"Книга Небытия" - читать интересную книгу автора (Валентинович Филатов Вадим)

MIHI.MORI.LUCRUM. Вадим,я сурово склоняю голову перед Вашей Честностью и Мужеством, ибо Вы тот, кто должен погибнуть!Та жизнь разума, которую Выявляете,-чиста, магична и самодостаточна, чтобы прорвать это ничтожное «настоящее».Такихкак Вы – единицы. Но именно они решают и всегда будут решатьИсходмира. Будущее – это Вашсмертельныйдар… Благословим же его ОстриёмДуха! И будет благо, И всяк взыскующий обрящет, Когда языки огня сплетутся в пылающий узел, Где огонь и роза – одно.(T.S.ELIOT) azSacra zaRathustra, философ и поэт-мистик. Здравствуй, Капитан Души! Вадим Филатов Книга Небытия (Только для мёртвых) «Николаев»,2009 Философ-собака в поисках человека. Как делать философию. В отличие от занятий философским творчеством делать философию не сложнее, чем делать табуретку. И даже проще, чем сделать лужу в прихожей. «Ходжа Насреддин нисколько не опасался быть уличённым в невежестве, ибо прекрасно знал, что в таких спорах побеждает тот, у кого лучше привешен язык. Но мудрец не принял его вызова и промолчал. Хотя он сильно подозревал Ходжу Насреддина в мошенничестве и невежестве, но подозрение не есть уверенность, можно и ошибиться, зато о своём крайнем невежестве мудрец знал точно и не осмелился спорить» – рассказывал в своей книге «Возмутитель спокойствия» Леонид Соловьёв. Итак, первое с чего необходимо начать каждому уважающему себя делателю философии (он же – философский подёнщик, почасовик и минутчик), это определиться с терминологией. Или, как принято говорить в околофилософских кругах: «перетереть по понятиям». Этим в своё время грешил Сократ. Но – внимание! – терминология и стиль философской речи – всё это должно быть максимально усложненным, чтобы с трудом можно было понять, о чём вообще идёт речь. В результате получается текст ни о чём, а чаще – вторичный текст, то есть намеренно усложнённое изложение уже имеющейся информации. К примеру, это может выглядеть следующим образом (к слову, если кто-нибудь объяснит мне человеческими словами смысл нижесказанного, я сниму перед этим мудрецом свою воображаемую шляпу): «Вопрос формулируется так: принимает ли абсолютный горизонт облик исторического априори (в форме ли эпохи забвения бытия или эпохи логофоноцентризма) или событие никогда не принимает исторической размерности, характера свершения, оставаясь лишь эффектом поверхности и оставляя в качестве абсолютного горизонта статичный горизонт смысла, в границах которого «уклонение» и «ошибка» прежней философии никогда не принимают закономерного характера? Какое из этих априори адекватнее отвечает «принципу принципов»? « Хорошо излагает, чёрт побери! Завидую. И действительно, умение строить наукообразные фразы – это искусство, которое усовершенствуется годами. Главное при овладении этим птичьим языком – постараться не забывать о том, что в пустыне изощрённого словоблудия абсолютно излишни оазисы смысла. Диссертация должна быть безусловно диссертабельна, монография – монографибельна, а статья – статична. Если кто-нибудь всё-таки начнёт выражать сомнение в состоятельности сделанного философского текста – см. притчу о Ходже Насреддине, то есть сомневающийся мудрец, скорее всего, сам дурак. Кроме того, неплохо давить на оппонента количеством сказанного, то есть в ответ на каждое его слово говорить десять и т.п. Разумеется, ответы должны быть совершенно невразумительны, для того, чтобы собеседник перестал понимать, о чём идёт речь и, плюнув, умолк навеки. Помимо этого, существует набор модных философских словечек, которые желательно вставлять как в текст, так и в речь, поскольку они свидетельствуют о философской крутизне говорящего: «экспликация», «экспертиза», «деконструктивистская проблематизация тематики тождества» и даже уже порядком поднадоевший «дискурс». А вот устаревших понятий, с помощью которых делали свою карьеру предыдущие поколения делателей, например, понятия «духовность», следует всячески избегать. Не приходится удивляться тому, что профессиональным заболеванием делателей философии является диарея. Поэтому во время заседаний философской камеры случается так, что, накопившие солидные запасы соответствующей субстанции делатели философии, начинают явно или скрыто (в латентной, так сказать, форме) поливать своими продуктами окружающих. При этом они, как правило, патологически неспособны говорить кратко. Разворачивается поистине душераздирающая сцена! Ещё один важный момент – это формальная философская иерархия, которую во избежание трагических последствий следует строго соблюдать. В частности, делая свой философский текст, необходимо обязательно прогнуться и благостно упомянуть всех писающих по данной теме авторов макулатурных диссертаций из числа вышестоящего окружения. Полезно не забывать о том, что делатели философии, особенно достигшие преклонного возраста, бывают крайне обидчивы и капризны и поэтому общаются в духе известного сакраментального вопроса: «Ты как царю челобитную подаёшь, смерд?!» Например, когда я, готовясь к защите своей диссертации, обзванивал в Москве членов совета на предмет кворума, то, закрутившись, позвонил одному из них дважды. Причём время было далеко не позднее, но этот член клятвенно пообещал, что за такое неуважение к его докторским регалиям он меня съест. На защите я действительно увидел, что за первым столом, вооружившись моей диссертацией, сидит человечек и, потея от напряжения, лихорадочно записывает в книжечку «каверзные вопросы». Надо сказать, что своим нездоровым усердием этот член удивил даже видавших виды остальных членов совета. В итоге я всё-таки защитился, но удивление осталось. А удивление, как говорил Аристотель, служит началом философии. Рассуждая о характерном для большинства современных профессиональных философов терминологическом словоблудии, Эмиль Чоран, в частности, отмечал, что самые банальные идеи, переведённые на философский жаргон, способны приобрести кажущуюся значимость и весомость: «Когда философ переходит на нормальный язык, сразу становится ясно, как мало ему есть что сказать. Я всегда считал, что философский жаргон – это невероятный обман». Если в древности силой слова останавливали солнце и разрушали города, то уже в средневековье пустопорожняя болтовня ни о чём стала престижным, хорошо оплачиваемым видом деятельности. Иначе говоря, имитаторы от философии не утверждают ничего, но утверждают это очень непонятными словами. Как отмечал в 19 веке американский писатель Генри Торо: «В наше время существуют профессора философии, но не философы». Как человек познаёт мир «Может быть, это есть. Может быть, этого нет. Может быть, это есть и этого нет. Может быть, это невыразимо. Может быть, это есть и это невыразимо. Может быть, этого нет и это невыразимо. Может быть, это есть и этого нет, и это невыразимо». (Джайнизм. «Может-быть философия»). Однажды три слепца отправились в баню и, накурившись там хашиша, уснули. Все трое увидели один и тот же сон – их привели к огромному животному и велели определить «что есть слон». Один во сне обхватил руками тазик и, вообразив, что это нога слона, сказал, что слон подобен стволу дерева. Другой взял мочалку и, решив, что это хобот, стал утверждать, что слон похож на змею. А третий уцепился банщику за нескромное место и, подумав, что это хвост, заявил, что слон похож на верёвку. Оскорблённый банщик, мерзко сквернословя, растолкал слепцов и пинками выгнал их на улицу. Каждый человек, познающий мир, может исследовать только отдельную часть слона. Которого на самом деле нет. Будда и насекомые «Что заработаем – всё им на прокорм, – размышлял герой повести Анатолия Кима «Луковое поле"(1970 г.), из которой читатель с удивлением узнал, что советская литература способна описывать мыслящих бомжей. – Сидят, греются на солнышке. Такими их природа сделала. И меня, таким как есть дураком, тоже природа сделала. Значит, выпить надо. Пора. Потому что если всяким сволочам хорошо, то почему мне должно быть плохо? Выпить, окончательно решил Павел». Греческий философ Платон когда-то придумал модель идеального государства, которое возглавляется наиумнейшими (учёными), управляющими при помощи воинов народом. Учёных никто не выбирает, они оказываются у власти именно в силу своего ума. Однако, когда Платон попытался реализовать некоторые свои идеи на Сицилии, куда его пригласил известный тиран и одновременно почитатель платоновской мудрости Дионисий, местный народ возмутился и философ едва успел унести оттуда ноги. В чём же заключалась ошибка Платона? Видимо, в его идеализме, но не в философском, а в общенравственном значении этого понятия. Действительно, людей можно условно разделить на три категории. Это будут, во-первых, идеалисты, то есть люди, которые стремятся придумать и осуществить какие-либо собственные, оригинальные сверхценные идеи. Их идеи называются сверхценными, потому что представляют для идеалистов большую ценность по сравнению с личным благополучием и даже сохранением жизни. Во-вторых, основная масса населения, которая ведёт более-менее растительное существование и преследует, как правило, общепринятые цели, такие, как материальное благосостояние, известность, обладание властью. При этом большинство нормальных людей стремится, конечно, достичь всего вышеперечисленного, но, как говорится, без фанатизма, то есть особо не напрягаясь. И, наконец, насекомые или деятели, то есть, фанатики банальных устремлений. Они реализуют свою природу, всплывая на поверхность водоёма. Выдающимся идеалистом являлся Будда. Он отрицал Мировую Душу брахманов, утверждая, что это – отвлечённое представление, пустота. И был недалёк от истины. «Утром мы видим какой-нибудь предмет, а вечером мы его уже не находим. Зачем гнаться за призрачным счастьем? Иной стремится изо всех сил достигнуть его, но тщетны его усилия, он бьёт палкой по воде, думая, что расступившись, вода останется в таком положении навсегда… Перед смертью все равны – богатый и бедный, благородный и низкий, умирают и старые и молодые, и люди средних лет и младенцы и даже зародыши в утробе матери, умирают все без разбора и срока… Наступает старость, а вместе с нею являются и болезни – старик мечется в предсмертных судорогах как живая рыба на горячей золе, пока смерть не кончит его страдания», – рассуждал Будда. Он склонялся к идее о том, что источником страдания является само бытие. Следовательно, необходимо уничтожить бытие, разрушить его до основания. Например, погасить в нирване. Всё есть страдание и значит Ничто – это высшее благо. Что касается онтологического смысла несуществования, то, подобно Конфуцию, Будда считал, что метафизические вопросы бесплодны, потому что неразрешимы. Будда призывал освободиться от 10 цепей, привязывающих человека к иллюзии бытия. Среди них 3 цепь – убеждение в том, что религиозные обряды ведут к спасению, 6 цепь – привязанность к жизни и 7 цепь – вера в загробную жизнь. Будда придавал вере в переселение душ и закону воздаяния преимущественно нравственное значение. На практике повсюду господствует строгая и постоянная несправедливость и он, очевидно, не мог этого не видеть. Будда, хорошо изучивший во время отшельнической жизни нравы и обычаи большинства философов, относился к ним с величайшим презрением. И правильно делал. Со временем у Будды появились ученики и он построил свою общину. В буддийскую общину не принимали больных, должников, преступников, беглых рабов и чиновников (которые, конечно, были и остаются намного хуже всех перечисленных). Вырождение любой идеи, в том числе и философской, начинается с её институциализации. Это означает, что в философию начинают проникать насекомые и очень скоро изменяют её до неузнаваемости, для того, чтобы использовать для осуществления своих банальных целей. Так, ещё при жизни Будды один из его учеников, Девадатта, расколол общину и увёл часть буддистов в свою секту. Когда Будда стал глубоким старцем, враги напали на его родину. В дворцовом саду, где он играл в детские годы, были разбросаны тела молодых девушек, которым отрубили руки и ноги. Некоторые из них были ещё живы и стонали. Будда утешал их, обещая в следующем рождении лучшую жизнь. Наверное, обманывал – не случайно Маркс отмечал, что религия – это опиум, то есть болеутоляющее. Перед тем, как испустить дух, Будда сказал: «– Ничто не вечно». И ошибся, потому что это «нечто» не вечно, а вечно именно Ничто. После смерти Будды его философией окончательно овладели насекомые. Произошла институциализация буддизма в форме превращения его в религию, а сам Будда сделался божеством. Таким образом, буддизм выродился в косную систему нелепых суеверий и жреческого деспотизма, как и брахманизм. Он принял несвойственные учению Будды формы, вплоть до идолопоклонства. Прирождённым идеалистом был также и герой «Записок из подполья» Достоевского. «Мучило меня тогда ещё одно обстоятельство: именно то, что на меня никто не похож и я ни на кого не похож. «Я-то один, а они-то все»,– думал я и – задумывался», – рассуждает он. Подпольный идеалист отдаёт себе отчёт в ненормальности своего положения: «Скажу вам торжественно, что я много раз хотел сделаться насекомым. Но даже этого не удостоился. Клянусь вам, господа, что слишком сознавать – это болезнь, настоящая полная болезнь». Преимущество двух остальных категорий заключается в том, что они механически выполняют свои социальные функции, не задаваясь метафизическими вопросами, кому и зачем это нужно и чем всё это закончится. «Повторяю, усиленно повторяю, что все непосредственные люди и деятели потому и деятельны, что они тупы и ограниченны», – убеждён подпольный человек. А также: «Всякий порядочный человек нашего времени есть и должен быть трус и раб. Это – нормальное его состояние», – весьма актуальная характеристика типичного человека толпы. Теперь понятно, что ошибка Платона состояла в том, что у власти обычно оказываются не учёные, а насекомые (они же – деятели), поскольку социальная функция идеалистов заключается не в управлении, а в производстве идей. Иногда получается так, что какая-нибудь идея выходит за рамки личного бреда идеалиста и, подобно учению Будды, начинает овладевать массами. Это происходит, как правило, в том случае, когда идея содержит в себе некий импонирующий текущим настроениям масс обман. Однако от реализации подобной идеи всем становится хуже, поскольку, как уже было сказано, её тут же оккупируют бесконечные стаи гиперактивных и прожорливых клопов и тараканов. При этом несчастный фанатик идеи, если ему не удалось своевременно умереть, вынужден с ужасом наблюдать за происходящим – подобно Ленину, который сидя в Ленинских Горках мычал на окружающих и требовал дать ему возможность умереть. Однако злобный деятель Сталин так и не дал автору гениального труда «Шаг вперёд – два шага назад» выпить яду. Зато он позднее отправил в Мексику своего терминатора Меркадера, который благополучно покончил с ещё одним фанатиком, Троцким, наградив его ударом топорика. Таким образом, Троцкому поневоле пришлось выступить в роли старухи-процентщицы. Однако многие идеалисты, видя, что их идеи никому не нужны, всё-таки не заканчивают свою жизнь столь трагически, а всего лишь тупо спиваются. Разумеется, речь идёт о великовозрастных идеалистах, а не о тех, которые, отмечтав в подростковом возрасте, принялись устраивать жизнь, так сказать, подручными средствами. «Человек – это животное, присуждённое беспрерывно дорогу себе прокладывать куда бы то ни было», – определяет подпольный герой Достоевского. Дорогу приходится прокладывать, активно расталкивая впереди бегущих и радостно наступая на головы упавшим. Не случайно, такая гонка (которая происходит не в направлении «куда бы то ни было», а известно куда, поскольку финал её для всех и каждого хорошо известен) вызывает стойкие ассоциации с тараканьими бегами. Возможно потому что рекордсменами здесь являются именно насекомые. В рассказе Алана Силлитоу «Одиночество бегуна на длинные дистанции» рассказывается о том, как начальник тюрьмы заставлял тренироваться в беге молодого заключённого, в надежде что тот поднимет престиж заведения победой на спортивном состязании. Однако в самый ответственный момент, уже находясь перед финишем, герой рассказа к неописуемой ярости начальника демонстративно остановился и пропустил вперёд всех своих конкурентов. «Что касается ваших правил, то я знаю их очень хорошо и в состоянии оценить их. Все ваши правила низки и смешны», – говорил Будда труженикам. Революция пустоты, или Так говорил Нагарджуна Для того, для кого ясна пустота, Всё становится ясным. (Нагарджуна, 3 век н.э.) Немецкий философ 19 века Филипп Майнлендер считал, что неопределимое божество существовало до мира. Прежде чем исчезнуть, «оно дало начало Вселенной». Последняя стала средством для достижения полного небытия. Обыкновенный человек боится перспективы небытия, но «мудрец прямо и радостно смотрит в глаза абсолютному уничтожению», поскольку оно соответствует цели жизни каждого отдельного человека и логике свёртывания бытия в целом. За 16 столетий до этого индийский мыслитель Нагарджуна учил, что за пределами сети зависимого происхождения причин и следствий находится пустота. Согласно его взглядам, Будда проповедовал две истины. Первая – истина мирских условностей, созданная Буддой из сострадания, чтобы помочь тем, кто находится на пути к конечной истине, которая есть пустота. Рассуждая о содержании конечной истины, Эрнст Юнгер писал: «Разумеется, о таком положении дел мы склонны забывать в эпохи безопасности, что не мешает нам тот час же вспомнить об этом, когда становится видимой зона элементарного». Элементарно небытие и путь его достижения – боль, от которых не защищены ни чердачный бродяга, ни какая-нибудь молодая пресыщенная шлюха, или, скажем, попсовый попрыгунчик, с его самоуговаривающей присказкой «жизнь удалась». Человеческий разум бессилен в познании мира, которого нет и сам для себя он также непостижим, то есть пуст. В сновании человеческого познания мира находится поиск причинности. Однако «ни существующая, ни несуществующая вещь не может иметь причину: причиной чего является условие, если вещь не существует? Если же вещь существует, для чего тогда причина?» (Нагарджуна, «Мула– Мадхьямика-Карики»). Парадоксально, но именно пустота всего сущего делает его возможным. С идеей пустоты и стремления к небытию объективно связаны тоталитаристские устремления человечества, несмотря на их культ здорового образа жизни и видимое созидательное начало. Согласно рассуждениям Юнгера, «мы славно потрудились на почве нигилизма… Мы уже давно маршируем по направлению к магическому нулевому пункту, переступить через который сможет лишь тот, кто обладает другими, невидимыми источниками силы… Мы возлагаем свои надежды на бунт против господства уюта, для чего требуется оружие разрушения, направленное против мира форм». Во время Гражданской войны в Испании лозунгом фалангистов был парадоксальный клич «Да здравствует смерть!». Это и есть революция пустоты. 1 апреля 1876 года 34-летний философ Филипп Майнлендер получил из титпографии только что отпечатанные авторские экземпляры своей книги «Философия искупления». Некоторые из них он оставил в комнате, другие снес на чердак. Вернувшись, он сложил из книг возвышение, взобрался на него, ухватился за заранее укрепленную петлю и просунул в нее шею. Затем, упершись в книги одной ногой и резко оттолкнув свободной свежие, пахнущие еще типографской краской экземпляры, он провалился в пустоту. Лабиринты софизмов и парадоксов «– На что мне безумцы? – сказала Алиса.

– Ничего не поделаешь, – возразил Кот. – Мы все здесь не в своём уме – и ты, и я.»

(Л.Кэрролл) Часто считают, что целью софизмов является выдать ложь за истину. На самом деле софисты утверждали относительность, а то и невозможность истины вообще: существуют только мнения и задача философов (и особенно политиков) заключается в том, чтобы выдавать свои мнения за истину и убеждать в этом окружающих. Данная принципиальная позиция софистов звучит в знаменитом высказывании Протагора: «Человек – это мера всех вещей», т.е. каждый человек меряет вещи своей меркой и таким образом становится обладателем своей личной истины. О том же говорит триединое высказывание софиста Горгия, которое гласит, что: 1) ничего нет; 2)если что-нибудь и есть, то мы об этом не узнаем; 3)а если узнаем, то не сможем рассказать другим. И действительно, сложно доказать, что хотя бы что-нибудь есть. Немаловажно, что софизмы, как и парадоксы, призваны освободить разум от интеллектуальных и обыденных стереотипов, поэтому подобные высказывания, как правило, остроумны, ироничны, и часто намеренно противоречат здравому смыслу:

– «Сидящий встал; кто встал, тот стоит; следовательно, сидящий стоит», (Согласно Леви-Брюллю, первобытное дологическое мышление предполагает возможность нахождения одного и того же предмета одновременно в разных позициях. В каком-то отношении сидящий действительно может стоять, особенно, если он, как герой оперетты «Летучая мышь», сидит в тюрьме).

– «Сократ – человек; человек – не то же самое, что Сократ; значит, Сократ – это нечто иное, чем Сократ».(Каждая человеческая личность дискретна, преемственность жизненного опыта достаточно условна. Каждый человек более близок к своим сверстникам, чем к самому себе тридцатилетней давности. Можно даже сказать, что, подобно реке Гераклита, в которую нельзя войти дважды, каждое мгновение человек становится иным. В этом отношении Сократ действительно одновременно не является Сократом).

– «Этот пес твой; он является отцом; значит, он твой отец»? (Игра словами).

– «Для того чтобы видеть, нет необходимости иметь глаза, так как без правого глаза мы видим, без левого тоже видим; кроме правого и левого, других глаз у нас нет, поэтому ясно, что глаза не являются необходимыми для зрения» (Так же, как ноги для хождения. Однако, существует и так называемое «внутренне зрение», для которого действительно не обязательны глаза – пример слепой прорицательницы Ванги)

– «Что ты не терял, то имеешь; рога ты не терял; значит, у тебя рога».(В чём-то похожий по смыслу софизм встречаем в сказке А.Линдгрен про Карлсона. Фрекен Бок утверждает, что на любой вопрос можно ответить строго «да» или «нет», на что Карлсон озадачил её вопросом, перестала ли она пить коньяк по утрам?)

К софизмам примыкают апории Зенона, хотя сам Зенон Элейский принадлежал к другой философской школе(к элеатам). Самый известный софизм Зенона, построенный, как и остальные, на идее бесконечного ряда бесконечно малых величин, утверждает, что быстроногий Ахиллес никогда не настигнет медлительную черепаху. Пока Ахиллес добежит до черепахи, она продвинется немного вперед. Он быстро преодолеет и это расстояние, но черепаха уйдет еще чуточку вперед. И так до бесконечности. Наиболее интересное решение этого софизма дала одна студентка, которая заявила, что Ахиллес обязательно догонит черепаху. Потому что она первая устанет и остановится.

– Ещё один пример софизма – «Вопросы». – Знаете ли вы, о чем я сейчас хочу вас спросить?– Нет.– Неужели вы не знаете, что лгать – нехорошо?– Конечно, знаю.– Но именно об этом я и собирался вас спросить, а вы ответили, что не знаете.

В отличие от софизмов парадоксы формулируются весьма серьёзно, ведь присутствие в теории парадокса говорит о сомнительности допущений, которые лежат в её основе. В широком смысле парадокс – это положение, резко расходящееся с общепринятыми, устоявшимися, ортодоксальными мнениями. «Общепризнанные мнения и то, что считают делом давно решенным, чаще всего заслуживают исследования» (Г.Лихтенберг). Обычно парадокс представляет собой начало такого исследования, некое нарушение конвенции. Парадокс в более узком значении – это два противоположных, несовместимых утверждения, для каждого из которых имеются кажущиеся убедительными аргументы. Наиболее острая форма парадокса – антиномия, рассуждение, доказывающее приемлемость двух утверждений, одно из которых является отрицанием другого. Ниже приводятся некоторые примеры известных парадоксов:

– «Лжец». Житель остова Крит утверждает, что все критяне – лжецы. Или, если проще, любой человек произносит фразу: «Я лгу». Существует легенда, согласно которой некий Филит Косский, отчаявшись разрешить этот парадокс, покончил с собой. Говорят также, что один из известных древнегреческих логиков, Диодор Кронос, уже на склоне лет дал обет не принимать пищу до тех пор, пока не найдет решение «Лжеца», и вскоре умер, так ничего и не добившись.

– Парадокс Тертуллиана: «Верю, потому что нелепо».(Очень актуален для современной телевизионной аудитории и так называемого «электората»).

– Средневековый парадокс, который был предметом схоластических споров: может ли Бог сделать падшую женщину снова девственницей? (вариант: создать камень, который сам не сможет поднять?). Ответ дал философ и богослов П.Дамиани: может, но не хочет, чтобы не нарушать законы, установленные им самим. В противном случае Он перестанет быть совершенным существом).

– Довольно запутанный парадокс Греллига – является или не является самоубийцей тот, кто убивает каждого несамоубийцу и не убивает ни одного самоубийцу?

– «Дом». Этот дом – красный. Красное – это цвет. Цвет – это оптическое явление. Дом – это оптическое явление. (В каком-то смысле это действительно так. Как говорил Беркли: «Быть – это быть воспринимаемым»).

– Миссионер попал на обед к дикарям. Они разрешили ему выбрать, зажарят его или сварят. Для этого ему необходимо что-нибудь сказать с условием, что, если это высказывание окажется истинным, они его сварят, а если оно окажется ложным, его зажарят. Что же сказать бедняге? Видимо, он должен сказать: «Вы зажарите меня». Если его на самом деле зажарят, окажется, что он высказал истину, и значит, его надо сварить. А если его сварят, его высказывание будет ложным, и его нужно будет зажарить. Выхода у людоедов не будет: из «зажарить» вытекает «сварить», и наоборот. (Думаю, что единственный выход для дикарей – вначале сварить его, а потом зажарить, опять же и блюдо получится съедобнее).

И в заключение ещё пара парадоксов собственного изготовления: я люблю одиночество и поэтому мне нужны окружающие. Ведь среди них я наиболее одинок. Помимо этого, я парадоксально убеждён: единственная истина заключается в том, что истин вообще нет. А с другой стороны, если истина не существует, то утверждение «истина не существует» верно, что доказывает его неверность.

