"Николай Хохлов. Право на Совесть " - читать интересную книгу автора

концертных площадках Советского Союза.
С началом войны партийная организация поручила ему, как видно, принять
участие в артистическо-разве-дывательных планах НКВД СССР.
Михаил Борисович хитро переводил глаза с одного из нас на другого, явно
довольный эффектно устроенной встречей. Потом остановился взглядом на мне.
- Ну, что ж, Николай. Сергей будет вашим старшим товарищем по группе.
Он член партии, вы - комсомолец. Будете представлять коммунистическое ядро
будущей эстрадной бригады. Партдокументы оставите у нас и свою партийность
держите в секрете. В вашу группу мы наметили еще двоих. Двух девушек, Обе
они беспартийные. Вы встречались с ними в эстрадной студии. Одна из них
певица - Тася Игнатова, как говорят, ваша хорошая знакомая...
Я с укором посмотрел на Сергея, но тут же решил счетов не сводить и
ответил, no-возможности, безразлично.
- Да, я знаю ее по студии...
- Ну, и Нину-жонглершу вы тоже должны знать, - продолжал Михаил
Борисович. - Не так ли? Коллектив, как видите, набирается интересный. За
вашу работу на эстраде я не беспокоюсь, а вот по поводу других вещей давайте
поговорим конкретно.
И мы начали разговаривать конкретно.
В начале октября месяца, вместе с потоком "эвакуировавшихся", уехали в
Ташкент моя мать и младшая сестра. В квартире отчима, по московским условиям
большой и удобной, никого, кроме меня, не осталось. Единогласным мнением
"коммунистического ядра" будущей эстрадно-боевой группы квартиру было решено
превратить в штаб для нашей четверки.
Я уже вернулся работать в Эстрадно-концертное объединение, заявив во
всеуслышание, что батальон послали на фронт, а меня, как белобилетника,
вернули к гражданской деятельности.
Все вчетвером - Тася, Нина, Сергей и я - устроились в одну эстрадную
бригаду и начали выезжать на концерты во фронтовые части. Днем выступали у
самой линии фронта, а вечером успевали еще вернуться в Москву. Так близко
подошел фронт к городу.
Но на концерты старались выезжать не часто. Основное наше время было
занято подготовкой для будущей партизанской работы в занятой немцами Москве.
Для большинства москвичей эти зловещие слова - "занятая немцами
Москва" - прозвучали бы тогда еще невероятной, невозможной бессмыслицей. Но
в высших правительственных кругах уже был отдан приказ - готовить город к
эвакуации.
В проходных будках заводов появились первые списки сотрудников,
отвечающих за вывоз оборудования. На вокзалах стали скапливаться тысячи
людей, которым "по секрету" сообщили, что лучше выехать в тыл. Началось
уничтожение документов и важных бумаг в министерствах и учреждениях. Даже в
школах спешно сжигали архивы и списки учащихся. К середине октября паника
начала медленно расползаться по городу. Слишком многие стали понимать, что
судьба столицы висит на волоске.
Улицы по вечерам были безлюдны и мрачны. По главным магистралям, звонко
стуча подковами сапог, бродили пары военных патрулей. В темных закоулках
время от времени, с неожиданно лиричным звоном, рассыпалась в куски витрина
продовольственного магазина, а иногда и ювелирного. Виновников редко ловили,
а поймав - расстреливали, не церемонясь. Город был на осадном положении.
Многие покинули Москву в те дни. Но многие и остались. По самым разным