"Арина Холина. Пристрастие к неудачникам" - читать интересную книгу автора

два с половиной. Хороший срок, чтобы влюбиться с умом и с толком
разочароваться.
"Ты зануда!" - "Это плохо?" - "Скучно. Ты обходишь жизнь стороной." -
"Ой, да ладно! У меня увлекательная жизнь!" - "Вокруг тебя много событий, но
ты в них не участвуешь..."
Это было честно, обидно и страшно.
Аверьянова была подобна тем некогда воодушевленным критикам, что не
сомневались - грянет день их триумфа, когда, собрав в кулак всю силу опыта и
знаний, они пригрозят зажравшемуся искусству, приютившему на своем
расплывшемся теле блох и клещей...
Но привычка осуждать - губительна. Критик, мечтающий творить, - все
равно что человек, танцующий пого-пого в платяном шкафу.
Неупокоенные души загубленных фильмов, книг и песен лезут из темных
мест и воют отчаянно и страшно, мешая сосредоточиться еще недавно уверенному
в себе критику. Их плач сводит начинающего сочинителя с ума, обжигая сердце
раскаянием. Он хлопает крышкой ноутбука - и звук этот подобен стуку гробовой
доски, под которой находится холодное тело его безвременно почившего
творения.
Критику остается только наблюдать - и то ли сочувствовать успеху, то ли
тешиться злой радостью от неудач.
Отстрадав свои печали, Настя превратилась в созерцателя, влюбленного в
чужую жизнь, как пожилой мужчина, осознающий тщетность собственных чувств, -
в молодую красивую женщину. Она любила то, что ей не было доступно,
благородно, по-матерински, с восхищением человека, понимающего природу даже
самого незатейливого творчества.
Но, как часто это бывает с людьми, осознавшими, что прожита половина
жизни, и все, что они откладывали "на потом", на завтра, - истлело и пахнет
старостью, Настя встрепенулась, будто ее вдруг укололи чем-то острым и
длинным, разволновалась и ощутила такую жажду, которая мучает людей лишь
после тяжелых операций.
"Возьми его!" - "Да!"
Она была готова. Здесь и сейчас. Сейчас или никогда.
Но приехала его подруга. Высокая, темноволосая, с впалыми щеками.
Русские стали собираться домой - с февраля пляжи одолевали вши.
И не успела Аверьянова вернуться, как ей предложили управлять частным
телевизионным каналом, который ждал большой успех.
Анастасия втянулась в работу, но ее то и дело одолевали ложные
воспоминания. Они с Костей стали так близки, что и не понять, дружба это или
страсть - и считается ли, что нет отношений, если они не прошли через ритуал
соития?
В его глазах она не видела насмешки, когда тот смотрел на нее. Она не
просто трепала ему волосы - это было вступление. Он закутывал ее плечи
платком - и была особенная прелесть в этих прикосновениях сквозь ткань,
неуловимых, старомодных, пахнущих жасмином.
Эти воспоминания то ли мучили, то ли поддерживали ее несколько лет -
работа была единственной постоянной величиной ее жизни, а со всем остальным
Аверьянова будто не могла определиться. В людях ее привлекали такие
качества, что не могли бы ужиться в одном человеке - поэтому друзья,
знакомые, любовники менялись, как мода.
Она не видела Костю три года. И не понимала - много это или мало,