Смерть Сократа «Голова Террориста покатилась по полу и, докатившись до стены, взорвалась. Сработала самодельная бомба. И мир разлетелся на миллионы кусков и мертвых микробов, панических визгов и кровавых брызг. Вселенский пылесос засосал в свой хобот пыльный хаос. А после чихнул ненасытной Хиросимой и растворился навсегда, образуя Абсолютное Ничто». (Алина Витухновская). У великого греческого философа Сократа был излюбленный способ ведения спора – ирония, которая представляла собой разновидность интеллектуальной провокации. Нередко Сократ притворно соглашался с точкой зрения оппонента и, путём хитро подобранных вопросов, доводил его взгляды до абсолютного идиотизма. (Мы с трудом можем представить себе, что такое «абсолютная истина», а вот «абсолютный идиотизм» вполне представим, поскольку является, видимо, родовым признаком разума). Значение интеллектуальной провокации состоит в том, чтобы путём радикальных высказываний расширить пространство самостоятельного интеллектуального творчества. Независимая философия, равно как литература, искусство или даже религия – всё это формируется исключительно в конфронтации с доминантами стереотипов массового сознания. Однако, по мере расширения либеральных псевдосвобод, на смену актуальному протесту против общественных устоев, приходит интеллектуальная «игра в бисер», основанная не на протестной антифилософии, а на формальной эстетике протеста. Таким образом, содержание культуры современного андеграунда составляет протест ради самого протеста. Лидеры российского протестного движения 80-90-х годов, например, Егор Летов, продолжают по инерции сочинять радикальные тексты, но сами составляют и всегда составляли плоть от плоти общества потребления, которое, в соответствии с законами жанра, отрицают и критикуют. Вся эта двусмысленная ситуация не является плодом лицемерия или конформизма неформальных общественных лидеров. Иллюзия свободы – вот современное чудовище, делающее бессмысленным протест и, тем самым, убивающее на корню духовную культуру. Подлинная свобода интеллектуального творчества может существовать только в условиях противостояния с реальной несвободой и тотальным подавлением личности – духовная жизнь невозможна вне борьбы, а жизнь вообще – вне войны и крови. Парадоксально, но чтобы реализовать собственную свободу, человек должен убить в себе и в обществе иллюзию свободы, пока она не убила его самого. Своими философскими беседами Сократ выполнял именно эту задачу, он стремился уничтожить в общественном сознании иллюзию демократии, за что и был казнён по приговору афинского суда. К сожалению, величайшему греческому мыслителю не повезло родиться в условиях диктатуры. Его убила демократия. Он не дождался своего Вождя. Философ-собака в поисках человека «Для того, чтобы жить как следует, надо иметь или разум, или петлю». (Диоген Синопский). Перед македонским завоеванием большинство греческих философов утратили веру в возможность разумного устройства мира и занимались поисками индивидуального спасения. Именно спасения, а не счастья, ведь, как позднее сформулировал Гегель, история – это не место для индивидуального счастья. Есть два варианта: либо индивид должен возвыситься над повседневной обыденностью до положения постигающего смысл философа, либо его экзистенциальная проблема неразрешима. Многие греческие философы постклассического периода искали выход в эскапизме: бегстве в свой внутренний мир (стоики), в утлый мирок удовольствий (киренаики), а также в достижении абсолютной свободы путём отказа следовать общепринятым нормам нравственности (киники). Предпринятая киниками переоценка ценностей основывалась на рациональных поисках смысла. При этом киники придерживались точки зрения, согласно которой некое подобие счастья могут дать лишь привилегии, даруемые идиотам – в этой связи можно вспомнить знаменитую «американскую улыбку». Ведь даже самый закоренелый оптимист не способен постоянно улыбаться. Видимо поэтому, наиболее яркий из греческих философов Диоген Синопский, подобно героям одноимённого фильма Ларса фон Триера, целенаправленно изображал из себя идиота. Затеяв задолго до Ницше переоценку ценностей, он постоянно стремился к тому, чтобы разбудить в себе и в окружающих того самого «внутреннего идиота», который приближает к достижению максимально возможной свободы. Ведь существование общественного мнения отчасти оправдывается возможностью его попирать. Так, Диоген не гнушался отправлять на виду у всех свои разнообразные физиологические потребности и в этом состояла его борьба с трагедией человеческой несвободы. Трагедия заключается, в частности, в ситуации, когда человек вынужден заниматься делом, которого стыдится. Следовательно, объединяющая большую часть человечества трагедия – это отправление нужды, которое Диоген мужественно попытался перевести в разряд рутинного и естественного действия. А всякий акт мужества в принципе может рассматриваться как проявление сущностного основания бытия, независимо от содержания этого акта, даже если это публичное мочеиспускание. (Но, с другой стороны, жить свободно – это не всегда означает жить бесстыдно). Итак, нравственным идеалом Диогена являлась абсолютная свобода. Помимо всего прочего, человека порабощают суеверия. Поэтому, увидев однажды женщину, непристойным образом распростершуюся перед статуями богов, высоко выпятив на стоявших за ней свой мощный зад, Диоген подошел и сказал: «А ты не боишься, женщина, что, быть может, бог находится позади тебя, ибо все полно его присутствием, и ты ведешь себя непристойно по отношению к нему?» Диоген считал, что человек должен стремиться к свободе от вещей и других людей (хотя само понятие долженствования является проявлением несвободы). Поэтому, он, как известно, жил в бочке, носил прозвище «Собака» и проповедовал крайний аскетизм, а по отношению к окружающим предпринимал различные хулиганские выходки, безуспешно пытаясь найти среди них подлинно свободного человека. (Однажды он закричал: «Эй, люди!» – но, когда сбежался народ, напустился на него с палкой, приговаривая: «Я звал людей, а не мерзавцев»). Аскетизм Диогена был связан с тем, что уже на заре человеческой цивилизации стало очевидно: человек отчуждён от того, чем он по своей сущности и является – от мира идей, и погружён в иллюзорный мир вещей (Платон). Люди придумывают всё новые вещи, которые служат средством, чтобы сделать жизнь всё более удобной. Но не свидетельствует ли неограниченное создание средств об отсутствии целей? Ещё одно свойство философии Диогена – скептическое отношение к труду и вообще любой организованной деятельности. Он хвалил тех, кто хотел жениться и не женился, кто хотел путешествовать и не поехал, кто собирался заняться политикой и не сделал этого, кто брался за воспитание детей и отказывался от этого. Ведь любой вид деятельности вовлекает человека в область того, на что он воздействует и по этой причине ограничивает его свободу. Мы видим, что, проповедуя радикальное отрицание, киники отвергают любое решение, которое может лишить их свободы отвергнуть всё, что они желают отвергнуть. Они одиноки, но, одновременно, нуждаются в других, чтобы продемонстрировать им своё одиночество. Очевидный парадокс радикального отрицания заключён в том, что оно должно себя утверждать, чтобы иметь возможность отрицать. Как правило, отрицательное живёт за счёт положительного, которое оно отрицает. Жизненная сила, способная утверждать себя перед бездной отсутствия смысла, осознаёт наличие скрытого смысла внутри разрушения смысла. Абсурд? Однако любое самоутверждение бытия вопреки факту небытия – это и есть абсурд, который Диоген делает всеобщим достоянием, освещая с помощью своего философского фонаря. Увидев женщин, удавившихся на оливковом дереве, он воскликнул: «О если бы все деревья приносили такие плоды!» Таким образом, абсурдный мир преодолевается изнутри ещё большим абсурдом. Аскетический философ Диоген утверждает своё сущностное бытие, находясь в противостоянии с элементами небытия, т.е., с вещами и другими людьми. Его метод заключается в трансцендировании небытия путём преодоления соблазнов вещной видимости. И в результате небытие перестаёт представлять угрозу, потому что видимое вещное бытие само оказывается небытием. Смерть есть отрицание отрицательного и утверждение положительного. Небытие открывает двери бытия. …Диоген шел в театр, когда все выходили оттуда навстречу ему. На вопрос, зачем он это делает, он сказал: «Именно так я и стараюсь поступать всю свою жизнь». Артур Шопенгауэр и гибель Титаника Знакомая жены в своё время тонула на теплоходе «Адмирал Нахимов». Она рассказывала, что зрелищные съёмки в фильме Камерона «Титаник» – это детская сказка по сравнению с тем, что на самом деле происходит в подобных обстоятельствах: большинство вполне приличных людей практически сразу теряют человеческий облик. Взрослые мужчины, чтобы захватить место в лодке, дико орут, избивают и бросают в море детей и женщин. Оказавшиеся в воде стремятся освободиться от тонущих, которые хватают их за ноги и тянут с собой на дно. Можно предположить, что любой нормальный человек в похожей ситуации мог бы, совершенно неожиданно для себя, повести себя так же. Видимо поэтому знаток человеческой природы немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788-1860) разделил всех людей на три категории. Первая включает в себя абсолютное большинство человечества, которое не мыслит себя без общения с окружающими. Таких Шопенгауэр именовал очень характерным термином – «людская сволочь». Одну из представительниц этого надоедливого племени, квартирную соседку, мрачный философ однажды лихо скинул с лестницы – за то, что она останавливалась возле его дверей и подолгу болтала со своими подругами. Шопенгауэр был убеждён, что, чем на более низкой ступени развития находится народ – тем его представители общительнее – и приводил в качестве примера негров. Ко второй категории он относил умных людей, которые, при случае, не откажутся от предметного общения, но при этом обладают достаточно богатым внутренним миром, позволяющим прекрасно обходиться без излишних контактов с окружающими. И, наконец, 3 категория – это гении, принципиально отвергающие всякое общение, на том основании, что смысл жизни должен помещаться внутри самого человека, а ни в коем случае не вовне. (Разумеется, что себя он отнёс именно к гениям). Так, ещё греческие стоики заметили, что внешнее не зависит от воли и желаний человека. Поэтому глупо делать смыслом своей жизни имущество – его могут украсть, оно может сгореть или утонуть. Человек не может положиться на других людей – они способны уехать, умереть или предать. В какой – то степени человек может быть уверен только в самом себе. Да и то – в очень незначительной степени. Никто не знает, как он поведёт себя в случае, если ситуация внезапно изменится в худшую сторону. Например – если «Титаник» начнёт тонуть. Убить общечеловека (К прошедшей годовщине Ницше) «Близок бог/ И непостижим./ Где опасность, однако,/ Там и спасенье» (Гельдерлин) Всё живое стремится к самосохранению. Цивилизация поставила на службу самосохранению различные институты, которые уменьшают количество опасности, приходящееся на каждый квадратный метр обитаемой территории. Существуют телохранители, которые якобы обеспечивают выдающимся особям некое подобие личной безопасности. Есть государственная служба безопасности и, наконец, совбез ООН. Все они стремятся к жизни и поэтому претендуют на то, чтобы дать какие-то гарантии жизни. Не выдержавший искушения иллюзией безопасности ницшеанский Сверхчеловек превратился в Общечеловека. Для него характерна патологическая привязанность к жизни, которая является первым симптомом старения – и человека и общества. Старость печальна, но, к счастью, она проходит. Тем не менее, современный запад упорно стремится продлить свою индивидуальную и коллективную старость. Он по-стариковски трясётся над каждым бессмысленным существованием. Толерантность или терпимость Общечеловека – это его неспособность сказать «да» или «нет». Поэтому молодость представителей новых культур бесцеремонно захватывает пространство и делит места в общеевропейском доме для престарелых. Варвары любят свою и чужую смерть сильнее чем одряхлевшее общечеловечество любит жизнь. Наш путь ни извне, ни изнутри не гарантирует безопасности. Напротив, любые потуги обеспечения безопасности всего лишь отодвигают окончательный крах. Писатели и мыслители описывали жизнь с каждым новым произведением всё точнее и сознательнее, ибо это путь, в конце которого маячит радостное предчувствие окончательной катастрофы, растворяющей гротескные суетливые страдания «простых людей». Катастрофа надвигается все отчётливее и все более властно. Одновременно социальная система всё более напоминает сообщество страусов, спрятавших свои головы в песок и трусливо оттягивающих свой конец. Ведь во все века единственным пространством гипотетической свободы человека являлось его внутреннее духовное пространство, Однако в наши дни это внутреннее пространство контролируется едва ли не в первую очередь, потому что выяснилось, что управлять сознанием человека намного легче и эстетичнее, чем загонять его палкой в стойло. Иначе было бы сложно вынудить население в течение всей сознательной жизни пребывать в унизительной страусиной позиции и к тому же считать её единственно допустимой и цивилизованной. Отсюда возникает вопрос, существует ли ещё свобода, пусть даже в ограниченном виде: свобода подвергать свою жизнь опасности и свобода уничтожить самого себя? Разумеется, даже видимость внутренней свободы не гарантирована нейтралитетом – прежде всего той иллюзией безопасности, в которой берутся морализировать по поводу тех, кто стоит на арене. Речь идёт о сознательной устремлённости к смерти, при которой каждая новая опасность становится потенциальной жертвой, приносимой на алтарь смыслосозидающего идеала абсолютного отрицания. Ведь достаточно спрятать жизнь в небытии и ей некуда будет пропасть. «Своеобразие в том, что такие титаны и циклопы происходят из мира, в котором крайне возросла осмотрительность, и где стараются избегать даже сквозняка. В государствах всеобщего благополучия с их страхованием, больничными кассами, социальным обеспечением и наркозом возникают типы, кожа которых кажется задубевшей, а мышцы стальными: общая субтильность порождает свою противоположность» (Эрнст Юнгер) Подобным же образом дело обстоит не только с бойцами, но и с мыслителями. Они столь же рискованно ставят себя на границу ничто. Тем самым они познают страх, который обычно панически воспринимается толпой как предчувствие последнего карающего удара судьбы. Одновременно они приближаются к спасительному искуплению страхом, которое Гельдерлин прямо связывал с опасностью. Свободные умы всегда неудобны для толпы. Своей приверженностью идее они пугают людей, приверженных мягкой туалетной бумаге. Свободная мысль страшна для системы даже когда эта мысль отрицает систему молча. Но ещё страшнее молчание мёртвых, чьи мысли не находят читателей: оно выступает как последнее предупреждение. Ведь каждая книга, которая содержит идеи давно ушедшего человека, существует, как и сами эти идеи, своей автономной жизнью. Поэтому с умершими авторами книг бывает интереснее и полезнее общаться, чем с имеющимися в наличии временно – живущими. Но когда прекращается внутренний диалог с умершими – это явно свидетельствует, что данный человек или данная цивилизация скоро вольются в их мрачное и могучее сообщество. Для того, чтобы не стать одним из одряхлевших душою Общечеловеков, стремящийся убить в себе страх должен жить в постоянной опасности. А стремящийся освободить свой дух должен опасно мыслить: не по эту и не по ту сторону добра и зла, а вообще вне пределов досягаемости запахов разложения, которые уже во времена Ницше начали исходить от всевозможных нравственных и безнравственных категорий. Для мышления нет и не может быть никаких препятствий, кроме самого мышления. Остаётся немногое – нужно убить в себе Общечеловека. Это означает – уничтожить в себе трусость мысли. «Если ты чувствуешь в своих бескорыстных и самоотверженных поступках опасность для себя, значит ты не принадлежишь к стаду». (Фридрих Ницше. «Воля к власти») Последнее искушение Розанова Искушение в пустыне. Христос удалился от мира и оставил мирские дела. Как до него поступали индийские архаты, а впоследствии – наиболее ортодоксальные христианские подвижники – «пещерные отцы», о которых писал пресвитер Руфин. Не нужно мира и его царств и не нужно вообще ничего, кроме другого царства, которое «не от мира сего». В Евангелиях ничего не говорится о пользе физического труда, напротив, Христос приказал рыбаку выбросить свою сеть и идти «ловить человеков». Главным видовым свойством человека является его разум, который осознаёт и не приемлет животную составляющую человеческой природы. Большинство мировых религий представляют собой восстание Духа против вожделеющего, страдающего и умирающего тела. Экзистенциальное отчаяние человека – это отчаяние разума, вызванное необходимостью постоянно удовлетворять потребности тела, к которому он привязан. «Иисус же сказал: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились тако; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть такие, которые сами сделали себя скопцами ради Царства Небесного. Кто может вместить это – да вместит». (Евангелие от Матфея, 19). Русский философ Василий Розанов «не вместил». Он считал, что смысл жизни заключатся в мелких подробностях повседневного бытия, допустим, в увлечении нумизматикой. «Что делать?» – спросил нетерпеливый петербургский юноша. – Как что делать: если это лето – чистить ягоды и варить варенье; если зима – пить с этим вареньем чай» (Розанов). Однако в 1918 году любовно выстроенный розановский мирок «слинял» – закончились и варенье и чай, а пуд ржаной муки стал стоить 300 рублей. Перед тем. как умереть от голода, Розанов рассылал немногим желающим выпуски своего последнего произведения «Апокалипсис нашего времени» по цене 70 копеек за рукописную копию. В одной из статей этого сборника он рассуждал так: «Сказуемое – это еда, питьё, совокупление. Обо всём этом Иисус сказал, что грешно и что «дела плоти соблазняют нас». Но если бы не искушали, то человек и человечество умерли бы…Позвольте, что же за «слава Богу» если человек (человечество) умрут?» Но ведь всё равно физически умрут – вопрос только заключается в том, как и когда. Да может быть и слава Богу, что умрут, не всё же загаживать Вселенную… Нет, не вместил евангельской мудрости страдавший от голода в нетопленной квартире сергиевопосадского священника Беляева Розанов. В поисках жизненной силы «Мне никогда не надо было ни много денег, ни славы, ибо моим главным божеством всегда были свобода, одиночество и лень». Пьер Дриё Ла Рошель. Французский правый радикал Пьер Дриё Ла Рошель стремился прожить «фашистскую жизнь», понимая её как творческий поиск жизненной силы, испарившейся из одряхлевшего организма либеральной демократии. Отсюда его тяга к гипертрофированной мужественности, свойственная многим творческим личностям, которым в мире буржуазной обыденности катастрофически недоставало мужского начала: Мисима, Лимонов, Пазолини, Хэмингуэй, Чак Паланик. Всем перечисленным явно свойствен некий комплекс неполноценности – стремление подавить показным героизмом и внешним эпатажем внутреннее экзистенциальное отчаяние. Кстати, недавно стало известно, что наиболее скандальные эпизоды лимоновского романа «Это я, Эдичка» практически дословно переписаны из русского перевода малоизвестного романа де Сада, а вот эпизоды, в которых лирический герой беседует со своим детородным органом, напротив, оригинальны и правдоподобны. Стремление сделать имя путём самоунижения и эпатажа? С другой стороны, как говорил герой Паланика, «мы все принадлежим к поколению мужчин, воспитанных женщинами – поможет ли ещё одна женщина в решении наших проблем?» Видимо, в этой амбивалентности нужно искать корень их мужественности, подразумевающей, в частности, некоторое презрение к женщинам. Исповедуя свой экстремизм, нонкомформисты, в этом и в других отношениях, руководствуются идеей нарочитого вызова большинству. При этом, мотив искания сверхсилы часто сопровождается глубокой личной тягой к одиночеству. Отсюда же общий для всех перечисленных культ смерти, которая видится не концом всего существующего, а парадоксальным побуждением к жизни. Это совершенно не обязательно призывы к уничтожению других, скорее – «идея жизни со смертью в душе и книги, написанные самой смертью». Всё перечисленное подразумевает наличие глубокого творческого начала, без которого такие взгляды лишены будущего, поскольку целиком устремлены в прошлое, во времена рыцарской воинственности. Подобно средневековому рыцарю, радикал – это герой, возвышающий себя над толпой; его прямое действие – это чисто бескорыстное действие, в котором может не быть ни малейшей надежды на успех. А основная идея радикального нонконформизма, согласно взглядам Дриё Ла Рошеля, такова: ничего, кроме последовательного насилия, не может противостоять современному буржуазному миру. Вот почему национализм должен быть последовательным и непримиримым, «ведь всякий смутный национализм – это защита буржуазного строя». Паломничество на Восток Томас Мертон был монахом – траппистом и получил известность как автор книг об отшельничестве. В течение всей жизни им владела мечта – достигнуть духовного прозрения. В юности Мертон поступил в Кембриджский университет, где получил учёную степень в области филологии современных языков. Однако Кембридж ему не помог – он был не в ладах с жизнью, никак не мог в ней разобраться и в итоге впал в уныние. Его невероятно угнетала окружающая бессмысленность, он не желал жить лишь для себя самого, поэтому, переехав в США, решил стать католиком. Прожив некоторое время в цистерцианском аббатстве Гефсимани (Кентукки) он был принят послушником и до самой смерти оставался монахом. В этот период он написал свою известную книгу «Семена созерцаний». Будучи мистиком, он рассматривал созерцание как откровение и средство духовного прозрения. Но западная религиозная мысль всегда была скорее интеллектуальной, чем интуитивной. Многие христиане во все времена одобрительно повторяли декартово «мыслю, следовательно, существую». Это утверждение казалось Мертону сущим проклятием. Подобно византийским исихастам, он утверждал, что человеку нужно не обычное христианство, вовлечённое в земные дела, а религия «не от мира сего»; настоящий христианин должен освободиться от навязчивых идей общества, которое управляется любовью к деньгам и жаждой власти. Поэтому не случайно в поисках духовного прозрения Мертон обратился на Восток – его основная исследовательская деятельность сосредоточилась в области дзэн-буддизма и даосизма. В 1969 году Мертон был приглашён для участия в конференции азиатских монашеских орденов. Его путешествие стало осуществлением долгожданной мечты и, когда самолёт покинул аэропорт Сан-Франциско и направился на Восток, Мертон записал: «Мы оторвались от земли – и я, вместе с христианскими мантрами, переполненный чувством судьбоносности, ощущением того, что я наконец-таки нахожусь на верном пути после долгих лет ожидания, сомнений и пустой траты времени». Прибыв в Бангкок, Мертон отправился в отель. Войдя в свой номер, он попытался запустить вентилятор и неисправный выключатель мгновенно оборвал его жизнь. Церемония любви и смерти «Вырубите лес, а не только одно дерево. Из леса рождается страх. Вырубив лес, станете свободными.» («Дхаммапада») И вот увидел царевич, что он на кладбище и что вокруг него одни только трупы… В индийской мифологии Бог Любви и Бог Смерти соединяются в одном лице. И это не случайно, поскольку любовь и смерть составляют основное содержание культуры. Родившись в результате акта любви, человек делает свой первый шаг по направлению к смерти. Преградой к освобождению является существование и поэтому его необходимо разрушить. Счастлив лишь тот, кто не увидит больше глупцов. Думаю, что если в мире существует какой-то абсолют, то это Мисима. Своей жизнью и смертью он доказал, что сотворение вселенной не стало полной неудачей. Любовь или нелюбовь (равнодушие) к Мисиме можно рассматривать в качестве критерия интеллектуальной состоятельности человека. Японский писатель Юкио Мисима (1925-1970) выступал также в качестве режиссера театра и кино, актера и дирижера симфонического оркестра, летал на боевом истребителе, несколько раз обогнул земной шар, а в искусстве фехтования «кэндо» был обладателем пятого дана. Будучи хилым юношей, с 1955 года Мисима стал заниматься бодибилдингом и спустя несколько лет ожесточённых упражнений превратился в образец атлетического телосложения. Недолго это тело проживёт на земле, отверженное и бесчувственное, бесполезное, как чурбан. Ведь его владелец вскоре отказался осуществлять единственную миссию, которую несёт в себе культура – набрасывать покровы на пустоту. Уныл аромат литературного слова для того, кто вдохнул запах смерти. Любовь и смерть соединяются в национальной идее. Она содержит исключительные по своей силе и красоте возможности любить и умереть молодым, вместо того, чтобы трусливо цепляться за ускользающую жизнь, дотянув в результате до возраста физического распада и деградации личности. В 1966 году Мисима вступил в японские силы самообороны, а в 1968 им была создана военизированная студенческая организация националистической направленности «Общество щита», в которой он был вождём и содержал её на свои средства. В 1970 году, после предпринятой им заведомо неудачной попытки монархического переворота, Мисима покончил с собой, совершив харакири. Его смерть стала высоким проявлением Духа, освободившегося от наиболее рабской из всех добродетелей – надежды. «Остерегайтесь тех, кто поворачивается спиной к любви, к честолюбию, к обществу, – предупреждал румынский мыслитель Эмиль Чоран, – они отмстят за то, что от всего этого отказались. История идей – это история обид одиноких людей». Сюжет новеллы «Патриотизм» (а также сюжет одного из последних романов Мисимы – «Мчащиеся кони») выстроен на основе реальных событий («инцидент 26 февраля 1936 года»). Группа молодых японских офицеров подняла восстание против продажного правительства во имя Императора и Японии. По приказу Императора восстание было подавлено войсками. Лейтенант Такэяма был участником заговора, но, по стечению обстоятельств, не смог участвовать в восстании. Несмотря на это, он решил разделить участь своих товарищей и выбрал смерть. Его примеру последовала юная жена. У каждого свой наркотик, наркотиком Мисимы стала смерть. Негатив получасового фильма «Патриотизм» был найден в коробке из-под чая на складе, где хранилось имущество Мисимы. До этого считали, что все копии картины были уничтожены (по понятным причинам) согласно просьбе вдовы Мисимы. Ведь в фильме подробно и очень убедительно показан ритуал сэппуку – то есть, фактически отрепетирована будущая гибель самого Мисимы. Эта репетиция объявленного самоубийства, в которой Мисима исполнил главную роль – одна из наиболее впечатляющих сцен в истории мирового киноискусства. «Убив мать и отца и двух царей из касты кшатриев, уничтожив царство вместе с его подданными, брамин идёт невозмутимо». («Дхаммапада») И сказал Будда: «Вот моё последнее рождение, не будет больше бытия». Философия, написанная кровью «Но я говорю вам, душа его хотела крови, а не грабежа – он жаждал счастья ножа» (Фридрих Ницше). …Когда, после десяти лет отшельничества Заратустра решил обратиться к людям, он спустился с горы в ближайший город. Там он нашёл множество народа, который собрался на базарной площади. То, что мы называем «жизнью» – это всего лишь жалкий суррогат распятого во времени умирания – умирание без Смерти. «Вот чахоточные душою – едва родились они, как уже начинают умирать»,– говорил ницшеанский Заратустра. «Не «умри», но Настигни Смерть», – призывает в своей книге «Сверхноумен» Азсакра Заратустра – яркий представитель отечественной контркультуры, талантливый философ и поэт, книги которого издаются в России, Индии, Японии и в США. Он возглавляет школу восточных единоборств и центр помощи хищникам, где раненых диких зверей и птиц лечат и затем выпускают на волю. В философско-поэтических произведениях Азсакры соединяются Ничто Запада и Пустота Востока. Его идеи перекликаются с учением о Пустоте индийского мыслителя Нагарджуны, философией Ницше и с философией небытия Арсения Чанышева. Жизнь Азсакры, и внешняя и духовная – это, безусловно, яркая жизнь. Его опыт сложно заимствовать, его пути можно позавидовать. Осуществляя свои рискованные исследования пределов человеческой выносливости, Азсакра в любое время может умереть и знает это: поиск смысла жизни для него не является игрою праздного ума, он реален, как могут быть реальны только боль и страдание. Его непреходящая пограничная ситуация – это победа над рутиной растительного экономического существования и, что самое главное, – это победа над страхом смерти (Пустоты, Ничто),которая из бездны ужаса становится абсолютным благом. Его философия – честная философия, её подлинность проверена кровью. Более того, философские размышления и поэтические символы Азсакры ярко и безжалостно освещают вопиющее убожество жалких клоунов официальной казённой философии – авторов абсолютно никому не нужных мёртвых схоластических текстов, с их смехотворными ритуалами «диссертабельных диссертаций», лжеучёных советов, взаимных упоминаний и поглаживаний, достойно представляющих наше «время самого презренного человека, который уже не способен презирать самого себя» (Ницше). В отличие от них, Азсакра творит не для обретения известности, денег или социального положения, он штурмует высоты Духа – не удивительно, что в сегодняшней отечественной философии он совершенно одинок. И это прекрасно – ведь «где кончается уединение, там начинается базар и жужжание ядовитых мух» (Ницше). Основное направление размышлений Азсакры – «нигилизм высшей агрессии против всех форм, знаков и законов низшего мира – материально-денежной сущности», смысл которой – познание и принятие смерти в качестве триумфа абсолютного Ничто. И это не случайно, ведь «в человеке можно любить только то, что он переход и гибель» (Ницше). В книге «Сверхноумен» Азсакра, вновь логически развивая идеи Ницше, создаёт эффект «окончательного Ницше» – как чистого Ничто и бесконечного созидания Смертью. «Но: в самый момент Триумфа Абсолютного человека, по ту сторону добра и зла, из Смерти Сверхчеловека возникает Сверхноумен/Ubernoumen – Само Ничто/Nichts… Для того чтобы Быть Ничем, не нужно «переоценивать все ценности» – достаточно устранить все «ценности» и всех «оценивающих эти ценности», включая Само Ничто»,– утверждает он. Когда человек осознаёт Ничто, ощущает себя частью Вечного Ничто, он становится непобедим, поскольку у него ничего нельзя отнять, ведь он отмылся от греха существования – а это избавление от всех несчастий. Середины между небытием и растительной вещевой избыточностью нет. «Мудрость Сверхноумена – страшная мудрость», но Азсакра не уходит от страшных вопросов, напротив, он к ним стремится – в этом и заключается его интеллектуальная честность: «Презирая траур и конечную сущность мертви – по Кольцу Воли-к-Власти трансцендирует Смерть Смерти в Немыслии пусто наследуются Тайны у-Ничто-жения: Кольцо есть Кусающей Змеи Сверхвторжение Ничто отрицает «да» и «нет» ради Утверждения – Нет! априори: Отрицание – Свет» Те читатели, кому хотя бы раз удалось настроиться на волну философско-поэтических образов Азсакры, будут постоянно обращаться к его творчеству в поисках честных ответов на самые мучительные экзистенциальные вопросы. Ведь для духовного общения мыслящих людей не имеет значения расстояние. Тем более, что, как сказал сам АЗсакра: «Встреча в Ничто – Неизбежна». Мистерия Пустоты Ноктюрн Пустоты Сквозь тебя, сквозь меня катит волны свои пустота, на заре проступая прожилками крови, мёртвой гипсовой маской, в которой застыла мгновенная мука пронзённой луны. Посмотри, как хоронится всё в пустоту. И покинутый лес и огрызки от яблок. Посмотри, как тосклив ископаемый мир, не нашедший следа своих первых рыданий. (Ф.Гарсиа Лорка.) Когда Фалес сказал, что «между жизнью и смертью нет разницы», его спросили: «Почему же ты не умрёшь?» «Именно поэтому», – ответил философ. Существующие пары философских категорий, такие, как истина и заблуждение, жизнь и смерть, свобода и рабство, красота и уродство, наслаждение и страдание, любовь и ненависть, разрушение и созидание и другие, представляют собой отражение абсолютной пустоты двумя зеркалами. Во всех путях один и тот же путь «Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно увидеть естественное дао. Чем дальше идёшь, тем меньше познаёшь. Поэтому совершенномудрый не ходит, но познаёт всё. Не видя вещей, он проникает в их сущность. Не действуя, он добивается успеха». «Дао дэ цзин». Поезда ночью гудят так жалобно, как будто они понимают бессмысленность своего движения. Обычно под географическим кретинизмом понимают абсолютное невежество в географии. Встречаются утверждения о том, что некоторые, закончившие школу, люди не в состоянии показать на карте даже свою собственную страну. Но в данном случае речь идёт о другой, более широко распространённой разновидности географического кретинизма – устойчивому стремлению к бессмысленному перемещению в пространстве. Когда к перемене мест стремится молодёжь, это вполне понятно в контексте свойственного молодёжи любопытства и желания посмотреть мир, в котором она, к несчастью, оказалась. Кроме того, сказывается распространённая иллюзия, согласно которой если несколько миллионов идиотов собрались жить в каком-либо определённом месте, то значит это место мёдом намазано и поэтому необходимо приложить все усилия, чтобы осесть там же. Но это не более чем иллюзия, ведь разнообразие зрительных впечатлений жителей мегаполиса весьма относительно. Единственное преимущество, которое приобретает обитатель многомиллионной деревни – это возможность незаметно трансформироваться в выполняющего ежедневно строго определённые функции биоробота. А это, в свою очередь, позволяет в упор не видеть не только окружающих, но также и абсолютную бессмысленность своей собственной жизни. Проживание в крупном городе, а также путешествия – всё это помогает удовлетворять не только личные амбиции, но, в первую очередь, свойственный большинству людей сенсорный голод. Новую сенсорную информацию об окружающем мире люди обычно получают через зрение, слух, обоняние, вкус, секс. Что касается сексуальных партнёров, то они примерно одинаково устроены – известное разнообразие заключается в том, что они по разному одеваются (и раздеваются), а также могут издавать различные произвольные и непроизвольные звуки, учитывая индивидуальный тембр голоса и особенности личного воспитания. Относительно вкусовых ощущений можно сказать, что они ещё более примитивны – это всего лишь некоторые сочетания горького, солёного, кислого и сладкого, вот и всё. Именно поэтому гурманы (а также люди, которые с упорством маньяков ежедневно ездят на работу и обратно, или, например, туристы, совершающие поездки туда-сюда в оба конца) в чём-то сродни онанистам. Более девяноста процентов чувственной информации об окружающем мире человек получает посредством зрения, отсюда и тяга большинства людей к различного рода зрелищам, среди которых как раз и можно отметить зрелища мегаполиса, а также телевидение и путешествия. Как известно, хорошо там, где нас нет. Но поскольку мы, то есть, люди, есть практически везде, то следовательно везде плохо. Об этом прямо и откровенно говорится в «Добротолюбии»: «сосед страдает от соседа и все обречены». Плохо даже в немногих уголках земли ещё не затронутых цивилизацией. Так, лет пятьдесят назад Майкл Рокфеллер был схвачен туземцами Новой Гвинеи и съеден с большим количеством соли и кетчупа – люди настигли его даже там. Согласно классификации Юнга, существует два психологических типа личностей – интроверты и экстраверты, причём вторых, очевидно, значительно больше. С другой стороны, погруженные в свой внутренний мир интроверты, не нуждаются, как правило, в перемене внешних декораций, потому что необходимую пищу для свойственных им размышлений они получают внутри себя. «Вся тьма вещей сходится во мне. Обращая взор внутрь себя, понимаешь, что самого себя достаточно», утверждает китайский комментатор Лао-Цзы Ли Сичжай. А если самого себя достаточно, то незачем и разъезжать по свету, потому что, как учит нас даосская мудрость, «во всех путях – один и тот же путь». Например, Иммануил Кант практически всю свою жизнь провёл в родном Кенигсберге. В последней созданной им крупной книге «Антропология» Кант дал удачную сравнительную характеристику народов мира, хотя ни одного представителя из большинства охарактеризованных им народов он, разумеется, и в глаза не видел. Но это вовсе не помешало ему проникнуть в так называемый «дух народа», в отличие от большинства перемещающихся по миру в поисках новых зрительных ощущений туристов. Как говорил в этой связи Виктор Гюго,"путешествия развивают ум, если конечно он у вас есть». А что касается великовозрастных и пожилых туристов, то, согласно остроумному и самоироничному замечанию Стивена Фрая, «в моём возрасте путешествия развивают только зад». И действительно, если взглянуть на содержание некоторых социальных сетей, становится очевидно, что больше половины фотоинформации о пользователях – это не что иное, как вызывающая жалость ярмарка тщеславия, а также банальные и очень дешёвые понты, по принципу «вид на меня, любимого на крыше WTC в Нью-Йорке"(как это показано на иллюстрации). Очевидно многие всерьёз убеждены в том, что если перенести свою обожаемую задницу на пару тысяч километров западнее или восточнее, она приобретёт от этого большую значимость. Как говорил в этой связи Сенека, «странно ли, что тебе нет никакой пользы от странствий, если ты повсюду таскаешь самого себя?» Пиво, поэт и мордобой «А теперь, если вы простите меня, дорогие читатели, я вернусь к блядям и к выпивке, пока еще есть время. Если и в них содержится смерть, то, мне кажется, не так хамски будет отвечать только за свою собственную, чем за ту, другую, которую тебе суют в рюшечках фраз: Свобода, Демократия, Гуманизм и/или любая или вся скопом подобная Срань». (Чарльз Буковски. «Политика – это как пытаться вы…ть кота в сраку»). Герой фильма «Завсегдатай бара» («Пьянь»), снятого в 1987 году в США французским режиссёром Барбетом Шредером по автобиографическому сценарию американского писателя– нонконформиста Чарльза Буковски – пьяница, поэт и философ Генри Чиноски (Микки Рурк). Чиноски 12 раз попадал в тюрьму, любит слушать Моцарта и Малера, читает Шопенгауэра, цитирует Льва Толстого («Детка, Толстой сказал: смотри на женское общество как на неизбежное зло и избегай его»), не имеет телевизора, ненавидит кино и терпеть не может, когда о нём пытаются заботиться. «Он ненавидит заботу, он обоссал бы всех, если бы смог»,– говорят о нём пьяницы. Этот симпатичный персонаж, прототипом которого, судя по всему, послужил сам Буковски, всей своей жизнью опровергает расхожее заблуждение новейшего времени, сформулированное в книгах московского журналиста А.Никонова: «Я такой богатый и счастливый, потому что умный и удачливый». У Чиноски нет денег, нет работы, нечем платить за квартиру. Он принципиально не приемлет работу, потому что отрицает общество потребления и не желает, извиняюсь за выражение, потреблять. Когда Генри познакомился с полусумасшедшей алкоголичкой Вандой и всё-таки попробовал устроиться на работу в компанию «Шифрин» (к счастью, из этого ничего не вышло), ему предложили заполнить подробную анкету и почти во всех графах он написал «нет»: нет образования, нет вероисповедания, нет хобби. И даже в графе «пол» Чиноски машинально указал «нет», но затем спохватился и заявил, что пол – это то немногое, что у него есть. Его собутыльница Ванда тоже отдаёт себе отчёт в том, что кроме времени у неё ничего нет. И, тем не менее, Генри Чиноски полностью устраивает такая жизнь и, более того, он не желает променять её на прозябание состоятельного буржуа. «Он в крысиной возне не участвует – пьёт и наблюдает», – говорит о Генри его приятель, бармен Джим, который иногда угощает его за счёт заведения. Генри постоянно дерётся с барменом Эдди, не имея для этого явных причин, хотя на самом деле причины, разумеется, есть. Эдди олицетворяет собой всё, что для маргинала Чиноски представляется наиболее отвратительным: очевидность и неоригинальность. Сам Чиноски объясняет своё неприятие мира банальной обыденности и его персонажей так: «Есть люди, которые никогда не сходят с ума. У них нет ничего, кроме денег. Какая ужасная это, должно быть, жизнь!» Знакомство с богатой издательницей, поклонницей литературного таланта Генри, влюбляющейся в писателя, открывает перед ним редкую возможность подняться с общественного дна. Однако образ жизни маргинала стал для него результатом осознанного выбора, от которого он вовсе не намерен отказаться. Грязные отели, драки в дешевом баре и постоянное ожидание, что кто-нибудь угостит выпивкой, но, как светлая сторона, возможность ускользнуть из опустошающей серости потребительской гонки – Генри счастлив жить этой жизнью. В книгах журналиста Никонова («Свобода от равенства и братства»; «Судьба цивилизатора» и т.