"Николай Хохлов. Право на Совесть " - читать интересную книгу автора

Мощные плиты черного мрамора тянулись вдоль основания и окаймляли
высокие подъезды. Мы остановились у одного из них, с высеченной наверху
цифрой три. Комаров потянул с трудом за медную ручку и пропустил меня
вперед.
В ярко освещенном, просторном вестибюле сверкнуло искоркой острие штыка
с винтовки, намертво перехваченной рукой часового. Старшина с петлицами
войск НКВД долго рассматривал красную книжечку Комарова и желтый пропуск,
поглядывая то на меня, то на моего спутника испытующим взором. Потом вернул
документы, козырнул Комарову и махнул рукой вглубь вестибюля: "Проходите,
товарищи".
Мы втиснулись в маленькую кабину лифта и понеслись вверх вместе с
безмолвной группой людей, опустивших глаза, как бы не решаясь рассматривать
друг друга. Не стал их рассматривать и я.
Лифтерша с серым вязаным платком на голове, в черном халате и валенках
объявила негромко: "Седьмой".
Мы пошли по зеленому, изогнутому дугой коридору с молочными
иллюминаторами ламп на стенах, мимо дубовых дверей с металлическими цифрами.
Комаров остановился и толкнул дверь с номером 740.
- Заходите, Николай.
Небольшая, очень светлая комната. У длинного трехстворчатого окна, за
двойным письменным столом сидел незнакомый молодой человек с остреньким
личиком. Комаров подошел к стальному шкафу. Порывшись в карманах, вынул
связку ключей. Массивная дверь бесшумно открылась. Комаров достал пачку
бумаг и положил их на стол.
- Садитесь, Николай. Эти анкеты вам нужно заполнить. Вот ручка и
чернила. Не спешите и не пропускайте ни одной графы.
Я был в первый раз в здании НКВД, но чувствовал инстинктивно, что
задавать вопросы здесь, видимо, не полагается. Я молча придвинул к себе
стопку анкет и обмакнул перо. Комаров запер сейф и ушел.
Анкеты большие, на нескольких страницах, и испещрены перенумерованными
вопросами. Нет, не похож мой вызов в НКВД ни на арест, ни на допрос. Что-то
подсказывает мне, что причина моего появления здесь иная. Может быть,
действительно, хотят сделать из меня осведомителя. Об этом я тоже знаю
смутно. Слухи о "сексотах" доходили до меня. Но мысль о какой-либо параллели
между самим собой и осведомительством никогда не приходила мне в голову.
Конечно, долг каждого комсомольца сообщать о происках врагов. Особенно о
шпионах и диверсантах. Но профессиональное сек-сотство... В нем есть что-то
отталкивающее, что-то по особому не чистое... А как я буду отказываться? И,
может быть, все же не осведомительство? Вдруг они собираются сделать из меня
сотрудника НКВД? Некоторые из моих школьных друзей отзывались о "чекистах" с
восхищением. Я тоже видел кинокартину "Высокая награда", где Абрикосов в
роли офицера госбезопасности умело и мужественно боролся со шпионами,
похитителями секретных чертежей. В картине все совершаемое НКВД выглядело
красиво и благородно. Но, конечно, повседневная работа офицеров НКВД
какая-то другая, более прозаичная и наверное более грязная. Я же хорошо
знаю, что беспощадная рука этого учреждения прошлась огнем и мечом сквозь
тысячи русских семей. Конечно, государство защищать надо. Но все же...
Карьера сотрудника НКВД меня совсем не привлекает. Придется что-нибудь
придумать и отказаться... Придумать, потому что я и сам не знаю точных
причин моей неприязни и смутной тревоги, зарождающейся в душе...