"Михаил Ходорковский, Леонид Невзлин. Человек с рублем " - читать интересную книгу автора

коалиции партий и политических течений. Именно этого - коалиции, а значит, и
сплочения противоборствующих сил - испугался лидер большевизма. Этот испуг и
заставил его выкликнуть: "Есть такая партия!"

ПРОТИВОЗАКОННОСТЬ ОКТЯБРЯ

Это было обманом: у большевиков, как партии разрушения, кроме жажды
власти и набора популистских лозунгов, за душой ничего не было. Созидать они
не умели. А своих первоначальных целей и не скрывали: разрушение старого
мира до основанья, превращение страны в пустыню, на которой и намеревались
возводить светлое здание коммунизма.
Большевики определили маяки, к которым надлежало двигаться, назвали
конечную цель, но оказались никудышными лоцманами.
Речь об ответственности за преступления против собственного народа не
могла и зайти, а суда истории они не страшились.
Двадцать пятое октября было актом противозаконным. Закон семьдесят лет
проходил в служках Старой площади, душил преуспевающих и богатеющих,
насаждал бедность как норму жизни. Делалось это с благословения выпускника
юридического факультета, бывшего присяжного поверенного Ульянова,
гроссмейстера по части не подкрепленных делом обещаний.

КАРА ЗА МЫСЛЬ

Верные ленинцы выступали против богатства и потому, что оно давало
независимость. У партбонз в крови органическое неприятие тех, кто был
свободен в своих мыслях и поступках. "Сметь свое суждение иметь" почиталось
за проступок. Отсюда - поощрение как моральное, так и материальное тех, кто
мыслил строго в предписываемом направлении. Должностью, теплым местечком
стимулировалось именно единомыслие, равнение всех мозговых извилин на волну
Вожака. Нигде столь не преуспевали конъюнктурщики всех мастей и рангов, как
при коммунистическом режиме подавления мысли.
Клишировались не только поступки, клишировалось и сознание, в народе
вырабатывались условные рефлексы на любое слово из ЦК. Направление
одно-единственное - единодушное одобрение. Отступления от этого уставного
порядка незамедлительно карались в зародыше.
Несколько лет назад в фокусе внимания профессионалов по критическим
разносам (их суть - в эпиграмме: "Он в ресторане пьет боржом, а дома -
только чай с малиной. В статьях орудует ножом, в рецензиях - дубиной")
оказалась книга Юрия Лощица "Гончаров", вышедшая в популярной серии "Жизнь
замечательных людей". Казалось бы, что может быть криминального в
жизнеописании автора "Обыкновенной истории", "Обломова", "Обрыва", в
раздумьях по поводу его литературных героев? Ан нет! Лощиц посмел обойтись
без упоминания о Чернышевском и Добролюбове, предал гласности свое мнение о
Гончарове, весьма отличное от мнения, как первого великого критика, так и
второго. Разошелся он в оценке Ивана Александровича Гончарова и с Лениным,
за что незамедлительно последовало "приглашение" на литературное судилище.
Юрий Лощиц отказался от роли попугая, затвердившего чужие оценки, и
незамедлительно был предан остракизму. Самая мощная дубина оказалась,
естественно, у журнала "Коммунист", который сразу углядел покушение на
основы; если позволить Юрию Лощицу думать, то не окажется ли сей пример