п. – очень писучий автор) всё просто и неоригинально до очевидности. Любое социальное несогласие или неприятие сложившихся правил игры он объясняет банальной завистью. «Тот, кто не может хорошо продаться, всегда обвиняет успешного человека в аморализме и приспособленчестве. Защитная реакция организма»,– утверждает Никонов. Для него нет маргиналов, принципиально не участвующих в крысиных бегах потребления, а есть только отчаянно завидующие неудачники, наподобие Генри Чиноски. Именно на таких затёртых до банальности представлениях и подрывается западный мир при соприкосновении с иначе организованными культурами. «Дурак искренне полагает, что именно его понимание жизни является правильным. И больше ничьё» – самокритично утверждает Никонов – «А если кто-то выступает против привычных дураку паттернов (моделей поведения), в его душе непроизвольно возникает праведный гнев». Действительно. Герой фильма «Завсегдатай бара» – инакомыслящий, он является творцом и носителем своей собственной философии подлинной человечности. «Мир – это самодостаточная галлюцинация», – говорит он. А, следовательно, было бы смешным воспринимать его серьёзно. «В этом мире все должны что-то делать. Иногда я устаю думать о том, чего я не хочу делать. Например, не хочу ехать в Индию. Всё дело в том, чтобы не думать об этом. Я никем не притворяюсь, в этом весь смысл». «Мы все живём в каком-то аду. И дурдом – это единственное место, где люди понимают, что они в аду»,– вторит Генри его собутыльница Ванда. А что такое пьянство, если не добровольное упражнение в безумии, с целью посмотреть на наш перевёрнутый мир в более достоверном ракурсе? Идеал Никонова – это так называемый цивилизованный мир, в котором «живут удобно, сытно и богато». Генри Чиноски уходит от этого мира, называя его «золотой клеткой с золотыми прутьями». « – Ты не привык к удобствам, но в них врастаешь»,– говорит Генри богатая издательница, ставшая на одну ночь его любовницей. «Врастают растения», справедливо возражает он. И действительно, существование людей, вовлечённых в дурную бесконечность потребления, в общем и целом вполне растительное. «Хотите, чтобы жизнь была наполнена не нудной работой, высоким смыслом и светлой героикой? Получите на выходе фашизм – без разницы, красный или коричневый», – пугает Никонов. Каждый выбирает по себе, а мои симпатии на стороне тех, кто сознательно предпочёл остаться за пределами так называемого «нормального мира». Я отправляюсь в бар к Генри Чиноски, которого безоговорочно рассматриваю в качестве своего товарища по духу, чтобы ещё раз послушать его вдохновенные слова: «То, что нашло на меня – словно цветок, словно мир. То, что нашло на меня – ползает, как змея. И когда мои пальцы уронят моё отчаянное перо в какой-нибудь дешёвой комнате – оставшиеся найдут меня там. Я никогда не узнаю своего имени, своего смысла и других сокровищ моего побега». Памяти продавца крови Ах, как тошнит от тебя, тишина. Благожелатели виснут на шею. Ворот теснит, и удача тошна, только тошнее знать, что уже не болеть ничему, ни раздражения, ни обиды. Плакать начать бы, да нет, не начну. Видно, душа, как печенка, отбита… Ну а пока что – да здравствует бой, Вам еще взвыть от последней обоймы. Боль продолжается. Празднуйте боль! Больно! (А.Вознесенский. «Больная баллада») Русский философ Чанышев считал, что лежащее в основе всего небытие (пустота) иллюзорно выступает как мир в его кажущемся многообразии. Небытие первично, оно представляет собой нормальное состояние мира, в то время как бытие – всего лишь временное отклонение, форма существования небытия. Небытие небытия есть бытие. Поскольку небытие существует, не существуя и не существует, существуя, оно есть время. Только небытие может быть и первопричиной и самопричиной: ведь то, что не существует, не нуждается в причине для своего существования. Всё большие скорости, всё более высокие темпы жизни, всё более дальние перемещения в пространстве, – разве это не стремление бытия хотя бы на миг оторваться от небытия?. (А.Н.Чанышев. Трактат о небытии). «Мы все ходим по тонкому льду над океаном небытия. Чем интенсивнее бытие, тем оно более хрупко, тем оно сильнее подвержено гибели», – говорит Чанышев. – «Любовь – это попытка зацепиться за чужое бытие, и тем самым сделать своё бытие более устойчивым». Именно поэтому перед лицом невыносимых физических и душевных страданий многие обращаются к Богу, пытаясь зацепиться за Его вечность. Не стал исключением и саратовский бизнесмен и писатель Игорь Алексеев, который, долгое время страдая от невыносимых болей, вызванных онкологическим заболеванием, пытался найти спасение в вере. Но вера не дала ему успокоения. «Я не настоящий христианин. Нет у меня стойкости и полной веры в вечную жизнь. А страх перед смертью ужасен», – писал Алексеев в своем интернет – дневнике, который в течение нескольких месяцев вёл на сайте русской службы ВВС, пытаясь зацепиться за буквы. Полученные гонорары и частные пожертвования Алексеев тратил на дорогостоящие лекарства и наркотики, стремясь заглушить свою боль. Давно замечено, что писательское ремесло бывает сродни эксгибиционизму. Некоторые писатели строят сюжеты своих книг исключительно на отражении личного опыта, например Джек Лондон или Лимонов. А когда они пытаются придумывать, получается, как правило, плохо. Но согласитесь, не каждый способен, по примеру того же Лимонова, выносить на публичное обсуждение интимные моменты собственной жизни. Недавно телекомпания РенТв показала об Игоре Алексееве фильм под названием «Продавец крови». Идея названия, видимо, такова – герой фильма публично продаёт свою кровь, то есть живописует свои нечеловеческие страдания, для того, чтобы купить на вырученные средства лекарства и ещё на какое-то время эти страдания продлить: «Боль такая, что невозможно найти положения, в котором не болит. Рвануло ночью. Сначала негромко, а потом все слышнее и слышнее. Как раз в том месте, где сходятся все рубцы от операций. Пишу, и перевожу дыхание после каждой фразы. Так болит. Но я пишу, потому что дал обещание себе писать в любом состоянии. Десять минут назад сидел и подвывал: мама, мамочка… Когда болит ночью, я сбегаю на первый этаж, на специально разложенный диван и мучаюсь там, чтобы дать выспаться жене». Как писал в своём эссе «О боли» немецкий философ Эрнст Юнгер,– «обстоятельство, чрезвычайно усиливающее хватку боли, заключается в её безразличии к нашим иерархиям. Нет ни одной человеческой ситуации, которая была бы защищена от боли». Игорь Алексеев был преуспевающим бизнесменом, вёл исключительно здоровый образ жизни, посещал экзотические страны, занимался спортом и вдруг очень быстро и безо всяких видимых причин стал обречённым на смерть инвалидом. Особенно обидно было тотальное отсутствие справедливости: почему именно он? «Друг позвонил поздно вечером. Потом началось… Я представил его – большой румяный сорокалетний дядька. Модно одетый, на большой черной машине. Он, видимо, ехал с тренировки… Моментально подумал о себе. Тощий, желтый, обессиленный. И – вот она, истерика. Меня смело с кровати. Я сел на корточки и взвыл. Тихо так взвыл, чтобы не напугать никого. Жалко себя стало. Такая зависть скрутила. Сижу, поскуливаю… Черти все навалились сразу. И грехи поперли один за другим. Один другого страшнее: уныние, зависть, страх и так дальше. Но я же верующий человек. Почему не могу избавиться от этих цапучих мыслей, которые лишают меня всякого достоинства человеческого? Черти сильнее, что ли?» Можно рассматривать дневники Алексеева в качестве книги мужества, наподобие романа австралийского писателя Алана Маршалла «Я умею прыгать через лужи». Как писал Юнгер, «скажи мне, как ты относишься к боли, и я скажу тебе кто ты». Однако возникает вопрос: в чём заключается мужество и победа над обстоятельствами – в способности длить до последнего невыносимые страдания или в решении прекратить их, досрочно освободив и себя и окружающих? Алексеев отмечает, что к саморазрушению более склонны мужчины, но сам убеждён в том, что самоубийство – дерьмо: «Положили меня отдельно в ту же страшную палату в том же страшном корпусе. Почему-то на этот раз там были одни тетки. Мне кажется, что тетки умнее и борются за жизнь до конца. А мужики – фаталисты. Начинают просто заливать мозги алкоголем. И их ждет быстрая гибель. Я двух, нет, трех таких знаю. Один отказался от лечения, сказав: «Если Аллаху будет угодно, он сохранит мне жизнь, если нет, то я отдаю себя на его волю». А ведь мужик был очень богат. Мог поехать в иномарочную (!) страну, где протянули бы его жизнь на несколько лет точно. Но… у каждого своя демагогия в голове. Я, например, буду бороться. Всеми способами. Мне нравится жизнь. И в раю у меня не будет ноутбука. А куда я без него?» Как говорится, бизнесмен – он и в аду бизнесмен, даже если по совместительству писатель. И если нечего больше продать, он готов продавать свою кровь. Что касается религиозной риторики, то она в данном случае призвана объяснить стремление во что бы то ни стало продолжать жить, вплоть до потери человеческого облика: «Самоубийство – тяжкий грех. Душа не найдет места на Небесах. Мы не вправе таким образом распоряжаться жизнью. Надо нести свой крест до конца. Я это понял давно». Можно согласиться, а можно и нет. Надо нести свой крест…кому надо? Почему не вправе? И не является ли самоубийство проявлением осознанной необходимости смерти, то есть, согласно Спинозе, свободой? Существует, однако, ещё один немаловажный нравственный аспект – сложно заранее заявлять о своём предполагаемом решении, пока сам не попал в аналогичную ситуацию. Тем не менее, лично я думаю, что в подобном положении можно выбрать длинный или медленный путь, но не стоит сдаваться на милость врачам. Современная медицина придумала много уловок, для того чтобы длить страдания. И особенно – если страдающий готов за это платить, в том числе своей кровью. …Небытие настигло Игоря Алексеева 7 апреля 2008 года. Как написал в заключительных строках своего «Трактата о небытии» философ Чанышев, «человек приходит из небытия и уходит в небытие, так ничего и не поняв». Море внутри Испанский режиссёр Аменабар – вовсе не романтик, но с романтиками его объединяет иррациональный интерес к смерти. Об этом свидетельствует его первый фильм, «Диссертация», в котором в качестве лейтмотива выступает завороженность серийного маньяка и его жертв процессом умирания. На первый взгляд может показаться, что Аменабар близок к спиритуалистам, хотя на самом деле он яростно не приемлет околонаучные представления в духе доктора Моуди о жизни после смерти, которая на поверку оказывается наихудшим наказанием. Можно сказать, что его нашумевший фильм «Другие» был о мертвых, которые хотят превратиться в живых, в то время как его последняя работа «Море внутри» – о живых, которые мечтают умереть, но вынуждены жить, потому что таковы абсурдные социальные установления. И действительно, если смерть становится не дверью на пути в бесконечно безвыходный Лимб, или к новым бессмысленным перерождениям, а просто конечной точкой, Аменабар приветствует ее как родного человека. В фильме «Море внутри» Аменабар снял реальную жизнь и смерть Рамона Сампедро, который в юности неудачно нырнул в море, сломал шейные позвонки и оказался прикован к постели. В течение тридцати лет он читал философские книги, слушал Вагнера и просил у властей разрешения умереть, но власти неизменно отвечали отказом. Свои письма к властям Рамон опубликовал, озаглавив их «Письма из ада». 12 января 1998 года, так и не дождавшись разрешения, он, с помощью близких друзей, всё-таки покончил с собой. Это фильм не только об умирании, но о мистической влюбленности в смерть. Понятно, что жизнь Рамона, несмотря на попытки окружающих разнообразить её просмотром ТВ, музыкой и общением, абсолютно пуста, а главное – лишена свойственных временно передвигающимся на своих ногах людям беспочвенных надежд. Одухотворяет эту пустоту лишь воля к смерти. Поэтому герой фильма ближе остальных к решению основного философского вопроса, в том виде, в котором его сформулировал Камю – вопроса о самоубийстве. И здесь перед человеком в безнадёжной ситуации неизбежно встаёт ещё один принципиальный вопрос: почему именно он оказался в таком положении? Иногда бывает, что люди совершают неправильные поступки, за которые им стыдно, или, скажем, человек роняет и разбивает дорогой для него предмет. В таких случаях люди сетуют на досадную случайность и мечтают прокрутить время назад, чтобы вернуть всё как было. А ведь здесь оказалась разбита вся жизнь человека. Что было бы, если бы он пришёл на море чуть позже и прыгнул бы иначе или в другом месте? Но произошло всё именно так, как произошло – с позиций материализма всё это чистейшей воды случайность. А с позиций религии происшедшее – это кара за какие-то неведомые, совершённые молодым человеком грехи, или испытание, которое необходимо преодолеть. Как написано в одной из книг «Добротолюбия», если у человека все дела идут хорошо, значит на самом деле всё очень плохо, потому что Бог не любит этого человека, раз он не испытывает его. В этой связи уместно привести рассуждения писателя Клайва Льюиса, автора одной из наиболее светлых детских сказок «Хроники Нарнии», и переполненных отчаянием страниц, написанных им после смерти жены и озаглавленных «Боль утраты»: «Говорят, что она сейчас в руках Бога. Но если на то пошло, она и раньше была в руках Бога, и я видел, что с ней сделали. Что, к нам вдруг относятся более милосердно, как только мы покидаем бренное тело? Если доброта Бога неразрывно связана с причинением боли, это значит, либо Бог злой, либо – Бога нет: ибо в единственной жизни, которая нам дана, Он причиняет такие запредельные страдания, которые даже невозможно себе вообразить. Если Он заставляет нас так страдать при жизни, то Он может вполне причинять невыносимую боль и после смерти. Если её больше нет, то ее никода не было. Я ошибся, приняв облако атомов за живого человека. Людей не существует и никогда не существовало. Смерть просто обнажает вечную пустоту, которая была всегда. Нет, меня пугает не материализм. Если бы материалисты были правы, мы, вернее, то что мы принимаем за «мы», могли бы избежать мучений, проще простого – проглотить горсть снотворного. Я больше боюсь другого – что мы крысы в мышеловке, или того хуже, лабораторные крысы. Кто-то, помнится, сказал: «Бог всегда приумножает». А что, если Бог занимается вивисекцией?» Возможно, ближе всех к истине был средневековый парадоксалист Тертуллиан, провозгласивший свой знаменитый тезис: «Верую, ибо абсурдно». Человеческий разум ничтожен, однако это всё, что у нас есть. Человек – это маленький самодостаточный мир, поэтому он поневоле эгоцентричен и убеждён, что каждый его поступок, каждое кармическое шарканье ногой, фиксирует некий Большой Брат и заносит всё это на скрижали своих духовных суперкомпьютеров. Не является ли явным преувеличением идея о том, что вселенский проект развёрнут исключительно для нас и для наблюдения за нашим поведением? И даже если это так, то, может быть, каждая отдельная судьба здесь ценится не больше, чем траектория пути какого – нибудь заурядного муравья? Тогда получается, что человек сам для себя придумывает проблемы. Например, буддисты убеждены, что человек может прожить бесконечное множество никому не нужных жизней, и даже тогда не факт, что он заслужит освобождение. Что касается героя фильма «Море внутри», то, возможно, Рамон трагически заблуждается, но он глубоко убеждён, что если уж ты мертв, то это навсегда. Как говорится, вот такой веселенький тезис. Но, с другой стороны, достаточно взглянуть на многих наших современников и смерти можно возрадоваться, ведь это единственная надежда человечества. И действительно, представьте себе, что все они живут вечно – ужасный вариант! Размышления об обезьяньем атеизме «Верую в то, что нет бога творца и промыслителя, а есть вечная и слепая Эволюция; Что вселенная сама по себе выпрыгнула из ничего, и сама себя стала развивать, несмотря на увеличивающийся хаос. Верую, что абсолютно случайно из хаоса возник космос, из смерти – жизнь, из безумия – разум. Верую в единую, святую и гигантскую флуктуацию. Исповедую гуманизм, либерализм, коммунизм. Ожидаю превращения в гумус и тепловой смерти вселенной, Аминь». (Символ Веры атеизма) Атеизм стал возможным только в культурном контексте христианского Запада и исходит из случайности мира, его непродуманности и принципиальной бессмысленности. Нравственное учение атеизма принято называть гуманизмом – это учение об абсолютной ценности человеческой жизни, которое сочетается с убеждённостью в случайном возникновении жизни на земле и каждой отдельной человеческой жизни в частности, а также в условном характере всех социальных договорённостей. Атеизм призывает ценить человека, не объясняя зачем и кому это нужно: ведь если нет Бога, то это ещё не означает, что всё позволено, поскольку существует репрессивная функция государства. Недавно прокуратура Хабаровска решила проверить – чему и как учит студентов один из преподавателей философии в городском колледже. Поводом послужило обращение сорока его учеников, которых преподаватель Радченко пообещал отчислить за веру в Бога. Владислав Радченко объяснил свою позицию следующим образом: «Если говорить о пропаганде атеизма, то этим занимается вся философия, которая является антагонизмом религиозного мировоззрения. Да, я сказал, что не могу их аттестовать. Их представления не соответствуют образовательным стандартам. Они верят, что бог сотворил мир, что материя сотворима и уничтожима по воле бога. При этом не могут объяснить кто такой бог». Эту точку крайне спорную, я бы сказал – ошибочную точку зрения Владиславу Радченко предстоит отстаивать в суде. Студенты колледжа цитируют ещё более интересные высказывания хабаровского мыслителя: «Сама по себе философия должна сломать ваше мировоззрение. И я должен построить его по-новому. Я буду ломать ваш мозг». Родители студентов обратились в прокуратуру, которая возбудила уголовное дело. Атеисты бывают разные. В советскую эпоху демонстрировать миру свой атеизм было более-менее безопасно – хотя, смотря в какой национальной среде. Например, в 1986 году в Душанбе был зверски убит писатель Фазлиддин Мухамадиев, который незадолго до этого сопровождал группу таджикских паломников в Мекку и опубликовал свои впечатления в книге «Путешествие на тот свет». Мухамадиев высмеивал советских паломников, которые якобы занимались тем, что, подобно обычным туристам, активно скупали в Египте, Судане и в Саудовской Аравии импортные сигареты, трусы, жвачку и кока-колу. За что и был убит местными фанатиками. А вот майор Алексеев с военной кафедры МГУ в 1987 году во время военных сборов увидел в бане у одного из курсантов крест. После этого крестоносец был сразу же отчислен – вначале с военной кафедры, а потом и их МГУ. Думается, что отчисление верующего студента не стало для Алексеева следствием его собственных атеистических убеждений, которых у майора видимо не было, а скорее поводом продемонстрировать власть, не опасаясь при этом получить отпор. Как говорил Егор Летов, «мы – грязь под ногами майора». Не так давно скандально известный учёный, воинствующий атеист Виталий Гинзбург, сменивший в последнее время свои научные занятия на идеологическую войну с Православием, от имени десяти академиков направил в адрес президента России открытое письмо, в котором выразил решительный протест против «все возрастающей клерикализацией российского общества». А позднее он выступил за то, чтобы синагоги получали материальную поддержку со стороны светских организаций и государства. И здесь едва ли можно говорить о наличии каких-то убеждений, религиозных или атеистических – скорее о нелюбви академика к одной, отдельно взятой религии. Действительно, атеисты, как и верующие, бывают разные. И здесь существует чёткий критерий, позволяющий различать подлинные, пусть даже с позиций многих – ошибочные, но собственные убеждения, от конъюнктурных симулякров: насколько выгодной или вредной оказывается та или иная мировоззренческая позиция для каждого конкретного человека. С этой точки зрения, самодурство хабаровского философа выступает в качестве чисто идейной акции – никакой пользы, кроме заведённого уголовного дела лично ему это не принесло. Если не считать, конечно, ограниченной и недолгой известности. Если под фанатизмом понимать любое проявление твердой веры, то такой фанатизм скорее говорит о норме, чем о патологии. Более того, сама борьба с фанатизмом часто перерастает в ещё больший фанатизм, мало чем отличающийся по методам. Как известно, атеизм опирается на науку и, в частности, на эволюционную теорию. Если следовать духу учения Дарвина, наш мир выглядит ужасающе несправедливо и несообразно. Механизм естественного отбора проявляется в том, что мутации вездесущи, и в борьбе за существование проигравших гораздо больше, чем выигравших, а так называемая «победа» не выглядит слишком красиво. Например, есть такая разновидность осы – «наездник», которая откладывает яйца в гусеницу, и, когда личинка растет, она поедает несчастную хозяйку, но так, чтобы гусеница оставалась как можно дольше живой. Не напоминает ли это определённые аспекты социальных отношений? Несмотря на то, что Дарвин, как и многие учёные того времени, начал свою научную карьеру, будучи человеком вполне религиозным, со временем размышления о жестоком устройстве мира во многом отвратили его от официальной религии и от веры во всемогущее божество. Да и сама его жизнь была полна физических мучений и личных трагедий. Восприимчивость Дарвина к страданиям простиралась за пределы осознания человеческих несчастий: он сострадал несчастьям, выпадающим на долю животных. А противники эволюционизма обвиняли дарвинистов в стремлении приписать человеку свои собственные животные свойства, лишив его, тем самым, духовности («ну почему каждый раз когда начинается революция – начинают гадить в подъездах?») и призывали как можно скорее похоронить «обезьяний атеизм». Но в действительности околонаучные обоснования атеистической догматики выглядят достаточно спорно – ведь сама наука относительно обоснована (если абстрагироваться от субъективного характера человеческого восприятия)только в своих эмпирических проявлениях, а как только она выходит из строго описательной области в область предположений, то теряет свою обоснованность. То, что нельзя наблюдать или испытать непосредственно, не может претендовать на статус объективной истины. В принципе, никакое утверждение не может быть истинным полностью. Так, философ 18 века Дэвид Юм решительно отвергал наличие причинно – следственных связей, лежащих в основании научных закономерностей («после» – не означает «потому»). Бесконечная природа предполагает бесконечное же количество вариантов и поэтому многократная повторяемость событий ничего не говорит о существовании закономерностей. Если мы поднимаем и отпускаем предмет, то в один прекрасный момент он не упадёт, а останется на месте или полетит вверх – например, в состоянии невесомости, о котором не знали в 18 веке, именно так всё и происходит. Если что-то считалось истинным на протяжении всей моей жизни и на протяжении жизни моего отца и я никогда не слышал о том, что это может быть иначе, то я могу предположить, что это будет верным и завтра, но это будет всего лишь предположение, то есть, вера. Верующий, опираясь на многовековую религиозную традицию, верует в то, что Бог существует. Атеист, руководствуется научной традицией и верует в то, что бога нет. И то, и другое недоказуемо. Приношу свои извинения, если эта статья каким-либо образом задела религиозные чувства атеистов. Свобода быть против «Бунт – это единственная свобода. А свобода, она лишь одна – быть против. Как это у Брэдбери – если тебе дали линованную бумагу, пиши поперёк. (Егор Летов). Склонный к философствованию убеждённый нонконформист Егор Летов всю свою музыкальную жизнь принципиально не выходил из подполья, даже когда в условиях рынка появились возможности оплачивать пиар-кампании на радио и ТВ. Не смотря на то, что большинство подростков воспринимали его ранние песни прежде всего как откровенный эпатаж, на самом деле большая часть летовских текстов переполнена прямыми цитатами из философских и художественных произведений, а также не столь явными, но тоже имеющими отношение к философии символами и аллюзиями, затрагивающими классические вопросы смерти, бессмертия и смысла жизни. Так, отвечая в одном из интервью годов на вопрос об отношении к самоубийству, Летов говорил: « – Я считаю, что это единственный выход для честного человека в наших условиях. Если ты имеешь честное сознание, ты должен понимать, что ничего тебе не удастся изменить. Чем дальше ты расширяешься как личность, всё меньше общего у тебя остаётся с тем, что снаружи, то есть через некоторое время тебя никто не сможет принимать, ты уходишь просто в вакуум. Если находишь силу, то идёшь дальше и становишься по-видимому святым. А если ты имеешь эту честность сознания, то тебя реально цепляет тогда единственный выход – это каким-то образом умереть. Либо быть убитым реальностью, либо самому». Может быть поэтому летовский протест «заранее обречённый на полный провал» часто принимал формы преодоления абсурда путём апологии ещё большего абсурда. Характерно название одной из его программных песен – «Тошнота», явная реминисценция одноимённого романа Сартра. В понимании Летова подлинное творчество неизбежно связано со смертью. Более того, смерть является для творца основным вдохновляющим фактором. «Творчество – это естественное сопротивление живого существа тому, что на него надвигается. Убийственно надвигается. Творчество со смертью связано неразлучно». В понимании Летова смерть – «это когда из очень ограниченного состояния попадаешь в очень расширенное состояние». Он был уверен, что существует много разных слоёв действительности. («Речи замедляются, слова повторяются, интонации не меняются, и всё сначала – игра в самолётики под кроватью»). В течение своей жизни человек исполняет определённый ритуал, а затем трансформируется в следующее состояние, причём «по направлению в ту сторону, где живут». Изначально всякий человек – это Ничто, «говно в проруби», однако если он становится носителем вечной идеи, то способен подняться до вечности. При этом «каждый живой, каждый настоящий человек безобразно одинок. Только косоротая чернь бывает вместе». Видимо, подобные взгляды являлись для Летова предметом некой особой веры, свободной от конкретных религиозных предпочтений. Утверждая собственный вариант философии абсурда, Летов говорил, в частности, следующее: «Я верю всему, потому что не имеет смысла чему-то не верить». В своём логическом завершении летовская философия не только трагична, но и апокалиптична. Он утверждал, что в мире идёт отмирание культуры, и, прежде всего, религии, искусства и философии. «Дух умер для всех. У меня недавно будто что-то открылось внутри. Я понял. Это – пиздец… У Ницше в «Заратустре» была фраза, что наступит время, когда и понятие Дух будет означать грязь. Вот оно и наступило, всем на радость и утешение». Смерть всего человечества не гипотетична, а совершенно реальна. «Мне кажется, что конец света – это то, что происходит здесь и сейчас». (Егор Летов. «Я не верю в анархию».М., 2003) Великая бюрократическая революция Бюрократия (от фр. bureau – бюро, канцелярия и греч. kratos – власть) – 1. Система управления, осуществляемая учреждениями с явно выраженным разделением функций, четкими нормами и правилами, формализованным характером отношений и иерархической структурой. Термин «бюрократия» был впервые введён физиократом Винсеном де Гурнаем для уничижительного обозначения исполнительной власти, в этом смысле в общеупотребительной лексике он используется и по сей день. В научный оборот термин вошел благодаря трудам Вебера , который обратил внимание на то, что в бюрократических организациях возможна предельная рационализация деятельности, т.е. чёткое разделение функций, иерархическая система отношений и контроль за деятельностью чиновника, подчинение работы формальным правилам, а не личными симпатиям чиновника, возможность осуществлять профессиональный отбор претендентов на государственную службу и т.д. Вебер связывал становление бюрократии с процессом рационализации и рассматривал её как наиболее рациональную и эффективную форму достижения управленческих целей, основанную на легально-рациональном типе легитимности (господства). Веберовский идеальный тип рациональной бюрократии преобладает в большинстве современных государств с высокоразвитой экономикой. 2. Чиновничество, государственные служащие, осуществляющие функции административного управления, делопроизводства в государственных учреждениях. Власть чиновников, система управления, осуществляемая с помощью аппарата власти, обладающего определёнными функциями и привилегиями, стоящего над обществом. Отличается произволом, формализмом, взяточничеством, коррупцией. Слова «бюрократ», «аппаратчик», «чиновник» в России стали нарицательными. При этом обычно подчёркивается патерналистский характер бюрократии, который роднит её с докапиталистическими (феодальными) структурами управления. 1917 год. Внешнее руководство массами, осуществляемое дисциплинированной и законспирированной партией, после захвата власти становится правящей бюрократией. Вопреки марксистскому догмату о приоритете экономики над политикой, политическая воля бюрократии целиком и полностью определяет экономические изменения. Конец 20-х годов. После свёртывания политики НЭПа бюрократия осталась единоличным собственником при государственном капитализме. 30-е годы. Террор основанный на власти бюрократов одновременно поразил и сам этот класс. Одновременно советская бюрократия трансформируется в партноменклатуру – иерархическую систему привилегий и коллективной ответственности членов семей. 60-70 годы. Экономические трудности, связанные с некомпетентности бюрократии в решении проблем промышленного производства и сельского хозяйства. Идеологическая монополия вызывает отставание в сфере информационных технологий. Конец 80-х годов. Наиболее социально-активная часть бюрократии стремится легализовать свои привилегии и превратить монопольное обладание идеологией в возможность монопольного раздела государственной собственности. Как писал Ги Дебор, «именно в тот момент, когда советская бюрократия стремится продемонстрировать своё превосходство над миром капитализма, она признаёт себя его бедной родственницей. 90-е годы. Согласно определению С.Говорухина – «великая криминальная революция». В силу экономической некомпетентности подавляющей части бюрократии она не способна осуществить собственную монополию на управление процессами приватизации, в которые активно включается криминал. Одновременно с механическим переносом западной модели политического устройства на российскую почву в обществе постепенно увеличивается свобода иллюзорного выбора, демократическая псевдосвобода, которая остаётся несовместимой с властной монополией бюрократии. С 2000 года. Реванш бюрократии. Олигархи оттесняются от реального участия в политике, с несогласными расправляются. Одновременно власть даёт обязательство о неведении прогрессивного налога и об отказе пересматривать итоги приватизации. Происходит ухудшение отношений с Западом, который недоволен отстранением от политики российских (преимущественно, еврейских) олигархов. Кроме того, под прикрытием патриотической риторики, возвратившая утраченные позиции российская бюрократия, дала понять Западу, что намерена самостоятельно распоряжаться сверхдоходами от эксплуатации нефтяных и газовых ресурсов страны. В соответствии с принципом 90-х годов: «это наша корова и мы сами будем её доить». Все начальники-сволочи В мифологии западных славян кабан считается хтоническим зверем. В конце времён он должен вылезти из озера и всё пожрать. Великий русский мыслитель Г.П. Климов определил стремление к власти как «комплекс латентной гомосексуальности». Конечно, человек – это существо общественное, поэтому социум совершенно немыслим без иерархических отношений по линии «начальник – подчинённые». В условиях современной представительной демократии корпорация крупных начальников – «профессиональных политиков» – является замкнутой и самодостаточной. Она совершенствует механизм самовоспроизводства в следующих поколениях. Желающие стать «успешными» людишки лихорадочно перетекают в ряды правящей партии, чтобы приблизиться к власти и к её кормушке. Возникает закономерный вопрос: какие качества ныне необходимы для продвижения во власть? На наш взгляд это, прежде всего, безусловная личная преданность и готовность лизать начальственную задницу в любое время дня и ночи, по поводу и без повода. Своё отношение к таким социальным поведенческим императивам высказал в своё время герой Грибоедова: «Служить бы рад – прислуживаться тошно». Посмотрим, что же это за чудовище – начальник? Для этого, как учил В.Ерофеев, «душу этого мудака рассмотрим со вниманием, пристально и в упор». Для начала сразу же отбросим тех несчастных людей, которые попали в категорию начальников в силу стечения обстоятельств, случайно, по принуждению или от безысходности, т.е. сами к этому не стремились и оказались на чужом месте. Оставшихся козлов можно условно разделить на 2 категории: 1). Начальники плохие – те, кто проник во власть с целью поиметь с этого кое-какой гешефт. Это, конечно, плохо, но, в целом, понятно. 2). Начальники мерзкие – их интересует власть как таковая. Они сублимируют оргазм, тираня людей. Особенно ужасна в этой роли баба-царёк (как правило, постклимактерического возраста), у которой дома, как говорится, «дерьмом намазано» и поэтому она до 21 часов находится на работе, изощрённо истязая своих сотрудников – чаще всего, таких же несчастных женщин. Не правда ли, достаточно распространённый тип? Поэтому, вслед за В.Ерофеевым, мне тоже хочется торжественно заявить: «Я остаюсь внизу и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы – по плевку. Чтобы по ней подыматься, надо быть жидовскою мордою без страха и упрёка, надо быть пидарасом, выкованным из чистой стали с головы до пят. А я – не такой» («Москва – Петушки» с.36). Итак, уже в 17 веке русский мятежный протопоп Аввакум провозглашал народные представления о начальнике, как об архетипическом воплощении абсолютного зла: «Так ин начальник, во ино время, на меня рассвирепел, прибежал ко мне в дом, бив меня, и руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих и, покинув меня, пошел в дом свой». Церковный раскол 17 века начался с идейной подготовки присоединения Украины к России. Как всегда, в качестве кирпичиков для строительства чиновничье-бюрократической империи власть использовала русский народ. Излишне говорить, что российская власть во все времена (может быть, за исключением короткого периода правления царя Александра Третьего), была принципиально антирусской и рассматривала русский народ как фундамент и цементирующий раствор для строительства своей вертикали власти. Вот и тогда, перед присоединением Украины, Кремль, действуя через по-византийски преданную любой власти церковь, принял решение привести русские церковные книги в соответствие с украинскими. В течение всей истории российская вертикаль власти («верти кал власти») давила всей своей тяжестью на русский народ, на котором и покоилось здание империи. Если с поляками, финнами и прибалтами хотя бы как-то считались и стремились задобрить их льготами и привилегиями, немыслимыми в русских областях России, то на русских закономерно смотрели как на мёртвые души. Это продолжалось и в советский период, когда власть действовала в соответствии с марксистским постулатом о том, что общественное бытие определяет общественное сознание. Чтобы изменить сознание народов окраин в лучшую для себя сторону, за счёт опять-таки центральных областей России изменялось в лучшую сторону их бытие. Ан нет – всё произошло и происходит согласно пословице «как волка не корми…». Эх, бытие мое… В советское время я жил в Таджикистане и хорошо помню, что местные партийные чиновники и преподаватели научного коммунизма в положенное время раскладывали коврики и предавались молитве. А как же – ведь туземное население нельзя было злить – оно, при случае, и арматуру в руки могло взять. Но здесь в России истово верующие бабушки рассказывают, что при СССР боялись ходить в храм, потому что их за это могли поругать на собрании. Бога они, видимо не так опасались, как того, что их может пожурить начальство. «Мы грязь под ногами майора», – как говорил покойный Егор Летов. А что же российское начальство? В СССР оно преследовало церковь, когда разрушитель дома купца Ипатьева в Екатеринбурге партийный босс Ельцин стал со свечкой в храме, чиновники приняли, как теперь модно говорить, «сигнал», и последовали его примеру. Как говорил наш институтский феодал, если в 90-е годы обязанностью преподавателей нашего вуза было идти самим и гнать студентов голосовать за «Выбор России» и «Наш дом Россия», то сегодня мы все, по долгу службы – сторонники «Единой России». Если завтра начнутся гонения на религию, чиновники снова будут в дни религиозных праздников выставлять комсомольские пикеты, как это было раньше в городе Куйбышеве, чтобы не пускать молодёжь на церковную службу. Более того, я уверен, что если действующий глава государства, находясь перед телекамерами вдруг громко испортит воздух, всё чиновничество по всей нашей России – мачехе сразу же добросовестно начнёт пердеть. Итальянский мыслитель эпохи Возрождения Макиавелли не любил ни власть, ни народ. Он обоснованно считал, что рыба гниёт с головы и что политике противопоказана нравственность, а каждый народ получает ту власть, которую заслужил (эту его мысль позднее перефразировал Жозеф де Местр). Будучи изгнанным в результате интриг в деревню, Макиавелли жутко злобствовал, что вынужден жить среди народа и называл его представителей гнидами. Однако, какое же в действительности место занимал и занимает в пресловутой чиновничьей вертикали абсурда русский народ? Если называть вещи своими именами, то это положение раба. И, к сожалению, в течение столетий рабского состояния у народа уже сложилась соответствующая психология. Недавно в Саратовскую область прибыл десант туркменов во главе с сыном главы этого пустынного государства, для того чтобы основать по договору с руководством области в посёлке Ленинское некое производство и туркменскую автономию. Местных жителей собрали в клубе и спросили их, что они думают по этому поводу. Далее цитирую газету «Саратовский Арбат»: «Зал одобрительно загудел. Послышались голоса: « – А что, если они народ работящий – пускай приезжают!», «– А есть ли среди них знатные токари?» О, премудрые жители славного посёлка Ленинское! Поистине: работа делает человека рабом. Однако раб ненавидит своего господина и искренне желает, чтобы он сдох. А при случае может ему в этом помочь. Например, недавно некий бизнесмен застрелил мэра города Кировска Илью Кильманзона, а также начальника городского ЖКХ, которого он насильно затащил в мэрский кабинет и за компанию тоже грохнул. А потом и сам застрелился. Что по этому поводу пишут на местных интернет – форумах? Правильно: «Иван Анкушев – российский Марвин Химайер» и «Иван Анкушев – русский герой». Отсюда и феномен народной любви к Сталину. Ведь этот диктатор, так же как Иван Грозный, массами уничтожал народ. Но в этом нет ничего удивительного, поскольку русский народ уничтожали все без исключения правители России. Ведь вертикаль абсурда более-менее исправно функционирует только в условиях террора. Однако эти вожди, помимо убийства народа убивали и…страшно подумать! начальство. Вот поэтому, несмотря на все утробные завывания власти и телеведущих и несмотря на непопулярное грузинское происхождение самого Джугашвили, русский народ в основной своей массе продолжает этого кровавого тирана беззаветно любить. Потому что он в своё время доставил народу большое счастье, расстреляв многие тысячи партийных говночиновников. К тому же Сталин в 24 часа надолго решил чеченский вопрос, который нынешняя гнилая власть безуспешно решает уже 15 лет. И эти его заслуги перевешивают в народной памяти все его очевидные преступления. Что касается Ивана Грозного, то не так давно в РПЦ вообще была создана инициативная группа, состоявшая из церковных иерархов, которая инициировала (правда, к сожалению, безуспешно) вопрос о причислении этого тирана вместе с Г.Е.Распутиным к лику святых. Недавно у нас в институте проходила конференция на тему преподавания православия в школе. На кинолектории показывали фильм «Гибель империи: Византийский урок» и попросили меня прокомментировать. В фильме проводятся весьма притянутые за уши параллели между Византией и (преимущественно, путинской) Россией. В частности, там утверждается, что, пока в Византии была вертикаль власти и институт преемников – империя процветала. Но затем эллины забыли свою обязанность служить фундаментом властной вертикали, ударились в национализм и начали сдуру требовать равных прав с инородцами – вот тут-то империя и обрушилась. По этому поводу я сказал, что национальностью любого чиновника является кормушка, а его религия – вышестоящее начальство. Что феодальная номенклатура рассматривает государственную собственность как свою личную, а бюджетных работников в качестве своих крепостных. И что больше всех персонажей фильма мне понравился не Василий Второй, который якобы боролся с византийскими олигархами и укреплял вертикаль власти, а его непутёвый преемник Константин Восьмой, про которого в фильме говорили, что он был постоянно нетрезв, пропил весь стабилизационный фонд и оскопил половину своих чиновников. Там даже показывали византийскую фреску, на которой изображён этот император с огромными ножницами и к нему в очередь уже выстроились средневековые говноначальники. Вот эта картинка меня искренне затронула. Я заявил, что нам, русским, необходимо срочно возродить у себя этот славный обычай. И тогда я лично возьму в руки ножницы и отрежу какому-нибудь чиновнику всё его бесполезное для карьерного роста хозяйство. Под самый корень. Надо сказать, что до этого зал тоскливо ожидал разрешения покинуть кинолекторий, но здесь люди внезапно проснулись и зааплодировали. В сознании людей генетически заложена истина: все начальники сволочи. Бег трусцой на тот свет Утром к Мак-Лауду пришла смерть.

