"Адам Холланек. Фаустерон" - читать интересную книгу автора

полный беспокойства. Он способен сейчас только бояться.
У меня это не укладывалось в голове.
- Тогда выпьем, - сказал я.
Как он вошел, мы не заметили. Я увидел его внезапно - его
благополучное, молодое, гладко выбритое лицо, его элегантный темный костюм.
Он присел на фортепьянный стульчик. Крутнулся. Я глядел на него, и глаза у
меня, вероятно, были довольно мутные, потому что он насмешливо усмехнулся,
показывая на рюмки.
А потом, издеваясь, погладил себя по лицу - по щеке и по подбородку,
напоминая мне о пластырях. Думал, я опять психану? Однако не получилось.
- Выпьем, Ежи, - сказал я и налил. Рука у меня слегка дрожала.
Женщина громко смеялась. Еще немного - и нас стало уже трое мужчин
рядом с нею, единственной. Теперь я разглядывал ее молокососа. Худенький,
щуплый. Рядом с Ежи Фаустом настоящий заморыш. Такие малые бывают
задиристыми. Вот и он вел себя вызывающе. А с ней - довольно-таки
фамильярно. Когда он ее обнял и привлек к себе, со смехом глядя на Ежи, она
резко сказала:
- Не надо этого. Отцепись. - И сильно его оттолкнула. Он чуть не упал
с кушетки, на которой мы все сидели. Мы трое разразились смехом, он
покраснел.
И присел на краешек.
- Не думай, что это тебе так сойдет, - сказал он Ежи.
- Почему же ты еще тут? - спросил Ежи.
- Перестаньте! - крикнула она. - Что вам, плохо? Мне хорошо. Налей-ка
еще.
Я налил.
Потом мы танцевали с нею по очереди. Ежи был элегантен и старался не
замечать выпады соперника. Я же всем уступал.
Исключительно задиристым петушком был этот ее юноша. Он меня
раздражал. Правда, потом и он напился. Не помню, когда все это веселье
кончилось - то ли вечером, то ли утром.
Впрочем, простите. Одно все-таки помню. Когда, не знаю уж в который
раз, она танцевала с Ежи Фаустом, я заметил, что он ее целует, а ей это
нравится. Черт знает что. Выпустил женщину из холодильника, в котором она
пролежала без признаков жизни целых десять лет, а ей хоть бы что. Она с ним
целуется.
Я почувствовал даже легкую симпатию к дерзкому юнцу. Вряд ли он это
видел, поскольку был совершенно пьян и ему казалось, что он разыгрывает на
старинном шахматном столике великую партию.
Он расставил шахматы, двигал пешками и фигурами. Бормотал: "Шах, шах,
шах, мат". Потом восстанавливал позицию и снова ходил. "Твоя очередь, -
сказал он мне. - Давай". Я пожал плечами. "Давай", - повторил он. И еще
что-то плел. Я его не слушал. Интересней было, что там говорит танцующий
Ежи. Как я теперь вспоминаю, разговаривали они громко. Приятная пара.
- Ты так молод, - говорила она ему. - И так много умеешь, Я так рада!
Неужели он победил? - подумалось мне. Одно то, что она не намерена
бежать, было, по-моему, его победой. А теперь она еще и ласкалась. Я все
больше преисполнялся симпатии к одураченному юнцу. Из-за нее он пролежал в
холодильнике столько же, сколько она. Вычеркнул из жизни десять лет, чтобы
теперь ее потерять. Черт побери все это,