил себя, быть может, стоит рассказать ей все о себе… о преступлении, в котором его обвинили, но которого он не совершал и потому вынужден всю жизнь скрываться. Да, он должен был рассказать ей все, но, как только он это сделает, их любви придет конец. Правда, он решил сказать ей правду накануне ее отъезда в город. В случае если Кейси не решится разделить с ним жизнь, у нее будет возможность, извинившись, спокойно уехать, сославшись на обилие накопившихся дел. Однако Кейси именно сейчас задала свой вопрос, отчего он не пробовал спиртного, и Патрик подумал, что стоит выложить ей правду немедленно. – Знаешь, Кейси, в моей жизни не было еще такого спокойного мгновения, когда я бы чувствовал себя в безопасности и мог попробовать алкоголь. «Но почему?» – Кейси хотелось еще раз задать тот же вопрос, но она собралась помочь ему, а не вмешиваться в его жизнь. Кейси ждала, не сводя с него сияющих глаз. Когда серо-зеленые глаза Патрика встретились с ее ласковым взором, мыслями он вернулся из прошлого в настоящее. Кейси поняла, что он непременно расскажет ей что-то, но только не сегодня. – А сейчас, Патрик? Сейчас ты чувствуешь себя в безопасности? – спросила она, а сердце ее молило: «Прошу тебя, чувствуй себя спокойно со мной! Ведь мне же так хорошо, когда ты рядом!» – Да уж, – улыбнулся Патрик. – Ну ладно, давай попробуем это. Опытными руками открывая бутылку, Патрик поймал на себе изумленный взгляд Кейси. Она встревожилась, опасаясь, что он солгал ей. – Я же подрабатываю барменом, – быстро объяснил он, тут же подумав об их будущем. «Ох, Кейси, отчего это у тебя бывает такой испуганный взор, когда я говорю о себе?» – И ты никогда не пробовал напитков, которые готовишь? – Нет. Хотя мне всегда было интересно, каково шампанское на вкус. Шампанское Патрику понравилось. Он попивал его из бокала, припасенного Кейси, и с восторгом наблюдал за искрящимися пузырьками. Однако больше всего ему понравился сводящий с ума поцелуй Кейси, которым она наградила его после очередного глотка. Попробовав шампанского и ощутив на себе его эффект, Патрик понял, что был прав, избегая спиртного. Даже в этом идиллическом месте рядом с любимой женщиной он почувствовал, что вино лишило его обычной осторожности, сделав смелым и раскованным. Да, рядом с Кейси это было замечательно. Но тогда, в детстве, которое он провел в трущобах, где даже дети были вооружены, такое состояние могло привести к печальным последствиям: его просто могли убить. Да, алкоголь смертелен, во-первых, потому, что разрушает сердце, разум и лишает человека последней надежды, а во-вторых, потому, что человек в состоянии опьянения становится беспечным. В мире его детства, в том мире войны, это было непростительно. Шампанское не повлияло на их любовь – их страсть была свободной и необузданной, но оно развязало Патрику язык, заставив произнести слова, которые давно сложились в его голове. В ту ночь он сказал Кейси одну правду, несмотря на то что признаться в ней он задумал только после того, как расскажет ей все о себе. – Я люблю тебя, Кейси, люблю. – Ох, Патрик, я тоже люблю тебя… – Когда ты возвращаешься в город? – спросил Патрик на следующее утро. – Мои вещи прибудут из Калифорнии в последнюю неделю августа, и мне придется уехать, чтобы устроиться в новом доме. «Распаковать мои коллекционные туалеты, забрать из банковского сейфа драгоценности, убедиться в том, что мой «мерседес» прибыл без царапин, и держать речь перед коллегией адвокатов». Она не думала о том, стоит ли рассказывать Патрику о себе эти не важные вещи, потому что была уверена – он поведает ей что-то в этом же роде. Поэтому Кейси не спешила. Они, разумеется, будут вместе, вернувшись к своей богатой и удачливой жизни, но ей еще не хотелось заканчивать это божественное лето любви. – Я начну работать только после Дня труда, так что в пятницу я вернусь сюда на уик-энд. Знаешь ли, будет один вечер, который я должна посетить. – «Устроенный в мою честь», – добавила она мысленно. Заглянув в серо-зеленые глаза, Кейси тихо спросила: – А ты бы смог пойти со мной на этот вечер, Патрик? – В пятницу? – Да. – Боюсь, что нет. – Ты уверен? – Да. Мне очень жаль, но я должен буду работать допоздна. Но почему бы нам не придумать что-нибудь в ночь на субботу? – Я буду свободна. – Отлично. Тогда устроим обед. – Пикник на лугу с шампанским? – Все, что захочешь, – улыбнулся Патрик. |
||
|