– Расслабился? – Говорит смерть, – Думал уже не приду? А я вот.

– Значит, судьба моя такая, – отвечает Мак-Лауд, – Умереть сегодня. Прожил я немало. Бесчестными поступками совесть не запятнал.

– Ладно, не парься, – ухмыляется смерть. – Я так, на минуту. Поглумиться.

Близкие друзья артиста Савелия Крамарова знали, что он очень заботится о своём здоровье – не пьёт, не курит, не принимает никаких лекарств и ест только натуральные продукты без сахара, соли и острых приправ. Живя в США он совершал регулярные пробежки вдоль берега океана, занимался хатха-йогой и спать ложился в одно и то же время. «Это будет первый в истории эксперимент, когда человек доживёт до 140 лет в добром здравии»,

–говорил Крамаров. Доходило до смешного – в гости он приходил со своей питьевой водой для кипячения чая, купленной в магазине «Здоровье».

Когда, несмотря на регулярные профилактические обследования у Савелия обнаружили рак прямой кишки в последней стадии, он спрашивал врачей:

«-Как же так? Я ведь всю жизнь себе во всём отказывал, не ел даже мороженого!» Выйдя из кабинета врача, он сказал жене: «– Ну, что же, будем прожигать жизнь», и тут же купил и съел это самое мороженое.

Парализованный Крамаров умирал долго и мучительно. Он потерял зрение, практически не мог говорить, но до последнего хорошо слышал. В июне 1995 года он умер, так и не дожив до 140 лет.

Другой известный артист, Владимир Мигуля в течении всей жизни тоже внимательно следил за своей физической формой. Когда он заболел редкой болезнью мышечной системы, жестоко страдал несколько лет и наконец умер, врачи сказали, что если бы он не был так здоров, то отмучился бы значительно раньше.

В этой связи вспоминается эпизод из повести Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича», когда главный герой прогоняет от себя врача, прося его:

»– Ведь вы знаете, что ничего не поможете, так оставьте.

– Облегчить страдания можем,– сказал доктор.

– И того не можете; оставьте».

Судьба насмешливо наблюдает за людьми, которые отчаянно оттягивают свой конец. Иногда она любит поглумиться.

Несгибаемый старик Эзра Паунд «Тотчас вмешался комментатор. Они никогда не оставят вас одного со старой лентой. В демократии вам постоянно объясняют, что плохо, что хорошо, чтоб вы не перепутали». (Э.Лимонов). Фанатики, несгибаемые борцы за идею способны вызывать уважение – даже независимо от их убеждений. В отличие от конформистов, которым свойственна одна идея – дороже продаться действующей власти. Американский поэт Эзра Паунд стоял у истоков европейского модернизма, поддерживал многих начинающих поэтов, которые серьёзно прислушивались к его мнению. «Великая литература,– писал Паунд,– это язык, до предела заряженный смыслом». СИЛЬНЫЕ БОЛЬШЕ ВСЕГО КРЕПКИСВОЕЙ САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬЮ (18). Ещё до переезда в Италию осенью 1924 года Паунд интересовался политикой Муссолини. Его привлекало то, что, в то время как Европу и США охватила «Великая Депрессия» – в это самое время в Италии установилась экономическая и политическая стабильность. В частности, режим Муссолини, используя методы внесудебных преследований, в кратчайшие сроки ликвидировал в Италии знаменитую сицилийскую мафию, остатки которой бежали в США и впоследствии, вернувшись вместе с американскими оккупационными войсками, вновь обрели свои позиции на родине в качестве убеждённых антифашистов. Муссолини удостоил Паунда личной встречи, во время которой поэт подарил ему свою книгу «Наброски 30 Саntos». В результате Эзра Паунд стал сотрудничать с Муссолини, обвиняя Англию, Францию и США в подготовке новой мировой войны. Он дважды побывал в США, убеждая американское правительство не вступать в войну. Помимо этого, с середины 30-х годов, Паунд вступил в переписку с экономическим советником Гитлера и начал подписывать свою корреспонденцию словами «Хайль Гитлер!». Он рассылал сотни статей и писем в год, убеждая читателей в том, что теория социального кредита является единственным средством против общественного неравенства. Одновременно Паунд начал вести передачи по итальянскому радио и 7 декабря 1941 года, в день вступления США в войну, заявил, что «Рузвельтштейн находится во власти евреев больше, чем Вильсон в 1919 году». Идеи о том, что в мировом зле и несправедливости виновато международное еврейство, возникли у Паунда ещё в 20-е годы. В своих выступлениях по итальянскому радио он озвучивал идеи, изложенные в «Протоколах сионских мудрецов» – о «жидо-масонском заговоре», о том, что «миром на деле управляет тайный совет порочных еврейских банкиров», что «коммунизм был изобретён евреями для своих еврейских нужд», что «Талмуд – единственный источник большевистской системы». Паунд говорил также о связях между масонами, международным еврейством и британской секретной службой, а известный банкир Мейер Ротшильд стал для него символом мирового заговора: «Мейер Ротшильд – романтика, да, да… Конечно, но ты будешь большим кретином, если поддашься ей два века спустя. Жид – стимулятор, а гои – стадо, которое покорно идёт на бойкую бойню». (Cantos, 84/459 – перевод Я.Пробштейна). В ПЛЕНУ У ОБЩЕЧЕЛОВЕКОВ. Эзра Паунд продолжал вести передачи на итальянском радио, а затем на радио республики Сало до конца войны. Его программы открывались вступлением, объявлявшим, что «Доктор Паунд выступает у микрофона дважды в неделю. Он не будет затрагивать вопросы, идущие вразрез с его убеждениями». За передачами Паунда следило ФБР, которое искало в его поэтических символах зашифрованную диверсионную информацию, предназначенную для американских противников демократии, и 26 июля 1942 года суд округа Колумбия в Вашингтоне вынес ему обвинение в государственной измене, что каралось смертной казнью. После того, как американские войска заняли Раппало, в дом, где он жил вместе со своими близкими, постучали двое итальянских мафиози, которые рассчитывали, что за выдачу Паунда они получат деньги. Он сунул в карман китайский словарь и книжку Конфуция, которого переводил в то время. На Паунда надели наручники и переправили его в центр американской контрразведки в Генуе, где его допрашивали в течение двух дней, а затем временно отпустили. О чём он думал в эти последние дни, проведённые на свободе? Тогда же Паунд заявил американскому журналисту Э.Джонсону, что «человек должен быть готов умереть за свои убеждения». Через несколько дней, в доме Паунда сделали обыск, а затем его снова арестовали, приковали наручниками к солдату, обвинённому в изнасиловании и грабеже и отправили на центральную гауптвахту оккупационных войск США в Пизе. Там его поместили в металлическую клетку размером 1,5 на 1,5 метра, «клетку для горилл», как называл её Паунд, где содержались приговорённые к смерти, а его охранникам дали указания соблюдать строжайшие меры безопасности, чтобы предотвратить побег или самоубийство. Через несколько недель, проведённых в клетке под раскалённым солнцем шестидесятилетний Паунд перестал узнавать окружающих и принимать пищу. Впоследствии он описал это так: «На меня обрушился мир». 18 ноября Паунд на военном самолёте был доставлен в Вашингтон, помещён в тюрьму, а затем переведён в психиатрическую клинику на неопределённый срок. В 1946 году его жене Дороти удалось вернуться в США, снять небольшую квартирку возле больницы и ежедневно навещать мужа. Оказавшись среди сумасшедших в психиатрической тюрьме, Паунд продолжал яростно отстаивать свою правоту в стремлении противодействовать системе. Он не только не пересмотрел своих взглядов, но в письмах на волю публично поддерживал издателя праворадикальной литературы Джона Каспера, связанного с Ку-Клукс-Кланом и неонацистами. Поразительное постоянство во взглядах! В 1949 году случился скандал, когда по прежнему находившемуся в заключении Паунду была присуждена Болингеновская премия, находившаяся в ведении Библиотеки Конгресса США. В 1954 году Эрнест Хэмингуэй, узнавший, что ему присуждена Нобелевская премия, заявил, что её также нужно было вручить Паунду и что «этот год весьма подходит для освобождения поэтов». В 1958 году кампания за освобождение Паунда, которую многие годы вели известные писатели и общественные деятели многих стран мира, в частности, Хэмингуэй, Грэм Грин, Т.Эллиот, И.Стравинский, У.Сароян и даже генсек ООН Дат Хаммершельд, увенчалась успехом. Паунда освободили и разрешили уехать в Италию, где он прожил весь последний период своей жизни. 30 июня 1958 года поэт, его жена Дороти и секретарша Марселла Спайн сели на теплоход «Христофор Колумб» и 9 июля того же года прибыли в Неаполь. Эзра Паунд явился встречавшим его друзьям и журналистам, вытянув руку в римском приветствии. «И всё-таки она вертится!..» О, беспомощные моей страны, о, рабские остатки! Разбиты у нее художники, Прочь, затерявшиеся в деревнях, подозреваемые, оклеветанные. Любители красоты, изможденные голодом, cломленные системами, Беспомощные перед лицом власти. Вы, которые не смогли бы износить себя настойчивостью в достижении успеха. Вы, способные только говорить, не способные ограничить себя повторением. Вы – из лучших, разбитые в борьбе с ложным знанием, Ненавистные, с заткнутыми глотками, подозреваемые; Задумайтесь: я выдержал бурю, я выковал изгнание. (Эзра Паунд). Эрнест Султанов. ПИШИТЕ КРОВЬЮ СВОЕГО ДУХА.. Подыщите нам в Валгалле Место в самом лучшем зале. Мы с героями сказаний Будем кубки осушать. Ты, Эзра Паунд, Несгибаемый старик, пронесший свою Джовенеццу через 13 лет американских психиатрических концлагерей! Ты, Габриэле Д'Аннунцио, Принесший в жертву Мимиру свой глаз на алтаре воздушного боя! Ты, Юкио Мисима, Совершивший харакири своей индивидуальности острым мечом безграничной воли! Ждите Нас на Олимпе грезовых миров. Мы Ваши самые близкие родственники. Мы носители бремени белых! История сношений Булгакова с дьяволом Печально известный русский писатель Булгаков аккурат в период большевистского переворота 1917 года страдал хроническим морфинизмом, о чём красочно написал в автобиографической повести под названием «Морфий». От наркозависимости он, якобы, излечился – в жизни, но только не на бумаге. Его так называемое творчество местами явно напоминает галлюцинации повреждённого сознания. Основная идея романа «Мастер и Маргарита» – воинствующий сатанизм. Булгаков делает дьявола положительным персонажем и нагло приписывает ему атрибуты Бога. Чтобы понять апологию абсолютного зла, в которую вовлекает наивных читателей охреневший автор, необходимо познакомиться с переизданной в начале 90-х годов книгой дореволюционного исследователя Орлова «История сношений человека с дьяволом». Из этой книги мы узнаем, что представляет собой «обаятельная» булгаковская нечисть – Воланд, Бегемот, Азазелло и другие, включая и саму сексапильную ведьму – Маргариту. В частности, через книгу Орлова оказывается возможным постигнуть одно из значений бриллиантового треугольника на портсигаре Воланда. В масонской символике треугольник восходит к легенде, развивающей притчу о Соломоновом храме. Поэтому Воланд имеет отношение не только к демонологии и сатанизму, но и к Масонству. Однако цель Воланда – не только построение масонского храма литературы, но пробуждение литераторов к творчеству, плоды которого угодны исключительно дьяволу. Что касается ближайшего сподвижника булгаковского чёрта, Бегемотова, то в книге Орлова описывается дело игуменьи Луденского монастыря во Франции Анны Дезанж, жившей в XVII в. и одержимой «семью дьяволами: Асмодеем, Амоном, Грезилем, Левиафаном, Бегемотом, Баламом и Изакароном», причем «пятый бес был Бегемот, происходивший из чина Престолов. Пребывание его было во чреве игуменьи, а в знак своего выхода из нее, он должен был подбросить ее на аршин вверх. Этот бес изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками. Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени». У Булгакова Бегемот стал громадных размеров котом-оборотнем, а в ранней редакции Бегемот имел сходство со слоном: «На зов из черной пасти камина вылез черный кот на толстых, словно дутых лапах…» Бегемот в демонологической традиции – это демон желаний желудка. Булгаковский Бегемот также подвинут на кулинарии и постоянно предаётся тошнотворному обжорству, а когда непосредственно не занят этим, то, по крайней мере, думает об этом. Спрашивается: зачем эта тварь починяет примуса? Понятное дело – чтобы приготовить себе очередную порцию роскошной стряпни и мерзко обожраться. В этом же сюжетном ряду находится и необычайное обжорство Бегемотова в Торгсине (магазине Торгового синдиката), где он без разбора заглатывает все съестное. Здесь Булгаков изображает посетителей валютного магазина, в том числе и самого себя. На валюту, полученную от зарубежных постановщиков булгаковских пьес, писатель с женой постоянно делали покупки в Торгсине. Обывателей обуял демон Бегемот, и они спешат накупить деликатесов, тогда как за пределами москвы население жило и живёт впроголодь. Главной целью Булгакова было распространение сатанизма среди самых широких масс населения, прежде всего, среди обывателей, для чего используется целый ряд дешёвых приёмов. Это узнаваемая московская топонимика, названия улиц и переулков. Но главное – красочное описание мещанского быта с его неизменными атрибутами, вперемешку с совершенно произвольным пересказом евангельского сюжета. В итоге обыватель с его подсолнечным маслом и грязными кальсонами, оказывается причастен к жизни и поступкам великих исторических личностей, таких, как Понтий Пилат и сам Христос. Обыватель возвышается, а евангельская история неизбежно становится карикатурной. При этом сам роман и его сюжетные навороты сработаны в духе ильфопетровского русофобского произведения «Двенадцать стульев», что также соответствует вульгарным вкусам интеллигентствующего обывателя. Вот такой обыватель и любит пахнущую несвежими кальсонами низкопробную поделку Булгакова с завидным энтузиазмом кретина, не замечая, что незаметно для себя оказывается вовлечён в историю сношений человека с дьяволом. Вы читаете «Мастера и Маргариту»? Оглянитесь – возбуждённый дьявол пристроился сзади, водя по строкам своим безобразным эрегированным концом. Звёздный миг Франка Кабеле «Даже бессмысленная смерть – смерть, которая не принесет ни цветов, ни плодов, – обладает достоинством Смерти Человека». (Юкио Мисима. «Хагакурэ нюмон»). Недавно 35-летний христианский проповедник из Габона сообщил своей пастве о том, что во сне ему было видение – Бог сообщил, что он сможет повторить одно из чудес Христа, хождение по воде, если достаточно сильно в это уверует. В присутствии многочисленных свидетелей Франк Кабеле вошёл в воду реки Комо, однако чуда не случилось. Тем не менее, проповедник продолжал упрямо входить в реку, пока вода не покрыла его с головой. Франк Кабеле до последнего верил, что Бог ему поможет, но Бог ему не помог. Когда удивлённые зрители попытались вытащить его из воды, было уже поздно. Вера в идею превращает бессмысленную, с точки зрения глупой толпы, смерть человека в миг его наивысшего торжества. Это победа человеческого Духа, который способен двигать горы и с помощью нескольких костяных ножей взрывать языческие капища Всемирного торгового центра. Я приветствую звёздное мгновение жизни и смерти истово верующего фанатика, которое самой своей бессмысленностью полностью отрицает и делает абсолютно ничтожной нескончаемую череду лет растительного прозябания мелочно-жадных и суетливых обывателей. Я мысленно вижу, как Франк Кабеле идёт по воде – если не в этом, то в лучшем мире. Ведь для истинной веры не может быть ничего невозможного. Мистерия Пустоты Думаю, что лучшие детские игрушки – это калейдоскоп с напоминающими тибетские рисунки на песке изменяющимися цветными узорами и жидкость для пускания мыльных пузырей. Мыльный пузырь – тонкая плёнка мыльной воды, которая формирует шар с переливчатой поверхностью. Подобно людям, мыльные пузыри обычно существуют лишь в течение очень короткого промежутка времени и лопаются при прикосновении или самопроизвольно. Их часто используют в своих играх дети, но использование пузырей в развлекательных шоу показывает, что и взрослым они тоже нравятся. Можно сказать больше: пускание мыльных пузырей – это самое осмысленное занятие человека. В силу своей недолговечности мыльный пузырь может считаться символом всего, что на первый взгляд, достаточно привлекательно, но на самом деле бессодержательно и недолговечно. Например, символом человеческой жизни. Каждый человек стремится увеличить свою значимость соразмерно своим желаниям и возможностям. Некоторым удаётся раздуть себя до размеров Наполеона. Но всё равно пузырь достигает предела и лопается. Поэтому пускание мыльных пузырей – это лучший способ медитации на Пустоту. История жизни, которой не было Моё стремление к социальному неуспеху (Из книг Петра Иванова) «Я люблю того, кто стыдится, когда игральная кость выпадает ему на счастье, и кто тогда спрашивает: неужели я игрок – обманщик? – ибо он хочет гибели». (Фридрих Ницше). Я – религиозный проповедник родом из Пензы Пётр Иванов – возглавил группу ушедших в подземный затвор отшельников. После этого печатные тиражи моих книг были уничтожены. В течение полугода мирские власти и отравители человеков – журналисты – стремились прекратить предпринятый нами подвиг отшельничества, но мы сохраняли спокойствие. Источник этого пугающего спокойствия и убийственной радости – свобода. Свобода от имущества, от всякого земного попечения, от страха. В конечном счете, от смерти. Ведь, как отмечал ещё Лев Толстой, только радикалы и фундаменталисты соответствуют своим философским и (или) религиозным взглядам. «Выносить обо всём, включая смерть, непримиримые суждения, это единственный способ обойтись без обмана», – вторит ему Эмиль Чоран. «Они обитают в своих пещерах, – писал в 4 веке, рассказывая о жизни «пустынных отцов» пресвитер Руфин, – рассеянные и разделённые по кельям, но объединённые мировоззренчески. Соединив ум, каждый в своём месте, ожидают кончины мира – как воины в своём лагере ждут прибытия императора» Человек, отвергнувший ценности толпы, предпочитает жить для смерти и умирать для жизни. Как писал Бодрийяр, «радикальный отпор власти и единственная возможность ее упразднения – только в том, чтобы отдавать свою жизнь, отвечая на отсроченную смерть смертью немедленной». Существует вопрос, который волновал философов во все времена: – это: вопрос о смысле жизни и обо всём, что с ним связано: вечна ли жизнь, существует ли смерть, что происходит, когда мы оставляем мир? И есть вопрос, который весьма занимает лично меня: дело в том, что все, кто живет сегодня, обречены на смерть. Мы – покойники в отпуске, потому что мы все должны умереть. Большинство людей стремится не особо об этом и обо всём остальном размышлять, но меня – как философа – не устраивает игнорирование или заговаривание вопросов о сущности и смысле жизни. «Если человек начинает интересоваться смыслом жизни или ее ценностью – это значит, что он болен». (Зигмунд Фрейд) И действительно, обычно «простой человек», стремящийся «быть как все», человек толпы воспринимает рефлексию о смысле жизни как диагноз или, в лучшем случае, в качестве проявления «синдрома неудачника». Однако философское размышление становится возможным, как правило, тогда, когда человек стремится мыслить самостоятельно и отвергает монополию ценностей толпы. Не случайно, что философы древности (например, Гераклит, Диоген Синопский, Сократ) – это очень часто «неудачники» и маргиналы. Их жизнь была неотделима от страдания, которое и помогало им убить в себе человека толпы. «Древние с недоверием относились к успеху не только потому что боялись ревности богов, но и потому, что опасались внутреннего дисбаланса, которым сопровождается любой успех. Поняв эту опасность, как высоко они поднялись над нами!», – заметил в этой связи Эмиль Чоран. Что такое «успешный человек»? В общепринятом представлении – это тот, кто ставит перед собой цели и достигает их. При этом подразумевается, что поставленные цели должны быть теми, к которым стремится большинство, поэтому те, кто не ставит перед собой общепринятых целей, причисляются к «неудачникам». Но множество конечных целей никогда не смогут удовлетворить дух с его бесконечными устремлениями. Как правило, получается так, что мы достигаем противоположного тому к чему стремились, поскольку пытаемся настичь иллюзию, которую сами себе придумали. Поэтому на практике понятия «неудачник» и «успешный человек» – это не более, чем проявления оценочной зависимости. Но ведь оценивать что бы то ни было ошибочно и бессмысленно, поскольку всё, что есть, является случайным извращением Ничто, т.е. в итоге сводится к абсолютному нулю. Поэтому ничто, кроме самого Ничто не имеет никакого значения и все различия между людьми сводится к возведению в ту или иную степень всё того же изначального нуля. Очевидно, что ноль во второй, третьей или десятой степени – это не более, чем всё тот же ноль, а само возведение в степень материального изобилия, известности или власти – утешительная иллюзия для больших детей. Чтобы избавиться от заблуждений, связанных с «успешностью» или «неуспешностью», необходимо уяснить, что никакие удачи или неудачи невозможны в принципе, а, следовательно, не бывает неудачников или, тем более, успешных людей. Точнее, существуют неудачники как люди, которые страдают психологическими комплексами, постоянно сравнивая себя с окружающими. Неудачник – это человек, который ощущает себя неудачником – и не более того. Как говорится, если хочешь быть счастливым – будь им, и наоборот. Единственной, доступной человеку удачей является отсутствие иллюзий относительно возможности достижения удачи. Достаточно вспомнить эпизод из шекспировского «Гамлета» и философски поразмыслить над воображаемым черепом Йорика, например о том, что внутреннее пространство черепа как «успешного» так и «неудачливого» человека, в котором помещается орган, продуцирующий мысли о необходимости достижения «успеха», по истечении более или менее незначительного времени заполнится землёй. В сущности, сам момент биологического зачатия человека является для него фатальной неудачей, которую приходится безуспешно исправлять в течение всей жизни. Отсюда название одной из книг Эмиля Чорана – «Несчастье родиться». «Все эти дети, которых я не захотел иметь – если бы только они знали, каким счастьем они мне обязаны!», – говорил он. Человек, выступающий во мнении толпы в качестве «неудачника», но которого правильнее было бы назвать «аутсайдером», то есть «посторонним», не видит смысла в погоне за вечно удаляющейся линией горизонта, потому что любая дистанция заканчивается неизбежным падением в яму. Он не желает ничего делать всерьёз, в том числе, не желает серьёзно жить, ибо понимает, что жизнь – это всего лишь фарс. В то же время аутсайдер отнюдь не презирает окружающих людей толпы, которые стремятся чего-нибудь достичь, рассматривая их усилия как вполне оправданный способ не видеть всепроникающего трагизма жизни – ведь, как говорит поэт и мистический философ Azsacra Zarathustra, «чистая пустотная мудрость Сверхноумена (Ничто) есть страшная мудрость». Поэтому человеку постоянно приходится выбирать между убийственной истиной и дающими возможность внутренней отсрочки иллюзиями. Почему бы и нет? – имитация деятельности в офисе, служебный рост, собирание вещей, наряду с химической радостью мозга – алкоголем, всё это даёт человеку ощущение значимости его ежедневной сизифовой деятельности и даже, временами, некоторую иллюзию счастья. Но честность мысли и расхожие представления об успехе несовместимы. «Я узнал, – говорит герой романа Сартра «Тошнота», – что проигрыш неизбежен всегда. Только подонки думают, что выиграли». Инаковость аутсайдера заключается в его осознанной устремлённости в Ничто: лучше быть всеми убитым, чем всеми признанным. Моё счастье прекрасно и глубоко трагично. Каталог мёртвых жильцов В течение десяти школьных лет я жил на четвёртом этаже обычной четырёхэтажной хрущовки. Во всём доме три подъезда, наш – третий и очень выдающийся. Потому что редко случается, что в одном подъезде за столь короткий срок могут собраться столько страшно и нелепо умерших жильцов. Начнём с первого этажа. В 27 квартире жил Юрка Одинаев. Впоследствии он, наркоманил, попал в тюрьму, и был забит местными ментами насмерть. В 25 квартире жил инженер с завода «Почтовый ящик». Однажды он поехал в командировку в Москву и остановился в гостинице. У себя в номере он задумал постричь себе ногти, порезался, надел на рану грязный носок и пошёл по инстанциям утрясать почтовые дела. В результате, когда он возвратился домой, у него началась гангрена и он некоторое время лежал в своей квартире и пугал весь подъезд жуткими воплями. В итоге он как-то доковылял до железнодорожной линии и положил голову под проходивший поезд. В 28 квартире жил Толян и его зарезали. Его мать сильно страдала от одиночества и приняла таблетки снотворного. Потом она, видимо, передумала, добралась до телефона и, набрав номер соседей, смогла только негромко пискнуть в трубку и свалилась в прихожей замертво. Там её и нашли. В 30 квартире жила тётя Катя и её взрослая дочь Света. Однажды у входа в подъезд появился детский гробик – это маленький ребёнок Светы играл во дворе и утонул в арыке. Света погоревала и родила ещё раз, но второй ребёнок снова утонул в том же самом арыке. Я до сих пор помню крики обезумевшей матери, которые слышал весь дом. В 31 квартире жил сильно пьющий офицер милиции. Однажды днём в доме услышали выстрел. Оказывается, в этой квартире собрались какие-то гости и жена мента стала при всех стыдить его за постоянные пьянки. Обиженный мент взял пистолет, вышел в туалет и застрелился. В 32 квартире жила тётя Лена, у которой муж тоже сильно пил и она с ним развелась. Муж рассердился и, явившись к бывшей супруге с ножом, стал наносить ей многочисленные удары, от которых она пыталась закрываться дамской сумочкой. Несчастная выжила, спустя несколько лет заболела раком, ей ампутировали грудь, но в итоге она всё равно скончалась. Её мужа посадили на шесть лет, и больше о нём никто ничего не слышал. И наконец в 33 квартире жила-была очень полная пожилая женщина тётя Маша. Она постоянно ругалась, когда мы с другом кидали с балкона на головы прохожим пакеты, наполненные водой, а то и чем-нибудь похуже. Однажды вечером тётя Маша шла по железнодорожной линии. Машинист отчаянно сигналил, но она почему-то не слышала, возможно, задумалась. В результате её разрезало напополам. И, хотя перед похоронами её сшили, мать говорила, что в гробу это выглядело ужасно. Нельзя не внести в каталог в силу драматичности происшедшего ещё одну смерть – хотя она и не коснулась жильцов нашего подъезда. Мы наблюдали её в окно. В это время в местных аптеках стали продавать невероятно острые медицинские скальпели, и многие люди вооружились ими. В основном школьники, но не только. Довольно состоятельная женщина, товаровед ЦУМа, сошлась зачем-то с уголовником, отсидевшим до этого 14 лет за убийство, а потом решила его бросить. В тот день она проходила со своей матерью и маленькой дочкой как раз под нашими окнами, а её отвергнутый сожитель спрятался за гаражами. Мы услышали крики матери жертвы, выглянули в окно и увидели, лежавшую на дороге женщину, вокруг которой бегали старушка и маленькая девочка. Женщина некоторое время судорожно дёргала ногами, потом перестала. Пошёл дождь и девочка прикрыла тело матери детским зонтиком. Приехала милиция и сразу две реанимации. Тело женщины поместили в машину, а её мать ходила вокруг и пыталась заглядывать в тонированные стёкла. Раненная умерла, а её убийца ходил по улицам несколько часов, а потом пришёл в милицию и сдался. Его расстреляли. Я пишу обо всём этом потому, что история милого подъезда моего детства не должна оставаться неизвестной. Было бы неплохо снять обо всём об этом какой-нибудь фильм в жанре ужасов. Но, с другой стороны, лучше не снимать – в целях сохранения психического здоровья населения. Русские сны об Испании в Таджикистане. В 1995 году в гостинице города Обнинска я разговаривал с казаком, который рассказал мне про своего деда, сражавшегося с большевиками в Гражданскую войну. После поражения белых он, как и многие его товарищи, вынужден был покинуть Россию. В конце концов он оказался во Франции, но, подобно персонажам булгаковского произведения «Бег», так и не смог мало мальски сносно овладеть французским языком. Когда началась гражданская война 1936-1939 годов в Испании, многие русские казаки отправились туда воевать добровольцами – естественно, на стороне Франко. Так вот, они уже через месяц – другой свободно говорили по-испански. Что касается меня, то ещё в пятом классе школы я заболел поэзией Лорки и, поскольку книги его стихов были библиотечными, переписал «Цыганское романсеро» и «Стихи о канте хондо» от руки. (Двухтомник Лорки я смог приобрести намного позднее, нечестным способом, стащив его из сельской библиотеки, которую мы посещали во время университетских археологических раскопок. Каюсь, спрятал по тому в каждую штанину, лишив несчастных сельчан возможности приобщиться к жемчужине испанской поэзии). А в детстве я принялся самостоятельно учить испанский язык, чтобы читать поэзию Лорки в оригинале. В то время я жил в Душанбе и, поднимавшиеся амфитеатром в горы, кварталы городской нищеты живо напоминали мне хижины цыган в Гранаде – недоставало только красных черепичных крыш. Позднее я пришёл к выводу, что между русским и испанским народами существует духовное родство – начиная от фонетического строения языков по принципу «как произносится, так в, основном, и пишется» – и заканчивая сходством исторического пути: 1). Монгольское владычество и реконкиста. 2). Завершение того и другого: в России 1480 год, в Испании – 1492. 3). Освоение испанцами Америки (16 век), а русскими – Сибири (17 век). Кортес и Ермак. 4). Сопротивление Наполеону в форме народной войны (в Испании – герилья) 5). Восстание Риэго (1820) в Испании и восстание декабристов в России(1825). 6) Значительное место, которое занимали в 19 веке в испанском и российском обществах армия, бюрократия и церковь. 7).Диктатуры Франко (1936-1975) и Сталина (1924-1953). 8). Либерализация – в Испании с 1975, а в России – с 1985 года. 9). Этническая структура населения. Страна басков – испанский аналог Кавказа. В детстве многие раньше читали книги о коварных и жестоких испанцах и благородных англосаксонских следопытах. В действительности же завоевание Америки европейцами происходило с точностью до наоборот: свободолюбивые англичане, а позднее – янки, практически полностью уничтожили местных индейцев. Испанцы же проявляли жестокость только в процессе завоевания, а уже подчинившиеся племена становились равноправными жителями колоний. Например, сам завоеватель Мексики Кортес был женат на принявшей христианство индианке. О различии подходов американских демократов и испанских религиозных мракобесов к коренному населению Америки можно судить хотя бы по процентной доле индейцев в населении современной Латинской Америки и США. То же самое касается изображения в литературе, причём не только в художественной, английского пиратства. Честных и благородных поединков борт о борт в пиратском Карибском море на самом деле не было ни одного за всю историю. Были подлые ночные нападения маленьких судёнышек, причаливавших, подобно нынешним сомалийским пиратам к испанским кораблям и резавших пассажиров и команду. А современный американский историк Генри Кеймен в своей фундаментальной книге «Испания: дорога к империи» (М.,2007) вообще проводит идею о том, что основными строителями Испанской империи были, оказывается, не сами испанцы, а…арабы и иудеи. Думается, что все эти чудовищные и многовековые искажения истории возникли не на пустом месте, а имеют характер настоящей информационной войны. Во многом похожей на ту, которая в течение многих столетий ведётся и против России. Испанский и русский народы имеют много общего и в отношении «трагического чувства жизни». Ведь экзистенциальное отчаяние – это более или менее скрытая основа сознания всех тех людей и народов, которые не страдают интеллектуальной или аффективной тупостью. «Да, смерть!» – провозглашали в 1936 году франкисты. «Мёртвый в Испании более мёртв чем в любой другой стране мира», – говорил расстрелянный ими испанский поэт Лорка. Он же приводил примеры немыслимых для добропорядочных европейских мамаш испанских колыбельных песен, в которых матери с самого начала дают понять ребёнку в каком жестоком мире ему предстоит жить. По накалу трагизма Лорка сравнил их с русскими колыбельными. А посетив США, т.е. пресловутое общество потребления, Лорка может быть в первый и в последний раз в своём творчестве поднялся до высот пророческого обвинения, предсказав, что эта варварская цивилизация неизбежно обречена на гибель: «Знайте, кобры будут шипеть на последних этажах небоскрёбов, чертополох и крапива будут дрожать на улицах и балконах, биржа превратится в груду камней, поросших мохом, придут лианы вслед за огнём ружей, и очень скоро, очень скоро, очень скоро, горе тебе, о, Уолл-Стрит!» Шедевры американского цикла Лорки – «Панорама толпы, которая блюёт» и «Панорама толпы, которая ссыт» явились поэтическим изображением пресловутой американской мечты, причём последнее стихотворение очень не любят включать в современные переиздания поэзии Лорки. «Здесь у нас в Испании часто можно услышать, что лучше быть убийцей, разбойником или прелюбодеем, чем либералом», – писал в начале 20 века испанский мыслитель Мигель де Унамуно. И не только в Испании. А что же португальцы? Их культура ещё сильнее завораживает своей таинственностью и трагизмом, а португальское произношение, с его обилием звуков «ж"и «ш» звучит как изысканный синтез испанского и французского. Уместно вспомнить малоизвестную к сожалению в России книгу португальского путешественника и авантюриста 16 века Фернана Мендеса Пинто «Странствия». Прекрасно португальское фадо – пронзительный и, как правило, очень печальный городской романс. И вообще, мне представляется, что португальцы – это ещё большие испанцы, чем даже сами испанцы. Подлинная история Чавушяна Отец Александра Кипарисовича Чавушяна был идейным армянско – французским коммунистом, который приехал в своё время в СССР, женился на русской женщине и остался жить в Ереване. Они жили в обычной советской малоэтажке, где от балкона к балкону были протянуты бельевые верёвки, на которых сушились парашютных размеров женские рейтузы(как почему-то выражался Чавушян – «тумбаны»). Естественно, что душа Чавушяна постоянно рвалась во Францию, которую он дико идеализировал. Обучаясь на историческом факультете МГУ Александр Кипарисович заметно усовершенствовал своё знание французского языка, а на четвёртом курсе самостоятельно стал изучать румынский. Никто тогда не понимал, зачем ему это нужно. Однако хитроумный Чавушян, как оказалось, вынашивал далеко идущие планы. Надо сказать, что в тот период мы с ним постоянно ссорились и по нескольку месяцев не разговаривали. Обычно возобновлял общение он сам, сидя за общим столом и случайно роняя какую-нибудь общую фразу типа «Дай соль». После этого молчание считалось нарушенным, и мы поневоле начинали общение. На пятом курсе мы как раз пребывали в ситуации необщения. Однажды вечером, пытаясь зайти в туалет нашего блока, я наткнулся на человека, который стоял внутри и, не закрыв дверь на защёлку, мочился. Это был Чавушян, который недовольно сказал мне: «Э-э-э!». Это были последние слова, которые я услышал от него в тот раз на российской земле. Вскоре после этого Чавушян посетил магазин ГУМ и купил там детский надувной круг, поскольку плохо умел плавать. Основательно подготовившись таким образом, он сел в поезд и отправился на советско-румынскую границу, которую перед этим, оказывается, уже посещал с целью рекогносцировки. Добравшись до реки Прут, разделявшей Румынию и СССР, Чавушян надул круг и, никем не замеченный, переплыл реку прямо под пограничной вышкой, после чего ушёл в Румынию. Он скитался по этой стране, на ломаном румынском языке выпрашивая у крестьян хлеб и каким-то чудом дошёл до границы с Югославией. А конечной целью его путешествия была, само собой разумеется, Франция. Однако на югославской границе коварные румынские пастухи напоили Чавушяна вином и когда он лежал под кустом пьян, на него выскочил румынский спецназ в лице десяти вооружённых до зубов автоматчиков. Перебежчика препроводили в бухарестскую тюрьму, где румынская служба безопасности «Сигуранца» пытала его на предмет того, что он советский шпион. В ответ на это Чавушян устраивал голодовки. выкидывая миски с баландой обратно в кормушку, выкрикивая на всю тюрьму дорогие лозунги типа «Чаушеску – пидарас!». Наконец, несостоявшегося шпиона передали в СССР, в КГБ г.Одессы, откуда к нам в МГУ стали приезжать озабоченные сотрудники и допрашивать старосту, парторга и комсорга курса (по прозвищу «Отец»), как они довели Чавушяна до жизни такой. В итоге Чавушяна упекли в дурку, но, когда началась перестройка, он стал, в некотором отношении, политическим и его с миром отпустили во Францию – к его дальним армянским родственникам. Последнее письмо он прислал мне из небольшого городка, расположенного в окрестностях Лиона, где он работал вахтёром на заводе по производству зажигалок и был, судя по письму, вполне доволен. Александр Кипарисович умер в 1999 году. Увидеть Францию и умереть. Байки из Склифа (Из книг Петра Иванова) Однажды с отравлением я на неделю попал в институт Склифосовского – Склиф. О своём пребывании там я иногда вспоминаю и сейчас. Когда врачи скорой помощи везли меня на каталке в приёмный покой, один из них снял с моей головы и присвоил зимнюю шапку (стоял декабрь). После этого меня поместили в реанимацию. В этой палате на столах лежали голые больные, которых приводили в чувство с помощью капельницы – как женщины, так и мужчины. В течение ночи постоянно привозили всё новых. Одна женщина, видимо попавшая в автокатастрофу, постоянно жутко орала, но врачи, дежурившие в реанимации, молодые парни и девушки, отвечали на её крики отборным матом, поскольку сами они всю ночь радостно пьянствовали. Когда кто-нибудь из больных просил «утку», ему, смеясь, отвечали: «Ты что, в ресторан пришёл – может тебе ещё и курицу?» Утром пришёл санитар, чтобы перевести меня в общую палату. Он попросил меня заодно помочь ему катить тележку, на которой лежало, завёрнутое с головой, чьё-то тело. В ответ он обещал «показать мне Склиф изнутри». И действительно, мы прокатили с ним эту тележку по разным коридорам, опускались на каких-то лифтах, а потом санитар сдал покойника по назначению и привёл, наконец, меня в общую палату. Окна этой комнаты были защищены решётками – здесь, в основном, лежали наркоманы и несостоявшиеся самоубийцы. Поскольку в реанимации меня не кормили, я проголодался, и когда появился с обходом врач, сказал ему об этом. Врач мои слова уныло проигнорировал, но наркоманы дали чего-то поесть. В палате лежал дед, выпивший уксусную эссенцию. Он плохо соображал и ещё хуже разговаривал, однако постоянно вставал с кровати и выходил в коридор без штанов. Санитарки матом загоняли его обратно и требовали одеться, но дед постоянно забывал, что штаны ему выдали, и снова пёр в коридор, требуя штаны и размахивая своим хозяйством. У другого больного недавно погибла дочь и его постоянно привязывали к кровати, поскольку он буйствовал, и никакое снотворное ему надолго не помогало. Ночью этот человек бредил и «разговаривал со своей умершей дочерью Леной по телефону». Эти разговоры продолжались до утра, поэтому унылые наркоманы и самоубийцы глубокой ночью в массовом порядке плелись в туалет и мрачно курили там. Каждый вечер врачи за деньги кололи наркоманам «нечто» и называли это «актом гуманности». Когда, наконец, мы стали выписываться и получать свою одежду, я, как уже было сказано, выяснил, что остался без шапки, но я к тому времени нечто подобное уже предполагал. В списке моих вещей шапки не оказалось. А мой сосед-наркоман лишился пальто и в знак протеста, в общем помещении, где получали свои вещи и женщины и мужчины, снял трусы и стал размахивать ими и мерзко сквернословить. В итоге, чтобы отвязаться, ему выдали какую – то рыжую больничную кацавейку, в которой он и поплёлся к ближайшему метро. А следом за ним и я. Изменённое сознание Оно пришло ко мне после того, как я побывал в реанимации одной известной московской больницы. Утром ко мне пришёл беседовать пожилой врач. Он задавал мне разные и, на первый взгляд, ничего не значащие вопросы и, стараясь абстрагироваться от его унылого бормотания, я внезапно прозрел итог его жизни. Я увидел гостиную в довольно опрятном доме и толстую пожилую женщину – видимо, жену – которая безуспешно пыталась по телефону ускорить приезд скорой помощи. Безуспешно – старик был уже мёртв. Видимо, сердечный приступ. Время рассыпается и превращается в песчаную пустыню. Всё зыбко и ненадёжно. Врача переодевают и обмывают. Уже не дома – видимо, в какой-то ритуальной службе. Укладывают поудобнее в ящик с рюшечками и везут. Внутренняя поверхность ящика ослепительно белая и напоминает пелёнки новорождённого. Оказавшись в земле, она теряет свою первозданную белизну, поскольку в действие вступает эстетика гниения. Лицо умершего покрывается чёрными пятнами и постепенно вздувается и лопается, теряя остатки человеческого облика. Остаётся череп, который наполняется землёй. Земля повсюду – из земли взят, в землю и уйдёшь. Finis. C тех пор я встречался и общался с самыми разными людьми. Изменённое состояние приходило далеко не всегда. Почему то оно возникало в первую очередь при общении с активными и целеустремлёнными людьми. Я сижу в школе на совещании при директоре. Эта женщина вникает во все дела и всё регулирует, тонко составляя материал интриг и комбинируя колоду карт, состоящую из её подчинённых. Завучи её смертельно боятся и ненавидят, мечтают подсидеть. Она уже третий час читает текст своего будущего выступления на августовском педсовете, а присутствующие в кабинете завучи следят за временем, для того, чтобы докладчица смогла уложиться в регламент. Это никак не удаётся, поэтому составленный мной текст её доклада приходится корректировать вновь и вновь. На дворе уже глубокая ночь, в открытое настежь окно первого этажа, вместе с ночной прохладой доносятся крики одиноких наркоманов. Я вижу ту же директрису, которая уже с трудом передвигается, поскольку её съел рак. Но она до последнего не оставляет свой пост – последние дни её привозят на машине в школу и буквально под руки вносят в директорский кабинет. «Вот катафалк, вот гроб…» – богатый и красивый, как в фильмах про американских мафиози. Огромная толпа с почётом провожает его на кладбище. Мир праху твоему. Троллейбусная остановка. Передо мной стоит женщина средних лет. Её лицо и даже глаза – всё побелело от белой ненависти. Наполненным этой ненавистью голосом, она говорит мне: «У меня всё равно будет своя квартира». Её облик медленно расплывается и я вижу её крошечное, высушенное тем же раком тельце, уложенное в огромный, на несколько размеров больше, чем нужно, уродливый красный ящик. Её левый глаз никак не хочет закрываться и упрямо выкатившись, смотрит на окружающих. А вот и квартира – один на два метра. В огромном кабинете сидит ещё одна начальственная дама по прозвищу Божья Коровка. Она курит одну сигарету за другой, громко зевает, показывая пасть шестидесятилетней старухи и время от времени чешет свои седые подмышки. Вокруг неё собралось немногочисленное сообщество допущенных к её рыхлому телу приживателей и сожителей, которые практикуют противоестественный секс со старухой и обеспечивают себе карьерный рост. Начальница говорит мужским прокуренным басом и делает руководящие движения зажжённой сигаретой. Следя за потоком её сознания, я вижу как постепенно меняется моё. Квартира, лето, закрытый балкон, по комнате летают огромные зелёные мухи. Коровка в бюстгальтере и несвежих рейтузах лежит на кровати, точнее, наполовину на кровати, а верхняя часть того, что было её телом, находится на полу. Инсульт. Хватились нескоро. По экрану телевизора бодро бегает ушастый начальственный карлик. Он сидит в кресле и принимает доклад подчинённого. «Мня-мня», – говорит карлик и прикормленные журналисты ловят каждое эпохальное междометие. Я вижу того же человека тело которого выставили на всеобщее посмотрение в некоем начальственном помещении. Народу не так много, как можно было бы ожидать. Видимо, оставив власть, карлик вернулся к своей природной микроскопической сущности и , к моменту своего ухода, был уже в значительной степени забыт. Знакомые очертания головы и лица постепенно превращаются в экспонат палеонтологического музея – пожелтевший начальственный череп. Недавно я прочитал у Дугина, что один итальянский генерал из республики Сало, посылая в конце войны своих людей на верную гибель, говорил им: 'Не думаете ли вы в самом деле, что будете жить вечно?» «Великолепный аргумент,– комментирует Дугин,– ведь большинство людей вопреки всякой логике продолжают жить и действовать так, как если бы они были бессмертны. Чувство справедливости требует от нас, чтобы мы помогли человечеству рассеять это недоразумение'. Вино жизни Человек решил совершить Поступок. Ну, например, бросить всё и податься в бродяги. Жизнь бродяг имеет свою экзотику и романтику. Особенно, если читать о ней в книге воспоминаний Джека Лондона «Дорога» или смотреть в документальном фильме по телевизору, а самому не сидеть зимой в канализационном люке. Поскольку там плохо пахнет. Хотя для человека, решившегося совершить Поступок это всё мелочи. Но всё-таки… Итак, человек вышел из дома с твёрдым намерением создать для себя пограничную ситуацию, т.е. ситуацию на границе между жизнью и смертью, для того, чтобы почувствовать наконец вкус подлинной жизни, не опосредствованной извращённой цивилизацией. Он вспомнил., как в университетском общежитии годами жил и питался объедками в столовой пожилой, достаточно образованный и неплохо одетый человек. Говорили, что он в результате обмана потерял жильё. Его даже пускали вечером вместе со студентами посмотреть телевизор и подискутировать на политические темы. Но, с другой стороны, это был бродяга поневоле, как и его более опустившиеся собратья. А человек захотел податься в идейные отшельники, чтобы принципиально отвергнуть человеческий муравейник. Вместе со всеми его гнусными соблазнами. Поэтому общество человекообразных бомжей его абсолютно не устраивало. Были и другие пути, по которым, в принципе, можно было пойти. Другие, более благостные, так сказать, образцы для подражания. Например, «пещерные отцы» первых лет христианства. Человек читал о них в книге пресвитера Руфина, которую он купил в церковной лавке. Ещё был американский романтик Генри Дэвид Торо, который из романтических соображений плюнул на всех и построил себе дом в лесу, о чём и написал с присущей американцам практичностью и некоторой занудностью книгу «Жизнь в лесу». Но в этой книге, на самом деле, очень мало романтики и много экономических заморочек о том, как вести в одиночку хозяйство. Ещё были литературные персонажи – Робинзон Крузо у Дефо и отец Сергий у Льва Толстого. Но Крузо тоже был отшельником поневоле и, сидя на своём острове, спал и видел, как бы вернуться к людям. А отец Сергий, в итоге своего отшельничества, капитально обрушил свой мозг и, будучи уже известным своей святостью старцем, позорно изнасиловал малолетнюю дурочку. Хотя, тут, наверно, сказались комплексы самого автора, который, слыл зеркалом «русской» революции и мечтал в своей Ясной Поляне о том, чтобы кого-нибудь изнасиловать. «Если не знаешь что делать – делай шаг вперёд»– учит старая японская мудрость. А для того, чтобы не сойти с ума, желательно ни о чём глубоко не задумываться. Поэтому человек направился в ближайший хозяйственный магазин и купил там небольшую лопатку, с помощью которой собрался выкопать где-нибудь в лесу небольшую, но уютную землянку. Прежде, чем окончательно разорвать связи с обществом, человек решил на прощание совершить обряд медитации с помощью трёхлитровой банки с вином. Обряд заключается в следующем: необходимо наполнить означенную эзотерическими символами банку вином, поставить её перед собой, сесть в удобную позицию и предельно сконцентрировать своё сознание на данном объекте. Правда, даосская традиция, напротив, предполагает максимальное очищение сознания от каких бы то ни было представлений, чтобы освободить его для созерцания Божественного Дао. Однако безымянный создатель ритуала винной медитации являлся именно Винным Йогом и практиковал предельное сосредоточение своих духовных сил на содержимом винной банки, для того, чтобы, сжавшись как пружина, внезапным и неудержимым потоком космической эякуляции, мгновенно уйти в астрал. Вооружившись необходимой ёмкостью и, наполнив её соответствующим содержимым, человек неспешно покинул пределы города и, устроившись в ближайшей лесополосе, сосредоточился и приступил к священнодействию. Главное условие заключалось в том, чтобы не пропустить мгновение наивысшего подъёма духовных сил и, именно в этот миг, совершить заключительный акт поглощения жидкости, который неизбежно должен привести к семяизвержению покинувшего земные пределы Духа в информационное поле Вселенной. Наконец, долгожданный миг настал: человек вышел из состояния абсолютной неподвижности, взял банку и, насколько это было возможно, быстро переправил её содержимое в себя. Некоторое время, оглушённый и растерянный, он ожидал начала своего странствия по звёздам. Следующий отрезок жизненного пути практически полностью выпал из его памяти. Спустя три дня человек уныло брёл в полосе отчуждения железной дороги в районе города Прага. Он не имел имени, адреса и постепенно стал осознавать себя не вымышленным, а подлинным бродягой. Вино жизни выбросило его в странствие по звёздам, вернувшись из которого, он обрёл своё следующее земное воплощение. Ведь единственный верный способ преодолеть повседневность заключается в том, чтобы познать её на собственном опыте и тем самым отстранить от себя. Тысяча лет пьянства ЭПИТАФИИ. Фу И Фу И любил и тучку и холм, А загнулся от алкоголя. Ли Бо И Ли Бо тоже умер пьяным. Он хотел обнять луну На Желтой Реке. (Эзра Паунд). Не хлебом единым, как говорится, жив человек. Нужно что-то и выпить. А что нужно самой философии? Философии требуются смыслы. Философия учит человека умению не абсолютизировать свой личный жизненный опыт, а подняться над ним и взглянуть на себя и на мир сверху и со стороны. Именно такой подход, получивший в философии название «трансцендирование», максимально приближает человека к пониманию жизненных смыслов. Но только приближает, а вовсе не даёт определённых гарантий понимания. Ведь понимание – это страдание, поэтому человеческое существование наполняется различными символическими способами переживать состояния страдания, и не из-за мазохизма или инстинкта саморазрушения, а из осознанной необходимости понимать. Согласно мнению одного из основателей философии прагматизма Уильяма Джеймса, «власть алкоголя над людьми объясняется, без сомнения, его способностью возбуждать к деятельности мистические свойства человеческой природы, обычно подавляемые холодом и сухостью повседневной рассудочной жизни. Опьянение переносит нас от холодной периферии вещей к их пылающему центру и на мгновение сливает сознание с самой истиной». Это и означает переход к трансценденции, то есть выходу из своего персонального сознания и переживания его как сознания изменённого. Алкоголь, как форма ненасильственного саморазрушения часто представляет собой попытку выйти за пределы самого себя, с тем, чтобы решить не только свои собственные, но и универсальные проблемы, стереть границы между добром и тем, что мы пока ещё не осознаём как добро. В действительности проблема решается лишь тогда, когда она видна со всех сторон. Поэтому решение её следует искать за пределами самой проблемы. Алкоголь выступает как средство искусственного трансцендирования, в котором вместо неподлинного бытия человек обращается к единственно-возможной смыслообразующей ценности – к смерти. Таким образом, круг замыкается, и философия обретает свой смысл. В своей работе о смысле жизни С.Франк писал, что первое условие приближения к смыслу заключается в том, чтобы перестать хлопотать и напряжённо задуматься. Для этого требуется философское уединение, которое выступает в качестве внешнего проявления всё того же трансцендирования. Добровольное уединение, будучи философским аналогом экзистенциального одиночества, максимально приближает человека к постижению жизненных смыслов. Человек обретает возможность окинуть ретроспективным взглядом прошедшую мимо него жизнь, вспомнить всё до последнего грамма, а потом путём трансцендирования возвести полученный опыт в категории высших абстракций. Так, своеобразно интерпретированные мотивы экзистенциального одиночества стали одной из исходных точек развития философской концепции американских трансценденталистов XIX века, среди которых видное место занимал философ и писатель Генри Дэвид Торо. Он более двух лет провел в построенной им самим хижине на берегу Уолденского пруда, в штате Массачусетс, вырабатывая собственную философию добровольного уединения. В её основе лежал философский принцип, разработанный мыслителями «Трансцендентального клуба» во главе с Ралфом Уолдом Эмерсоном, согласно которому бесконечное духовное богатство человеческой личности раскрывается лишь когда человек приходит к решению замкнуться в себе, выделиться из обывательского окружения, чтобы найти мощные силы, необходимые для возрождения в своей душе подлинной духовности. Трансценденталисты первыми четко разграничили одиночество, как продукт абсолютного отчаяния городской жизни, и уединение, необходимое творческой личности для концентрации ее внутренних духовных возможностей, которые только и способны создать в душе человека защиту от цивилизации со всеми ее последствиями: потребительскими иллюзиями, усреднением личности, тараканьими бегами в погоне за несуществующим успехом и т.д. В этой связи вызывает интерес очевидное двуединство уединения и опьянения, поскольку банальное пьянство на публике обычно мешает сосредоточиться на главном: «Если другие пили, как бы бахвалясь, долго готовились, таинственно хлопотали, а потом с ужимками отвращения выпивали стакан-другой и быстро, ничтожно пьянели, то дядя Федя всё делал не так. Он пил, словно преследуя какую-то серьёзную и страшную цель – стакан за стаканом, не морщась и не закусывая, а потом поднимался и молча уходил» (Анатолий Ким."Луковое поле»). Иную концепцию одиночества и уединения, характеризующуюся отсутствием оптимизма во взгляде на судьбу личности, выдвинул С.Кьеркегор. Согласно Кьеркегору, одиночество это замкнутый мир внутреннего самосознания, мир, принципиально не размыкаемый никем, кроме Бога. Непроницаемая сфера самосознания высвечивается трагическими всплескам отчаяния, устойчивая позиция Я сводится к вечному молчанию. Главный тезис Кьеркегора можно представить так: верить в Бога абсурдно, вера претит разуму, но поэтому и надо верить, ибо и сам мир абсурден. То же самое высказывание вполне возможно отнести и к алкоголю: для того, чтобы адекватно воспринимать перевёрнутый мир, нужно самому стоять на голове. «На том я стою – на голове или на ногах – не знаю», – говорил Кьеркегор. Вся жизнь Кьеркегора была, как в поэме Ерофеева, своеобразным опьянением литературным творчеством, он сравнивал себя с Шахерезадой, которая спасала свою жизнь сказками. Ведь алкоголь не всегда убивает духовность, но всегда – рациональность, против которой отчаянно выступал Кьеркегор. Не случайно spiritus (спирт) – это и означает дух. В данном контексте изменённое сознание можно рассматривать как иррациональное инобытие мышления. «Пиры устраиваются для удовольствия, и вино веселит жизнь» (Екклезиаст 10,19). В своё время английский писатель Оскар Уайльд высказал интересную мысль: «Труд – это проклятие пьющего класса» Перефразируя это высказывание, можно с достаточным основанием утверждать: трагедия человека заключается в том, что когда он не пьян – он трезв. А если смотреть на мир слишком трезво, то можно и спиться. Можно ли в вузе работать честно? Казалось бы, риторический вопрос. Однако я решил провести такой самоубийственный эксперимент. И он уже начал давать свои результаты: на днях у нас в добровольно – принудительном порядке распространяли бланки, заполнив которые можно записаться в сочувствующие «Единой России». Мне такой бланк даже не предложили, следовательно, зачислили в неблагонадёжные. Хотя, с другой стороны, функционеры наверное знают, что я использую эту бумажку по прямому назначению. Ибо непонятно, зачем нужно сочувствовать ЕР – разве у них произошла уже, как говорится, «невосполнимая утрата»? За десять лет работы в институте ко мне в период сессии обращались бесконечные, взыскующие зачётов и экзаменов для отсутствующих студентов, лаборанты и преподаватели. При этом я за всё это время не обратился ни разу ни к кому. Случается так, что (особенно у заочников) около трети списочного состава группы не приходит ни на занятия, ни даже на зачёты. Вообще, обычный преподаватель (доцент), из тех, кто в любом институте является главной движущей силой учебного процесса, одновременно представляет собой наиболее униженное и бесправное существо, о которое все – от технички и до ректора радостно вытирают ноги. В чём я лишний раз убедился, когда собирал этой весной положенные по закону справки для приватизации общежития. Дошло до того, что завхоз института вырвала у меня из рук уже составленную справку, убежала и отдала её институтскому юристу. А тот замкнулся в своём кабинете и через запертую дверь предложил мне на следующий день прийти к нему на рандеву, где он за небольшое вознаграждение (откат) сделает всё и безо всякой справки. Когда я явился с запросом из суда, в котором судья потребовала выдать мне эту (о составе семьи) справку, работницы канцелярии наотрез отказывались этот запрос регистрировать. Когда судья отправила в институт для получения этой несчастной справки курьера, то его полтора часа гоняли из кабинета в кабинет, а потом сообщили, что «справка не готова». Даже судью и ту удивили все эти фокусы. В итоге суд я всё-таки выиграл и квартиру в общежитии приватизировал. Однако удивление (то самое, которое служит началом философии) осталось. «Следует указать на недопустимость автократии, т.е. на то, что подглядывание в замочную скважину: ведёт ли преподаватель занятие, или он задержался на целых 5 минут? – приводит к формализации выполняемых преподавателем функций и убивает всякое творческое начало», – написал в институтском сборнике наш преподаватель Вадим Киселёв. Действительно, смешно: секретутка радостно стучит декану об отпущенной на 10 минут раньше положенного группе, декан отчитывает преподавателя, указывая на нарушение трудовой дисциплины. А в сессию они, по выражению Достоевского – «обе вместе», и многие другие являются на кафедру и с ловкостью Копперфильда вытаскивают на свет божий кипы зачёток отсутствующих студентов. Тем самым грубо нарушая всё, что только возможно. Вспоминается Вовочка, который сказал по поводу своих застуканных за занятиями сексом родителей: «– И эти люди запрещают мне ковыряться в носу!». Наступила сессия, вначале у заочников. И в первой же группе староста радостно мне поведал, что из 23 человек списочного состава группы он лично и все остальные за три года обучения в институте видели только девятерых: тех самых, которые пришли ко мне на зачёт. Они этот зачёт и получили, остальным я злобно написал «не явились». Тут же начали и в дверь и по телефону проявлять себя различные просители, но я их послал лесом. В итоге деканат впал в состояние тихой ярости – ведь можно себе вообразить, какой солидной премии я их лишил. Как написала пару лет назад Е.Стасина в статье «Символ российской нищеты – преподаватель вуза»: «Выросло целое поколение людей, которые понятия не имеют об интеллектуальных ценностях и о том, что их нужно уважать. Наоборот, это поколение убеждено, что всерьез наукой занимаются только психи и очкарики, ни на что больше неспособные. Они убеждены, что в провинции нет и не может быть науки, а есть только хитро устроенное наукоподобие, за которое, если ловко извернуться, можно получить региональный грант или еще какое-нибудь финансирование. Это новое поколение уверено, что все преподы – «лохи и придурки» либо взяточники и пройдохи, а процесс получения образования заключается в том, чтобы их обдурить либо купить». Всё верно. Мы – не только символ нищеты, но и символ бесправия. А кроме того, складывается впечатление, что не столько студенчество, сколько администраторы от науки и высшего образования не имеют никакого представления об интеллектуальных ценностях. Ведь хитро устроенное наукоподобие вполне позволяет, следуя заветам Раскольникова, «нарубить побольше бабок». Счастье одиночества Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей родины и пошёл в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся счастьем своим. Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра. Во многих религиях одиночество есть важнейшее условие постижения Бога. «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не сидит в собрании развратителей». Часто случается так, что сама идея Бога в человеке является единственно возможным способом остаться одиноким в обществе недостойных и сохранить уважение к себе. Человек по своей природе – существо стадное, следовательно, добровольное длительное одиночество – это отрицание человеком своей собственной природы, стремление выйти за границы, отведённые ему природой в общей системе бытия и молчаливый бунт против мира. Насколько оправдана привязанность к жизни? Сознательный выбор абсолютного одиночества основывается на абсолютном же отчуждении от жизни, которое, достигая своего предела, парадоксально трансформируется в амбивалентное презрение как к жизни, так и к её предполагаемому антиподу – к смерти. «Повесся – и ты пожалеешь об этом, не повесся – ты и об этом пожалеешь, в том и в другом случае ты пожалеешь об этом . Таково, милостивые государи, резюме всей жизненной мудрости"(С.Кьеркегор). Иногда презрение к жизни приобретает формы преувеличенного преклонения перед смертью и демонстративного стремления к ней. Однако почему-то большинство идеологов и адептов апокалиптических сект стремятся совершить свой переход в лучший из миров коллективно, подчас привлекая к себе всеобщее внимание временно остающихся в живых обывателей, а также прихватывая за компанию какое-то количество случайных людей и недееспособных родственников. Видимо, такие люди всё-таки боятся умереть, поэтому и действуют согласно принципу «на миру и смерть красна». Таковы например, знаменитые сектанты, которые в 2007 году зарылись в ожидании апокалипсиса в землянке в Пензенской области. Их затворничество не приняло характер подлинного одиночества, поскольку когда пытаются отвергнуть мир в составе замкнутых групп, несовершенное устройство мира и человеческих отношений неизбежно проникает в затвор. Вот почему такое затворничество часто приобретает гротескные черты и превращается в трагифарс, когда в затворе начинаются разногласия и происходит раскол. И дело заключается не в том, что ожидаемый конец света не состоится – его можно передвигать во времени сколько угодно, ведь подобные идеи в принципе невозможно доказать. А то, что не может быть доказано, не может быть и опровергнуто, не так ли? Дело в другом: подлинное одиночество категорически не нуждается не только в зрителях, но даже и в свидетелях. Недавно в газете «Моя семья» прошла информация о том, что некая американка более двух лет провела в туалете своего дома, поскольку, находящийся за пределами туалетной комнаты мир отвращал и пугал её. Вольным или невольным свидетелем этого добровольного уединения стал муж затворницы, который приносил ей пищу и даже регулярно выполнял там свой супружеский долг. Первоначально муж был убеждён, что должен уважать демократический выбор своей половины, а возможно его просто устраивало, что жена не путается у него под ногами и лишь периодически уныло гундит что-то из своего заточения. Однако на третий год он видимо устал терпеть ситуацию, когда нужный домик постоянно занят и вызвал на помощь психиатров, тем самым безнадёжно испортив ход интересного эксперимента. Хотя, на самом деле, данный духовный опыт был изначально несостоятелен, поскольку здесь, как и в случае с пензенскими затворниками, напрочь отсутствовало абсолютное уединение – а ведь подлинный отказ от мира возможен лишь в ситуации, когда человеческое Я находится наедине с самим собой. Только пребывая в ситуации абсолютного одиночества человек избирает Абсолют, который представляет собой его собственную духовную сущность в своей непреходящей ценности. Достигая своего предела в отрицании мира, одиночество отрицает и само себя. «Будда учил людей: соприкоснёшься с вещью, не прикрепляйся близко к ней. Значит и то, что я сейчас люблю вот эту хижину из трав, уже есть грех. Значит и то, что я привержен так к уединенью – уже преграда на пути. А что же, если я вновь говорю о бесполезных радостях и провожу так зря и попусту всё время?» (Камо-Но Темэй."Записки из кельи»). Русская книга мёртвых Книга Несуществования (Только для мёртвых) NoTaj Mahal Review Volume 7 N 2 dec. 2008 «Книга никогда не существовала прежде, чем была написана, поэтому, существует безначальное несуществование книги». (Свами Сухотрой – Шесть систем Ведической философии). «Человек овладевает истиной через смерть». (Ж.Батай). ВВЕДЕНИЕ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ФИЛОСОФИИ К ЕЁ ИСТОКАМ. «Когда слушающий не понимает говорящего, а говорящий не знает, что он имеет в виду – это философия» (Вольтер) Сегодня уже становится очевидным, что так называемая академическая философия давно вышла за пределы своей естественной среды обитания, в которой философия и сформировалась в Древней Греции, и превратилась в мёртвую систему ритуальных заклинаний онанистов псевдокультуры, именуемую «философским дискурсом». Но именно сейчас, когда мир превращается в один большой постструктуралистский проект, философия покидает носителей этого дискурса и возвращается к своим истокам, иллюстрируя собой модель Элиаде – модель вечного возвращения. Философское творчество сегодня становится психотехническим приемом, с помощью которого мыслящий человек, во-первых, настраивает себя на соответствующее отношение к жизни, а во-вторых проверяет, насколько ему это удалось. Исходя из самой природы философии, позиция независимого мыслителя, не преследующего целей материального благополучия и служебного продвижения, не только обеспечивает относительную анонимность, но и отрицает конвенциональную возможность подхода к философии как бесконечному аутистическому процессу толчения воды в ступе. Этот процесс вполне соответствует аутентике сегодняшней философии, как продукта современной цивилизации с ее разложившимися институтами информационного насилия. Современность обеспечила возврат философии в изначальную среду ее обитания, что заставляет говорить о стиле вместо привычного для академического агитпропа «профессионального подхода». Более того, сам квазипрофессиональный подход стал свидетельствовать не только о провинциализме его сторонников, но – в силу своей неадекватной оценочности – о симуляционности профессиональной философии в целом. Последняя давно уже выступает в качестве удобной конвенции, замещающей сакральную эстетику философской духовности конформистской спекулятивностью философствующих ремесленников. Однако профессиональную философию рано хоронить, ибо она имплицитно выполняет смыслообразующую функцию – постольку, поскольку ярко отражает процессы фатального распада разлагающейся химеры современного мира. ГЛАВА 1. КАПИТАН ДУШИ. «Премудрый человек не обладает человечностью. Для него все люди – словно соломенные собаки». (Лао-Цзы). В духе Эдгара По, но совсем не страшно. Гуляя вместе с моим покойным другом Александром Чавушяном в окрестностях Великого Новгорода, мы вышли на оставленную кем-то поляну, где живописно открывался вид на пепелище от сгоревшего костра и кучи отбросов. «Вот это напоминает мне наше поколение, которое «мы вместе», – сказал я, показывая на отбросы. «Да нет, мы, скорее, сгоревшее», – ответил мне Чавушян. Макиавелли говорил: «То, что в обычной жизни называется убийством, в политике именуется – «нанести большой урон неприятелю». Применение насилия, которое раньше было рассеянно, теперь сконцентрировано. Приговорённый ложится на медицинский стол для получения смертельных инъекций. Казнь состоит из трёх этапов, в процессе которых в вену вводятся три раствора, первый лишает его сознания, второй останавливает работу лёгких, а третий останавливает сердце. Согласно туманному выражению Ясперса: «человек видит мир человеческой деятельности в действительности государства как безжалостной непреклонности». Начиная с эпохи Сократа, демократия была и остаётся непреклонна к срывающим с неё маски, которые скрывают её постановочный характер. Разница между театром и демократией заключается в том, что театр честно и правдиво признаёт, что он – театр. Демократия же, в отличие от театра, лживо пытается скрыть, что она – тоже театр. Что касается так называемой российской демократии, то она представляет собою даже не театр, а цирк клоунов. Ожидая казни, смертник пишет несколько писем друзьям и эссе – для публикации. Это, по его мнению, должно дать исчерпывающий ответ на вопрос, почему он сделал то, что сделал. «Изучив внешнюю политику государства, я решил послать сигнал власти, которая становилась все более агрессивной. Моё действие в нравственном и стратегическом смысле было эквивалентно воздушным ударам по городам и мирному населению заведомо неспособных защитить себя стран». Это означает, что государство напрасно претендует на монополию легитимного применения насилия. Присутствовавшие на казни свидетели вспоминают:

– Он смотрел так, будто хотел сказать, что получает не то, что заслужил, а то чего хотел. Я чувствую себя обманутой.

– Мы надеялись, что, хотя бы перед смертью, он скажет что-то вроде «извините», но в его взгляде я ничего такого не прочла.

– Не сказав ни слова, он оставил последнее слово за собой.

Однако последнее слово всё-таки было сказано. За два дня до казни, через адвокатов он распространил стихотворение английского поэта XIX века Уильяма Хенли «Invictus» («Непобедимый»):

INVICTUS. Из ночи, которая меня окружает, Чёрной, как шахта, Я благодарю богов, Давших мне непобедимую душу. В тисках обстоятельств Я не хмурился и не рыдал. Под ударами судьбы Моя голова окровавлена, но не сломлена. За этим местом гнева и слёз Нет ничего кроме ужаса тени. Но, не смотря на угрозу, которую несут мне годы, Я не пугался и не испугаюсь. Неважно, как узки врата, Неважно, как много преступлений в свитке, Я властелин своей Судьбы, Я капитан своей Души. William Henly. …"Лучше пусть искра моей жизни погаснет, ярко вспыхнув, чем тлеет вечно в пыли. Лучше блистать как метеор, чем быть мрачной вечной луной. Я хотел бы быть золой, но не пылью». Jack London,1906. ГЛАВА 2. ВОЗМОЖНО ЛИ МЫШЛЕНИЕ БЕЗ СТРАХА? «Нам нечего бояться, кроме самого страха». (Ф.Рузвельт) Последний взгляд человека можно по праву назвать моментом истины. Умирая, человек с облегчением видит, что многие его страхи были абсолютно напрасны. Ежедневно настигая смерть, человек приходит к пониманию этой истины ещё при жизни. Так начинается мышление без страха. Человек обладает мышлением и, единственный из всех живых существ, знает о своей конечности. Предчувствие гибели, свойственное животным, в человеческом мышлении становится философией. Так, библейский мыслитель Екклесиаст, справедливо заметил, что «кто умножает знание, тот умножает скорбь». Возможно, поэтому человек стал единственным существом на Земле, систематически и целенаправленно уничтожающий сам себя и себе подобных. Это стало для нас одним из иллюзорных способов обретения свободы выбора. «Знать, что ты смертен, означает умереть как минимум дважды, нет, означает умирать всякий раз при мысли, что ты должен умереть», – писал румынский мыслитель Эмиль Чоран. И действительно, что ужаснее – ужас без конца или ужасный конец? Весь ужас заключается в том, что часто люди, не исключая и маленьких детей, бывают вынуждены претерпеть и то и другое. И здесь едва ли поможет известный философский парадокс Эпикура, согласно которому смерти для человека не существует, ибо пока он жив – смерть ещё не пришла, а когда наступила смерть – нет самого человека. Разумеется, Эпикур стремился преодолеть не саму смерть, а страх перед ней, который, по его мнению, наряду со страхом перед богами отравляет человеческую жизнь и делает людей несчастными. Относительно богов Эпикур скорее всего заблуждался, ведь представления о богах существуют во многом именно чтобы помочь в преодолении страха смерти. А люди действительно боятся не столько самой смерти, сколько связанных с нею мучений и в этой связи можно считать удачей те эпизоды, когда смерть наступает внезапно. Вот умирает женщина. Вначале она пожелтела, потом у неё раздулся живот и она стала страшно хрипеть. Через некоторое время она впала в кому, но ещё несколько дней продолжала хрипеть и стонать. Наконец, у неё хлынула горлом кровь, и она умерла, но даже после этого кровь продолжала сочиться. Быть может, какая-то сила, наблюдая наши страдания, проводит опыты над людьми? Известный датский философ 19 века Сёрен Кьеркегор большое внимания уделял именно подготовке к смерти («Болезнь к смерти») и, видимо, поэтому пришёл к пониманию трагической сущности человеческой жизни. Но, если жизнь есть не что иное как страдание страх и вина, то присутствует ли в ней хоть какой-нибудь смысл? Оправдана ли привязанность к жизни? И если жизнь лишена ценности, то не всё ли равно как жить? Окончательная альтернатива, к которой пришёл Кьеркегор, выглядит так: либо разум, либо отчаяние. Жизнь, наполненная страданиями, приобретает смысл и оправдание как путь ко спасению через искупление страданием. Человек страдает не столько непосредственно от трагизма собственной жизни, сколько от разумного осмысления и осознания неизбежности этого трагизма, который венчается более или менее мучительной смертью. Поэтому разум выступает в качестве родового проклятия человека. Не случайно, как повествует Библия, после того, как первые люди вкусили плоды с древа познания, они утратили рай. Понятная аллегория – ведь животные до сих пор пребывают в райском неведении, и относительно собственной смерти в том числе. Согласно учению Кьеркегора, если разум приводит людей к отчаянию, то спасти от него способна исключительно вера. Страх смерти у искренне верующего человека уступает место её ожиданию в качестве единственно-возможной окончательной истины и избавления. Страх устраняется отрицанием смерти, а пренебрежением к жизни, волей к смерти, преклонением перед ней. «Смерть есть всеобщее счастье всех людей… Смысл и назначение жизни – довести себя до высшей степени презрения к жизни», – подытожил в своём «Дневнике» Кьеркегор. Не быть, не существовать – самая страстная потребность человеческого разума с момента, когда разум сознаёт себя в унизительном состоянии одной из функций человеческого организма, а возможно и раньше. « Быть может, высшее наслаждение рождения – это не что иное, как предвкушение смерти, разрыв своей собственной жизненной сущности», – писал в своём эссе о трагическом чувстве жизни испанский философ Мигель де Унамуно. Однако разум может стать из видового проклятия верным союзником человека. Для этого необходимо использовать его по назначению: не для придумывания предметов, делающих относительно комфортными неустранимые экзистенциальные страдания, а для того, чтобы честно взглянуть на мир и попытаться отыскать принципиальное решение проблемы. Совершенно очевидно, что лишено всякого смысла развивать материальную составляющую жизни человека, ибо как раз она в первую очередь и обречена на разрушение. Бессмысленны попытки зацепиться за вещи, социальные связи или даже за само время. «Я тщетно пытаюсь зацепиться за мгновения, они ускользают от меня, нет ни одного, которое не было бы мне враждебно, не отторгало бы меня, не уведомляло бы меня о своём отказе иметь со мной дело. Все они мне не доступны и одно за другим провозглашают моё одиночество и моё поражение», – писал Эмиль Чоран. – «Познание самого себя всегда обходится слишком дорого, как, впрочем, и познание вообще,– рассуждает он далее. – Когда человек доберётся до глубин, ему не захочется жить. В объяснённом мире ничто не может иметь смысла, кроме самого ничто. Предмет, который досконально осмотрели, лишается своей ценности. После этого ему лучше исчезнуть». Именно в этой связи, человек, стремящийся мыслить честно, неизбежно обращает свой взор к Ничто, которое становится исходной точкой его метафизического пробуждения. При этом Ничто мыслится как единственная абсолютная истина, не боящаяся ничего, даже отрицания всякой истины и самой идеи истины. Получается так, что смысл жизни можно найти, но этот смысл отрицает её саму. Понять и принять первичность абсолютного Ничто, случайность и излишний (избыточный) характер Нечто – означает принять существующий ход вещей и встроиться в него. Если мыслить категориями китайского даосизма, то равносильно созерцанию Пути (дао), невидимого для большинства людей, воспринимающих проявленный материальный мир как единственную реальность и в силу этой причины бессмысленно блуждающих впотьмах. Человек бывает охвачен страхом, когда на что-то надеется: безнадёжно больной боится врача, а верующий – Бога. Надежда умирает первой. Безнадёжность – это свойство, доступное лишь очень сильным. Философия, дающая жизни смысл – это антифилософия Ничто: если хочешь ничего не бояться, следует помнить о том, что бояться нечего. Ибо ничего нет. Мы молоды, как наша Воля к смерти, и стары, как наши страхи умереть. ГЛАВА 3. ТЁМНЫЕ ЗВЁЗДЫ НЕБЫТИЯ. Сегодня ночью все будет хорошо. Сегодня ночью все будет хорошо. Будет ни лето, ни осень, ни весна, ни зима, Никто не станет думать, и никто не сойдет с ума. Никто не родится и никто не умрет, И не покончит с собой, и никто никого не убьет. Никто не будет уродлив, не будет красив, Никто не будет мертв, зато никто не будет жив. Сегодня ночью все будет хорошо. Сегодня ночью нигде не будет ничего. Сегодня ночью нигде не будет никого. Сегодня ночью все будет хорошо. (Михаил Науменко) 1). ВОЛЯ К СМЕРТИ. Смертью уничтожается всё. Если бы было возможно простым волеизъявлением мгновенно и безболезненно перестать быть, человечество не просуществовало бы и двух– трёх поколений. Но механизм саморазвития и саморазрушения бытия предусматривает всевозможные уловки, с помощью которых заставляет людей цепляться за жизнь, пока, наконец, они всё равно с отвратительным гниением не становится добычей могильных червей. Кто-то из философов сказал, что любая жизнь – это растянутое во времени умирание. Смерть каждое мгновение подходит всё ближе и ближе к своей жертве, уравнивает серийного убийцу детей и Льва Толстого, приводя их обоих в итоге к абсолютному нулю. Небытие представляет собою такую всеобъемлющую и единственную реальность, что бытие оказывается всего лишь иллюзорной видимостью. Бытие присутствует только вчера и сегодня, а Небытие было, есть и будет всегда. В эпоху Зенона и Эпикура в Древней Греции жил философ Гегесий, прозванный Учителем Смерти. Он принадлежал к Киренской школе, основатель которой Аристипп учил, что смысл жизни заключается в наслаждениях, а потом совершил самоубийство. Гегесий был убеждён в том, что в мире царит страдание. Лучшее, что может сделать человек – это постараться не печалиться об этом и проявлять бесчувственность к смерти. Гегесий настолько убедительно показывал ничтожество жизни, что многие его слушатели совершили самоубийство и в результате ему запретили проповедовать его взгляды. Однако Гегесий, также как Артур Шопенгауэр, отрицавший волю к жизни и доживший до глубокой старости, вовсе не призывал к немедленному самоубийству – он проповедовал презрение к жизни и волю к смерти, то есть готовность умереть в любую минуту. Ведь, как говорил Фалес, между жизнью и смертью нет никакой разницы. Однако, когда его спросили – почему же он, в таком случае, не умрёт, он резонно ответил – именно поэтому. В истории философии известна ещё одна воля – ницшеанская воля к власти, которая обычно рассматривается, как некое утверждение жизни. Однако воля к власти у Ницше вовсе не означает банальной тенденции к господствованию. Скорее это стремление выйти за пределы самого себя, проистекающее из ощущения недостатка и неполноты повседневного существования. Развивая концепцию Ницше, можно сказать, что воля к власти одновременно выступает в качестве воли к смерти или воли к Ничто, в которой, однако, имеет значение не столько результат, сколько сам процесс. Данный экзистенциальный императив предельно ясно прозвучал в высказывании Ж.Батая: «Умри, как собака!» Философское обоснование воли к Ничто, как проявления воли к власти можно найти в философии Хайдеггера: «Волить Ничто отнюдь не означает волить отсутствие всего действительного – нет, это как раз означает волить действительное, но только такое действительное, которое всё и повсюду уничтожает, т.е. волить уничтожение. И в таком волении власть по-прежнему обеспечивает себе возможность повелевания, возможность быть господином». (М.Хайдеггер. «Ницше и пустота»). Что же представляет собой всепобеждающее Ничто? Рассмотрение данного понятия необходимо начать с выявления близких ему смыслов. В частности, в философской литературе часто проводится различие между тремя родственными блоками понятий: «небытие», «пустота» и «ничто». Однако, следует сделать оговорку относительно того, что перечисленные понятия в содержательном отношении весьма близки между собой. Поэтому их дифференциация носит достаточно условный характер. 2). НЕБЫТИЕ ЕСТЬ, А БЫТИЯ НЕТ. Всех нас не будет. Хотя это уже было. Простые люди слишком полагаются на то, что видят и слышат. Трудность в определении небытия заключается в том, что дух не имеет представления о Ничто. Он останавливается у той линии, за которой исчезают созерцание, и понимание. О Ничто невозможно создать ни образа, ни понятия, оно находится за пределами любых определений, потому что ничто – это и есть дух. Растворение духа в пустоте небытия – это самосознание духа. Тем не менее, небытие обычно определяется как отсутствие бытия. Понятие «небытия» отличают от «ничто», если определять последнее как отрицание определённости. В историко-философской традиции небытие, как правило, лишается субстанциональной содержательности и рассматривается в качестве категории, противоположной бытию. Сложность осмысления «небытия», на которую указывал Парменид, заключается в следующем: небытие – это отсутствие, однако определение отсутствия должно быть основано на каких-нибудь признаках. С другой стороны, наличие признаков предполагает существование объекта описания. В результате возникает парадокс наличия отсутствия небытия. Этот кажущийся парадокс подводит к идее о самодостаточности и субстанциональности небытия – идее, которой владели древние и средневековые мистики. Правда, при этом они чаще оперировали понятием «ничто». Выражение «вселенная есть ничто», рассматривалось в контексте концепции о растворении человеческого духа в Абсолюте, составлявшей позитивный аспект многочисленных мистических учений. Сам же Парменид ошибочно отождествляет бытие с реальностью, отказывая тем самым в реальности небытию. В соответствии с его учением «бытие есть, а небытия нет», вследствие чего последнее невозможно помыслить и описать рационально. А основатель наиболее яркого древнегреческого материалистического учения Демокрит был напротив убеждён в существовании как бытия (атомов), так и небытие (пустого пространства между ними). При этом «небытие» у Демокрита, подобно «пустоте» в буддизме, рассматривается не как абсолютное отсутствие, а скорее в качестве некой особой формы существования. Помимо этого, идея Небытия, в виде предположения, присутствует в учении софиста Горгия, который заявлял, что во – первых ничего нет, во-вторых, если что-то есть, то мы об этом не узнаем и, в-третьих, если всё-таки узнаем, то не сможем рассказать другим. А разрабатывавшие так называемую отрицательную или негативную теологию средневековые европейские богословы, использовали понятие Ничто, как указание на то, что природа Бога недоступна пониманию и находится за пределами всех возможных определений. В целом же, афоризм Парменида о невозможности существования небытия надолго ограничил осмысление позитивной составляющей этого понятия. Европейская философская традиция в целом до сих пор отказывает Небытию в его субстанциональности. Что касается российской философской литературы, то здесь можно отметить книгу Натана Солодухо «Философия небытия», в которой автор разработал теорию мира как единства бытия-небытия, сформулировал принципы и законы философии небытия, обосновал проблему соотношения бытия-небытия как исходную философскую проблему. Однако создатель «теории философии небытия» рассматривает её исключительно как метафизическую модель и не делает из полученных результатов никаких экзистенциальных выводов. Намного раньше субстанциональный смысл абсолютного Небытия был открыто провозглашён русским советским философом Арсением Чанышевым в написанном им ещё в шестидесятые годы двадцатого столетия, в условиях жёсткой цензуры «Трактате о небытии». Это произведение по понятным причинам было опубликовано сравнительно недавно и до сих пор воспринимается некоторыми представителями официальной бюрократической философии в качестве неудачной интеллектуальной шутки мыслителя, как нечто совершенно несерьёзное, философский курьёз. И действительно, в своём произведении Чанышев демонстративно нарушает все гласные и негласные принципы, в соответствии с которыми в течение многих десятилетий фабрикуются многословные и не представляющие ни малейшей ценности «философские» монографии – то есть, он выступил в роли нарушителя конвенции. Достаточно сказать, что философский трактат Чанышева написан понятным для всех языком, что само по себе является страшным ударом по имитационной стилистике бюрократической философии, в соответствии с которой, когда на вопрос отвечает философ, перестаёшь понимать вопрос. Говоря о характерном для большинства современных профессиональных философов терминологическом словоблудии, Эмиль Чоран, в частности отмечал, что самые банальные идеи, переведённые на философский жаргон, способны приобрести кажущуюся значимость и весомость: «Когда философ переходит на нормальный язык, сразу становится ясно, как мало ему есть что сказать. Я всегда считал, что философский жаргон – это невероятный обман». Если в древности силой слова останавливали солнце и разрушали города, то уже в средневековье пустопорожняя болтовня ни о чём стала престижным, хорошо оплачиваемым видом деятельности. Иначе говоря, имитаторы от философии не утверждают ничего, но утверждают это очень непонятными словами. Как говорил в 19 веке американский писатель Генри Торо: «В наше время существуют профессора философии, но не философы». Видимо, Чанышев стал редким исключением из отмеченной Торо закономерности. Согласно его взглядам, всё возникает из Небытия, в которое неизбежно в конце концов возвращается. Да и возникает ли в действительности это самое всё, или оно тоже, по крайней мере, потенциально, не существует? При этом бытие рассматривается им как временная и случайная аномалия всё того же Небытия. В подтверждение своей позиции Чанышев сформулировал следующие тезисы: 1) Небытие абсолютнее бытия в той же мере, в какой субстанция абсолютнее своих состояний; 2) Случайное абсолютно, а закономерное относительно, ибо ни один закон не может предусмотреть всех случаев. Вообще говоря, для случая нет закона. Закон есть только для случаев; 3) Небытие, в котором как в среднем погашаются все противоположности, есть абсолютное этих противоположностей. Вспомним хотя бы нулевую плотность во вселенной; 4) То, что есть – это лишь малая часть того, что есть, что было и что будет, т.е. Небытия; 5) Движущееся тело находится в одной, конечной части пространства, и не находится в другой, бесконечной части пространства; любое тело существует в конечной части пространства и не существует в его бесконечной части; 6) Все возникает на время, а погибает навечно. Возникновение и гибель неравномощны. Коль скоро время не феномен, а существенное свойство бытия, коль скоро все преходяще, то Небытие абсолютно, а бытие относительно. (И, следовательно, конец света неизбежен). Таким образом, Чанышев считает, что лежащее в основе всего Небытие (пустота) иллюзорно выступает как мир в его кажущемся многообразии. Небытие первично, оно представляет собой нормальное состояние мира, в то время как бытие – всего лишь временное отклонение, форма существования небытия. Небытие небытия есть бытие. Поскольку небытие существует, не существуя, и не существует, существуя, оно есть время. Только небытие может быть и первопричиной и самопричиной: ведь то, что не существует, не нуждается в причине для своего существования. Всё большие скорости, всё более высокие темпы жизни, всё более дальние перемещения в пространстве, – разве это не стремление бытия хотя бы на миг оторваться от небытия? «Мы все ходим по тонкому льду над океаном небытия. Чем интенсивнее бытие, тем оно более хрупко, тем оно сильнее подвержено гибели», – говорит Чанышев. – «Любовь – это попытка зацепиться за чужое бытие, и тем самым сделать своё бытие более устойчивым». Отсюда берёт начало и любовь к Богу: ведь часто именно перед лицом невыносимых физических и душевных страданий люди обращаются к Богу, пытаясь зацепиться за его вечность. На эти доводы можно было бы возразить, например, следующим образом: всё преходяще в частных своих проявлениях, а в своих сущностных, то есть, в идеальных основаниях оно вечно. В таком контексте «ничто» можно одновременно рассматривать как «нечто». Может быть, это и есть та самая пустота или нирвана, которая «в позднем буддизме дхармы выступает как мир во всём его многообразии»? В завершение своего трактата Арсений Чанышев утверждает мужество небытия, представляющее собой мужество абсурда, то есть самоутверждение бытия вопреки факту небытия. Помимо этого, его идеи порождают закономерный вопрос: каким образом изначальное и субстанциональное Небытие могло продуцировать бытие? Сама постановка данного вопроса свидетельствует о том, что, несмотря на провозглашаемый Чанышевым последовательный материалистический подход, его философская концепция и вообще – всякое мужество быть (в том числе и вопреки небытию) – всё это имеет явные или скрытые идеалистические, в том числе и мистические основания. Согласно которым бытие и сопутствующие ему страдания иллюзорны, потому что Небытие есть, а бытия нет. 3). НИЧТО НИЧТОЖИТ. Ничто– это термин, фиксирующий отсутствие качественной определенности, в отличие от небытия, которое, как уже было сказано, традиционно рассматривается в качестве отсутствия бытия в целом. Иногда Ничто отождествляют с небытием, то есть рассматривают в качестве простого отрицания бытия. Помимо этого, «ничто» имеет дополнительное онтологическое значение, выступая как активное начало отрицания, негативности. В переносном смысле, понятие «ничто» используется как гипербола умаления значения объекта или явления. Поскольку всякое сущее есть единство двух аспектов – бытия и сущности, постольку ничто, служащее отрицанием аспекта определенности, выступает одновременно и как отрицание бытия. Но «ничто» не есть «небытие». Анализируя эти понятия, мы видим разные смыслы отрицания. «Ничто» есть отрицание определенности, а небытие есть отрицание существования. Именно поэтому понятие Ничто так часто рассматривается в философской и религиозной мистике как лишённое определённости существование, то есть способно приобретать несвойственный Небытию позитивный смысл. Этот смысл заключается в том, что материальное «ничто» одновременно является духовным «всё». Так, Платон и неоплатоники, Гегель и другие признавали «ничто» как ключевую категорию онтологии (как бог, бытие, абсолют и другие), отрицая таким образом принцип, согласно которому «из ничего ничто не возникает» (лат. ex nihilo nihil fit). В другом подходе, который берёт начало в элейской школе древнегреческой философии, «ничто» проистекает из формального отрицания и определяется как формально-логическое понятие. При этом «ничто» обычно отождествляется с небытием. Великий греческий мыслитель Аристотель был убеждён в том, что философия начинается с удивления. Видимо поэтому философы не перестают удивляться жизни, которая дана человеку ради ничего. Некоторые философы считают, что «пустота», «ничто» и тому подобное – всё это возможно лишь в качестве понятий, существующих в сознании человека. В материалистической философии понятие «ничто» вообще не является философской категорией, поскольку противоречит принципу неуничтожимости и единства материального мира. С христианской точки зрения, вечное «ничто» является проявлением божественного вездесущия. Из ничего были сотворены и ангелы, и видимая Вселенная. В этой связи интересна книга библейского скептика Екклесиаста, в которой отсутствует какой-либо намёк на продолжение жизни после смерти. Екклесиаст не придумывает утешений наподобие привычных для нас представлений о вечности и жизни, которая в момент смерти не умирает. Его, мягко говоря, необычную для Библии позицию резюмирует риторический вопрос: «Что пользы работающему от того, над чем он трудится?» (3,9). Для подтверждения своих взглядов Екклесиаст берёт наилучший из возможных сценариев человеческой судьбы: рассказывает о царе, который познал и мудрость, и богатство, и власть. Царь преуспел во всех своих делах, он построил свой мир, он получил от жизни всё, чего только может пожелать человек. Но даже самая «удавшаяся» жизнь не может избежать конца, то есть смерти (2, 13-17). Плоды труда после смерти неизбежно попадают в чужие руки и вполне могут оказаться в руках безумных (2, 18-22). Иногда это происходит уже при жизни, но, в любом случае, последний удел человека – это тьма и несчастья (2, 21-23). В итоге Екклесиаст приходит к заключению, что даже при самом идеальном раскладе ничто в этой жизни не принадлежит человеку. Добавим – за исключением самого Ничто. Ведь понятие Ничто настолько всеобъемлюще, что с его помощью возможно объяснить природу самого Бога. Так, по словам испанского философа, большого любителя парадоксов Мигеля де Унамуно, «Мы создаем Бога, чтобы спасти Вселенную от ничто». Но возможно ли избавить Ничто от самого себя? С диалектикой Ничто отчасти связано ключевое понятие иудейской Каббалы –Эйн Соф, что означает «Безграничный» или «Беспредельный», Божество эманирующее и распространяющееся. Эйн Соф пишется также как En Soph и Ain Suph, но никто, даже раввины, не уверены в написании гласных. У ранних халдейских каббалистов Эйн Соф означал нечто «без формы и существования», «не имеющее подобия ни с чем другим» (Франк, «Die Kabbala»). То, что Эйн Соф никогда не рассматривали как «Творца», утверждает такой ортодоксальный иудей, как Филон, который «Творца» называет Логосом, следующим за «Беспредельным», и «Вторым Богом». «Второй Бог есть мудрость его (Эйн Софа)», говорит Филон («Quaest. et Solut»). Таким образом, в религиозной метафизике древнееврейских философов Принцип Единого являлся абстракцией, подобно индийскому Парабрахману. Однако современные каббалисты весьма преуспели сейчас, с помощью софистики и парадоксов, в создании из Эйн Софа «Всевышнего Бога». «Божество есть Ничто; оно безымянно и поэтому названо Эйн Софом; при этом Эйн означает «ничто». (Франк, «Kabbala»). Рассматривая далее эволюцию понимания «Ничто» в истории философии, мы обращаемся к учению Гегеля. Истоки своей диалектики бытия и ничто Гегель находит в предшествующих философских учениях: бытие в его чистой форме он впервые обнаруживает у Парменида, а ничто – в буддизме. Однако очевидно, что основным теоретическим источником для него явилось понимание взаимосвязи бытия и небытия, которое присутствует в философском учении Платона (диалог «Софист»). Платону удалось избавить бытие как идею от абстрактной тавтологичности и, определив небытие как иное бытию, постоянно ему сопутствующее, придать основным категориям динамику, выстроить онтологическую систему как комплекс взаимосвязей. Здесь трудно не заметить предвосхищение гегелевской онтологии, преодолевшей статичность и односторонность прежних философских систем. Исходным пунктом теоретизирования для Гегеля явилось представление о полной абстракции и пустоте начала системы, которая, определившись и став «конкретнее» в ходе диалектического процесса, должна к этому началу вернуться. Бытие как абстрактная и неопределенная непосредственность отождествляется Гегелем с Ничто, и оба эти понятия, переходя друг в друга и исчезая друг в друге, становятся моментами становления. «Бытие и ничто исчезают друг в друге, так что реально существует лишь «движение непосредственного исчезновения одного в другом» (Гегель Г.В.Ф. Наука логики). Конечным пунктом философской системы Гегеля остаётся бытие, однако не абстрактное и пустое, а наоборот, полное и конкретное, характеризующее Абсолют, который есть бытие в его наиболее совершенной форме. Однако, если следовать идее об изначальном и субстанциональном характере Ничто, который в этом отношении можно приравнять к Абсолюту, то тогда мы получим, что Ничто (Небытие), проходя через собственное осознание и отрицание посредством мыслящего бытия, в итоге вновь и окончательно возвращается к состоянию Абсолютного Ничто, то есть к небытию в его законченной и совершенной форме. При этом Абсолютное Ничто рассматривается как содержательное нечто, или, иначе говоря, как «духовное всё». А «Дух достигает своей истины, лишь находя самого себя в абсолютном разрыве», – утверждал Гегель. Таким образом, негативная интерпретация системы Гегеля позволяет сделать предварительный подход к пониманию объективного смысла материализации Ничто в форме разрыва непрерывности, то есть, временного перехода части небытия в бытие и обратно. Мы видим, что если бытие существует во времени, то Небытие – вне времени, т.е. в вечности, а их диалектическое взаимодействие переводит Абсолют на качественно более совершенную ступень субстанциональной трансформации. Ещё один, намного менее известный немецкий философ, живший в 19 веке – Филипп Майнлендер, считал себя последователем пессимиста Артура Шопенгауэра, однако был убеждён в том, что философский пессимизм необходимо утверждать не только в теории, но и на практике. Поэтому, выпустив в свет книгу «Философия искупления», в которой он придал существованию мира смысл, чтобы со спокойной совестью его покинуть, Майнлендер с чувством глубокого удовлетворения совершил самоубийство. В своей книге он написал, что «Бог умер, и его смерть стала жизнью мира». Поэтому государство и общество должны стремиться к такому устроению, при котором формировалась бы культура понимания бесцельности жизни и сотрудничества с Богом в его стремлении к Ничто. Понятие «ничто» рассматривается и в философских текстах раннего Хайдеггера. «Исследованию подлежит сущее и более – ничто, одно сущее и кроме него – ничто; единственно сущее и сверх того – ничто», – писал он в своём докладе «Что такое метафизика?». – «Где нам искать Ничто? Как нам найти Ничто? …Как бы ни обстояло дело, Ничто нам известно, хотя бы просто потому, что мы ежечасно, походя и бездумно, говорим о нем… Ничто есть полное отрицание совокупности сущего. Когда мы нападаем на след Ничто? Когда нас охватывает глубокая тоска, бродящая в безднах нашего бытия… Бывает ли в нашем бытии такая настроенность, которая способна приблизить его к самому Ничто? Это может происходить и происходит – хотя достаточно редко, только на мгновения – в фундаментальном настроении ужаса. Под «ужасом» мы понимаем здесь не ту слишком частую способность ужасаться, которая по сути дела сродни избытку боязливости. Ужас в корне отличен от боязни… Ужасом приоткрывается Ничто». Очевидно, что речь у Хайдеггера идёт о «страшной пустотной мудрости Ничто», о которой говорилось выше. Философ подчёркивает первичный и основополагающий характер Ничто по отношению к бытию в целом и по отношению к субъективному восприятия бытия человеком: «Только на основе изначальной явленности Ничто человеческое присутствие способно подойти к сущему и вникнуть в него… Человеческое присутствие означает выдвинутость в Ничто… Выдвинутость нашего бытия в Ничто на основе потаенного ужаса есть перешагивание за сущее в целом: трансценденция. Наше вопрошание о Ничто призвано продемонстрировать нам метафизику саму по себе». Таким образом, согласно Хайдеггеру, сущность метафизики составляет погружение в Ужас Ничто. А без этого метафизика невозможна – независимо от того, задумываются ли об этом и отдают ли себе в этом отчет люди, которые пытаются рассуждать метафизически. Одновременно возникает новая формулировка основного вопроса философии: «почему вообще есть сущее, а не, наоборот, Ничто?» Таковы основные аспекты учения Хайдеггера о бытии и ничто. Размышления на эту тему мы встречаем и в творчестве французского экзистенциалиста Жан-Поль Сартра, в частности, в его произведении «Бытие и Ничто». В этом трактате Сартр придерживается традиционных для философии взглядов на содержание небытия (ничто) как лишённого самостоятельной сущности и выступающего в качестве антитезы субстанционального бытия: «Итак, Ничто не есть. Если мы можем о нем говорить, то это потому, что оно обладает видимостью бытия, заимствованным бытием… Бытие, посредством которого Ничто приходит в мир, должно быть своим собственным Ничто». В действительности же, скажем мы, Ничто не приходит в мир, а творит этот мир, как и бытие в целом, в качестве своей временной аномалии. Во всяком месте и в любое время мы обнаруживаем Ничто – как единственную перспективу и неизбежность. В принципе, каждое бытие представляет собой своё собственное Ничто, существующее по причине несуществования. Равно как и субстанциональное Абсолютное Ничто существует именно в силу своего несуществования, постоянно поглощая разрозненные фрагменты бытия. Ведь движение – это вечный процесс уничтожения. Такова основная онтологическая функция Ничто: оно ничтожит. И наконец в восточной философской традиции понятие, близкое к Ничто (но не тождественно ему) обычно обозначается как «пустота». 4). ПРИЧАСТИЕ ПУСТОТЫ. Сквозь тебя, сквозь меня катит волны свои пустота, на заре проступая прожилками крови, мёртвой гипсовой маской, в которой застыла мгновенная мука пронзённой луны. Посмотри, как хоронится всё в пустоту. И покинутый лес и огрызки от яблок. Посмотри, как тосклив ископаемый мир, не нашедший следа своих первых рыданий. (Ф.Гарсиа Лорка.) Существующие пары философских категорий, такие, как истина и заблуждение, жизнь и смерть, свобода и рабство, красота и уродство, наслаждение и страдание, любовь и ненависть, разрушение и созидание и другие, представляют собой отражение Абсолютной Пустоты двумя зеркалами. В восточной мудрости есть древняя концепция Небытия (Пустоты), которая нашла своё отражение в современной физике (теория вакуума) и в космологии. Уже в «Ицзин» – китайской классической «Книге перемен» – мир выплывает из Небытия, становясь на время одним из его состояний и, подчинившись ритму мирового развития, реализовав свою основную возможность самопознания, возвращается обратно в вечность Небытия, согласно принципу движения «туда – обратно». Мир растворяется в Небытии, которое представляет собой возможность бесконечного творчества» («Книга Перемен»). Небытие обладает особой созидательной функцией – возможностью творить из Ничто новое Ничто. Концепцию Пустоты мы встречаем и в философии даосизма. В качестве примера можно привести даосский канонический текст под названием «Книга эзотерического объяснения трёх небес», в котором содержится легенда о рождении основателя даосизма Лао-цзы. В тексте упоминается Пещера Пустоты, внутри которой родилось Великое Отсутствие. Как это принято в даосизме, указанные понятия скрывают в себе множество смыслов и дают различные возможности для интерпретации. Сам Лао-Цзы писал о Пустоте следующее: «В мире все вещи рождаются в бытии, а само бытие рождается из Небытия». Таким образом, всё возникает из Небытия и, совершив цикл своего развития, растворяется в нём. Небытие (Пустота) бесформенно и абсолютно, поскольку является всем и содержит в себе всё. «Врата природы – Небытие. Вся тьма вещей выходит из Небытия. Бытие не способно стать бытием с помощью бытия, оно должно выйти из Небытия. Небытие же владеет Единственным Небытием», – говорил ещё один даосский философ, Чжуан-цзы. Намного чаще философское понимание Пустоты связывают с традициями индийской философии. «Мрак был сокрыт мраком вначале. Неразличимая пучина – все это. То жизнедеятельное, что было заключено в пустоту, Оно одно было порождено силой жара», – повествуют священные тексты «Ригведы» о происхождении мира. Учение о Пустоте занимает важное место и в философии буддизма. Так, когда Будда достиг просветления, в течение нескольких недель после этого он не давал никаких учений. Все это время он пребывал в медитации на пустоту. Затем к Будде пришли мирские боги – и попросили его дать учение ради блага всех живых существ, вращающихся в сансаре. Будда сказал им: «Я реализовал драгоценнейшее из всех учений, но если я сейчас открою его людям, оно не принесет им пользы. Поэтому пока я буду хранить молчание». В данном случае Будда имел в виду учение о пустоте. Шуньята (на языке пали: sunnata, буквально – «пустота, ничто, несуществование») – понятие буддизма, полагающее отсутствие собственной природы вещей и феноменов (дхарм) в виду их обусловленности и взаимозависимости. «Для того, для кого ясна пустота, Всё становится ясным», говорил живший в Индии в 3 веке буддийский философ Нагарджуна, обозначивший смысл «развития природы Будды». Нагарджуна учил, что за пределами сети зависимого происхождения причин и следствий находится пустота. Согласно его взглядам, Будда проповедовал две истины. Первая – истина мирских условностей, созданная Буддой из сострадания, чтобы помочь тем, кто находится на пути ко второй, конечной истине, которая есть Пустота. Человеческий разум бессилен в познании мира, которого нет. Помимо этого, и сам для себя разум также непостижим, то есть пуст. В основании человеческого познания мира находится поиск причинности. Однако «ни существующая, ни несуществующая вещь не может иметь причину: причиной чего является условие, если вещь не существует? Если же вещь существует, для чего тогда причина?» (Нагарджуна, «Мула-Мадхьямика-Карики»). Парадоксально, но именно пустота всего сущего делает его возможным. Последователи буддийской Махаяны исходят из того, что физические элементы и состоящие из них физические тела не имеют конечного значения. Их доктрина Небытия или Универсальной Пустоты представляет собой доктрину универсальной относительности. Тождество феноменального и абсолютного, обусловленного и необусловленного, сансары и нирваны реально лишь с точки зрения вечности. Оно становится реальностью лишь после снятия феноменальной иллюзии. Пока эта иллюзия существует, Абсолютное Небытие присуще проявленному миру лишь в качестве возможности, но не как действительность. Человек, который избавился от феноменальной иллюзии, становится причастным к бытию Абсолюта, то есть, иначе говоря, причастным к вечности Универсальной Пустоты. То же самое можно сказать и относительно всего человечества, которое способно причастится к вечности лишь на основе избавления от иллюзий. Концепция Небытия присутствует и в исламском мистическом учении суфизма. Здесь мы снова встречаем представления об Универсальной Пустоте, которая метафорически обозначается как «бездонное море», лишённое формы и совершенно не доступное для рационального понимания и даже для мистического постижения. Это Небытие, которое в суфизме часто называют «непроявленной сущностью» или Аллахом, охватывает весь существующий мир и служит ему опорой. Именно в Небытии пребывают все потенциальные возможности мироздания. Буддийская идея Пустоты нашла своё осмысление и в западной философии, где она сближается по смыслу с понятием «nihil» – Ничто. Так, согласно рассуждениям немецкого мыслителя Юнгера, – «мы славно потрудились на почве нигилизма… Мы уже давно маршируем по направлению к магическому нулевому пункту, переступить через который сможет лишь тот, кто обладает другими, невидимыми источниками силы… Мы возлагаем свои надежды на бунт против господства уюта, для чего требуется оружие разрушения, направленное против мира форм». Существенные различия восточного и европейского подходов к пониманию Пустоты были отмечены Эмилем Чораном: «Небытие для буддизма, да и для всего Востока в целом, не содержит в себе того мрачного значения, которое придаём ему мы. Оно совпадает с последним опытом света или с состоянием вечного сияющего отсутствия, лучистой пустоты: это бытие, возобладавшее над всеми своими атрибутами или, скорее, в высшей степени позитивное несуществование, которое излучает нематериальное беспочвенное блаженство, не имеющее опоры ни в одном из миров». В отличие от европейского, нигилистического понимания Небытия, в контексте восточной традиции оно выполняет важнейшую онтологическую функцию. Восточный взгляд на Небытие приводит к восприятию данного в опыте мира как временного частичного выражения того бесконечного мира Небытия, который стоит за ним. Как известно, мировоззрение современной западной цивилизации основано на «научной картине мира». Предпочитая по привычке думать, что поклоняется Богу, западный человек на самом деле поклоняется научно – техническому прогрессу и регулирующей силе рынка. «Следует признать гипотезу существования внешних объектов, так как это создаёт фундамент для устойчивого единообразного верования, объединяющего всех людей»? то есть для науки – так говорил основатель американской философии прагматизма Чарльз Пирс. Тем не менее, восточные концепции Небытия весьма тесно перекликаются с некоторыми современными научными представлениями, например с физической теорией вакуума, способного порождать из самого себя бесконечное множество вселенных. А вакуум – это и есть экспериментально достижимая Пустота. Помимо этого, модель Небытия (Пустоты) присутствует во Вселенной в виде чёрных дыр, ограниченных так называемым «горизонтом событий». Об этом рассказывает Стивен Хокинг в своей книге «Краткая история времени». (Нужно отметить, что его книга, помимо чисто научной информации, содержит массу любопытных философских вопросов, например, такой: почему мы помним прошлое и не помним будущее?). Всё, провалившееся за горизонт событий, попадает в область бесконечной плотности, где время заканчивается. Таким образом, горизонт событий напоминает край тени грядущей гибели. Сжатие звезды в состояние чёрной дыры аналогично последним стадиям коллапса всей Вселенной. Возможно, это и есть христианский Ад? Недавно американские астрономы обнаружили в материальной вселенной пустое пространство протяженностью 1 миллиард световых лет (для сравнения, расстояние от Земли до Солнца составляет 8,3 световых минуты). Открытое учеными из Университета Миннесоты пустое пространство представляет собой гигантское Ничто, в котором нет обычных космических объектов: ни планет, ни галактик, ни даже «черных дыр». Естественно, что астрономы не понимают значения этой Пустоты. Подобные явления встречались им и раньше, но найденный участок в тысячу раз превосходит все пустоты, что были ранее известны науке. Один из первооткрывателей Великого Ничто – исследователь Лоренс Рудник– был чрезвычайно потрясен увиденным. «Мы не только нашли пустоту, которая оказалась больше других ранее известных – мы нашли такую огромную космическую Пустоту, которую мы и представить не могли», – заявил он. Его коллега Лилия Вильямс прокомментировала открытие в том же ключе: «То, что мы обнаружили – ненормально». Известно, что вселенная наполнена звездами, пылью и газом, при этом большая часть ее невидима. Ученые знают о том, что в конкретной точке находится какой-то объект, поскольку могут замечать гравитационный эффект, исходящий от так называемой «темной материи». Но в обнаруженной Пустоте отсутствуют даже скрытые массы. Причину возникновения такого огромного пустого пространства ученым пока выяснить не удалось. Совершенно очевидно, что в данной области вселенной абсолютно ничего нет. А может быть это и есть та область Абсолютного Ничто или чистой духовности, из которой когда-то всё произошло и которая когда-нибудь распространится и растворит в себе так называемый проявленный мир? И тогда наступит великий триумф Ничто. Фактически, его неизбежность уже сейчас, в явной или в скрытой форме, определяет весь ход бытия, и, в частности, освобождает человечество от несостоятельных иллюзий в отношении собственной значимости. Ведь познавая Абсолютное Ничто, человек освобождается от всего, даже от необходимости существовать в стаде и прославлять своего пастуха. А в этом вопросе каждый имеет очень небольшой выбор ( как говорил Кьеркегор, «или – или»): либо уйти из стада в духовную эмиграцию, либо отождествить себя cо стадом и, в результате, сделаться адептом и одновременно рабом присматривающего за стадом пастуха. Пустота обнажает пустоту и несостоятельность авторитета пастуха, сколько бы он ни щёлкал своим кнутом. Для того, чтобы разрушить представление о чьём-либо величии, достаточно лишь увеличить пространство. «Если все вещи пусты, кто кого должен прославлять?», – риторически вопрошает «Махаяна». «Мы все помешанные и принимаем мнимость за реальность. Каждый живущий – безумец да еще слепец в придачу: он не видит иллюзорности мира, ему всюду мерещится прочность и полнота. Если же чудом ему удается прозреть и обнаружить, что вокруг пустота, он расцветает. Пустота, замещающая реальность оказывается куда богаче, она – незыблемость и эфемерность, основа и сияние, она – основание бытия, опрокинутое в бездну. Но, к несчастью, мы воспринимаем в ней лишь отсутствие чего бы то ни было, отсюда наши страхи и провалы. Для нас она – прозрачный тупик, осязаемый ад», – утверждает Эмиль Чоран. Преодолев в себе иллюзию материального мира, человек становится причастным к освобождающей истине Пустоты. И это причастие является единственной реальной ценностью, которую он способен обрести на протяжении своей жизни. Ценностью, связанной с образованием формы и её растворением, с ограничением безграничности и наоборот. 5). ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ БУДУЩЕЕ. «Как мне высказать самое последнее? – спрашивал австрийский философ Людвиг Витгенштейн. – «Но это последнее мне как раз и нет необходимости высказывать, ведь это конец, к которому мы приходим, стена, в которую мы все упираемся». На этой стене принято изображать различные символы веры. Понятия «Небытие», «Ничто» и «Пустота» самостоятельны и одновременно образуют единство. Каждое из этих понятий имеет свои особенности. Для обозначения первоосновы бытия более приемлемым представляется понятие «Ничто». Это связано с тем, что оно, помимо обозначения чистого отсутствия утверждает наличие самостоятельной, самодостаточной, хотя и неопределённой сущности. Именно такая интерпретация Ничто близка к «апейрону» греческого философа Анаксимандра, встречается в трудах представителей европейской «негативной теологии» (Н.Кузанский) а также у целого ряда философов-мистиков, например, у Якова Бёме. Абсолютное Ничто – бесконечная Пустота – представляет собою самостоятельную идеальную сущность. Материальный мир является случайным аномальным состоянием Ничто. Наделённое коллективным сознанием человечество олицетворяет высшую ступень развития материального мира, посредством которой Ничто осознаёт само себя. В результате онтологическая функция вселенной становится исчерпанной. История вселенной и наделённого мышлением человечества – это круговорот Ничто и его конечное возвращение к полноте своей абсолютности. Жизнь каждого человека – это маленькая модель вселенского круговорота, которая завершается соединением с Ничто. Человечество стремится укрепить свои позиции в материальном мире, развивая искусственную среду материальной и псевдодуховной культуры. Оно не замечает «иллюзорности прогресса – этой хитрой попытки сознания бытия приручить себе время».(А.Чанышев) Но зыбкая почва неизбежно уходит из под ног, и каждое новое поколение снова обращается в ноль – для того чтобы уступить своё место следующему. Поэтому человечеству давно пора вспомнить своё основное онтологическое предназначение, которое заключается в осознании Абсолютного Ничто. Волить Ничто означает оседлать саму смерть, осознать её смыслообразующую функцию и превратить её из неизбежной окончательной катастрофы в основное средство своей сущностной самореализации. Воля к смерти означает возможность не подчиняться, а повелевать ею, и стать господином самого себя. Пришедший на смену растерявшему в погоне за потреблением волю к власти Сверхчеловеку Сверхноумен – волит смерть и являет само Ничто. Сверхчеловек (нем. «;bermensch») – понятие, введённое философом Фридрихом Ницше, которое стало центральным в его произведении «Так говорил Заратустра». Это была попытка заменить «устаревший и исчерпавший себя» образ христианского человека новым, более современным и концептуально совместимым с идеями Ницше об идеальном человеке будущего. Безусловно, на формирование ницшеанского образа Сверхчеловека в определённой степени повлиял дарвинизм. Как от обезьяны произошёл человек, так из человека должен произойти сверхчеловек. В своем становлении Сверхчеловек преодолевает три стадии: верблюда, льва (критика) и младенца (созидательное начало). Вопреки популярным интерпретациям, сверхчеловек не воин и не вождь (первый в стаде), а скорее гений. В современном мире ницшеанский Сверхчеловек превратился в существо, которое пытается овладеть планетой и космосом, потому что рассматривает их как место своего проживания и средство выживания. Сверхчеловек впал в тотальную зависимость от всего им созданного, подменяя человеческое в человеке суррогатом духовного. В сущности, он давно уже духовно мёртв, поскольку не смог выдержать искушения потреблением. Это произошло потому, что система (пастух и стадо) научилась использовать в своих целях даже то, что ей объективно противостоит. В отличие от Сверхчеловека, являющий Абсолютное Ничто Сверхноумен, мыслит категориями уничтожения, которое выступает как духовное созидание. Он не пребывает «по ту сторону добра и зла», потому что для него не существует сторон, нравственных и прочих ценностей и, тем более, оценивающих. Единственной, да и то, относительной, ценностью и реальностью для Ничто является оно само. Сверхноумен, будучи нераздельным с самим Ничто, ежедневно настигает смерть, но, подобно Будде, окончательно возвращается к самому себе лишь после выполнения своей онтологической функции: растворить существование в Пустоте. Ведь самосознание Духа – это не есть банальная биологическая смерть, а неуклонная воля к смерти, отрицающая абсолютно всё, и, в конеч-ном итоге – отрицающая саму смерть. Всеобщий характер нигилизма приводит к тому, что встреча с Абсолютом требует масштабных жертв. На заключительной ступени своего развёртывания Ничто отрицает само себя, не только проявленный (материальный), но также и духовный мир. Происходит исчезновение самого исчезновения. Поэтому окончательное «будущее – это превышение всех ставок смерти» (Azsacra Zharatustra), или Духовная го-ризонталь Ничто. ГЛАВА4. ДУХОВНАЯ ГОРИЗОНТАЛЬ НИЧТО. «Открыв антологию религиозных текстов, я сразу напал на такое изречение Будды: «Ни один предмет не стоит того, чтобы его желать». Я тотчас же закрыл книгу, ибо что ещё читать после этого?» (Эмиль Чоран) Наполнить собственную жизнь смыслом – постепенно это становится основным мироощущением и мировоззрением. Повседневная жизнь уходит на второй план. Удивительно не то, что кругом происходит, а что из чего берётся и куда девается. Человек, являясь частью запрограммированного на самоуничтожение мира, неуклонно устремлён вместе с ним в Ничто. Объективное содержание всех происходящих в материальной вселенной процессов составляет аннигиляция, возвращение к исходному нулю. Как с учётом этого можно построить новую духовную линию, соединяющую человека с Ничто? Чтобы ответить на этот смыслообразующий вопрос, нужно вновь обратиться к экзистенциальным решениям, предложенным в «Трактате о небытии» русским философом Арсением Чанышевым. Итак, в конце своей апологии Небытия он приходит к таким выводам: «1. Небытие первично и абсолютно. 2. Небытие беспредельно во всех отношениях. 3. В своей беспредельности оно есть свое собственное небытие. 4. Небытие небытия есть бытие. 5. Бытие вторично и относительно. Абсолютного бытия нет. 6. Бытие как небытие небытия неустойчиво. 7. Выражением неустойчивости бытия является время. 8. Все существующее существует во времени. 9. Следовательно, все возникает и погибает. 10. Возникновение и гибель неравномощны. Все возникает на время и погибает навечно. 11. Атрибутом бытия является абсолютная гибельность. 12. Бытие первично, сознание вторично. 13. Основа сознания – память. 14. Благодаря памяти сознание приобретает видимость субстанциональности. 15. Осознанная гибельность есть страдание. Страдание – атрибут сознания. 16. Страдание заставляет сознание измысливать мир абсолютного бытия, то есть Бога. 17. Так возникает «сознание бытия» – религиозное в своей сущности сознание. 18. Вся предшествующая философия – варианты «сознания бытия». 19. Но Бога нет. 20. Поэтому возникает «сознание небытия»: «сознание небытия» делает бытие прозрачным и видит за ним небытие. 21. Страдание перерастает в ужас. 22. Ужас заставляет сознание отрицать не только иллюзорное «сознание бытия», но и себя, и бытие. 23. Мир погибает, 24. Если ужасу не будет противопоставлено мужество, «мужество небытия». 25. Это высший вид мужества. «Мужество бытия» – мужество быть не-смотря ни на что. «Мужество небытия» – мужество быть несмотря на ничто. 26. Знать, что все проходит, и в то же время не впадать в ужас – вот чему учит подлинная философия, «философия небытия». Мы видим, что Чанышев совершенно справедливо заметил: осознание неизбежности Небытия причиняет человеку страдание. Поэтому, а также потому, что действительность, как правило, прямо противоположна человеческим представлениям о справедливости, люди переносят свои надежды на восстановление справедливости и приобщение к вечности в духовную область. На самом деле, уже Гегель высмеивал идею о том, что всемогущий Бог пристально следит за каждым действием сапожника Иоганна, занося его бессмысленное ковыряние в носу на скрижали, как говорится, Вечности. Эта свойственная людям иллюзия так же пуста, как и все остальные мифологемы, порождаемые страданиями самосознающего бытия. С другой стороны, религиозное сознание человека содержит в себе многовековой опыт преодоления страха и страданий, который можно и нужно использовать. Так, в христианской традиции страх Божий выступает как начало премудрости. Основной принцип заключается в том, что, если чего-либо сложно избежать, следует изменить своё отношение к этому, превратив таким образом страдание из источника унижения в смыслообразующий фактор. Материалист Чанышев не в состоянии преодолеть страх Небытия и поэтому его страх закономерно перерастает в ужас. Причём это не Ужас, приоткрывающий и объясняющий Ничто, о котором писал в своих ранних работах Хайдеггер, а скорее ужас безысходности, стремящийся найти решение проблемы, не выходя за пределы принципа материального единства мира. («Я существую потому что меня приводит в ужас, что я существую, – говорит Сартр. – Это я, я сам извлекаю себя из небытия к которому стремлюсь»). Согласно философскому материализму смерть материальна и отсрочить её возможно, лишь воздействуя на материю, то есть, научным путём. «Может ли наука когда-нибудь сделать людей бессмертными? – спрашивал в начале 20 века русский философ Владимир Эрн. –«На это нужно сказать: никогда. Что же касается бесконечности в прогрессе науки, то надежда на этот бесконечный прогресс не может ничего дать потому, что наука, развиваясь и прогрессируя в известном смысле бесконечно, в то же время все с большей определенностью познает и свои границы. Развиваясь в одном направлении, наука суживалась в другом и откидывала все то, что было чуждо ее принципам. Говорить о возможности для науки уничтожить смерть – это значит игнорировать принципы науки». Впрочем, сам Чанышев, в силу особенностей своих философских взглядов, видимо не допускал возможности преодоления биологической смерти. Но возможно ли преодолеть или смягчить сопутствующие смерти и осознанию смерти страдания? Отчасти возможно, если обратить страдания в позитив, как это принято во многих мировых религиях. А что касается христианства, то оно прямо строится на обожествлении страданий. Христианские святые отцы, в частности, прямо утверждали, что если человек долго не страдает – это очень плохой знак, поскольку это означает, что от него отвернулся Бог. Как писал один школьник в своём сочинении, обращённом к Богу: «Если я попаду в ад, Ты меня там увидишь и будешь смотреть, как надо мной издеваются?» И действительно, страдание выполняет важнейшую смыслообразующую функцию. Вырывая человека из рутины повседневности оно избавляет его от многочисленных, скрывающих страшную истину Ничто иллюзий и раскрывает ему глаза на подлинное положение вещей. Не случайно, именно с созерцания картин человеческих страданий начинается путь будущего Будды к просветлению. Человека, который прошёл через страдания, крайне редко можно причислить к обывателям и заставить подчиняться мнениям толпы. Осознание истины Ничто помогает человеку понять и преодолеть свою собственную ничтожность. «Страдание изменяет темперамент, концепции, позиции, оценки, меняет направления существования, таким образом, любое сильное и длительное страдание воздействует на интимную основу существа. Изменяя внутреннюю основу существа, страдание имплицитно меняет и отношение его к миру. Это изменение перспективы, изменение понимания и чувствования. После того как ты страдал долгое время, тебе кажется невозможным, тебе сложно представить свою жизнь без него, так как любое страдание отчуждает тебя от твоих естественных установлений и переводит тебя на экзистенциальный план твоих сущностных устремлений. Таким образом, из человека, рожденного для жизни, страдание делает святого, замещая все его иллюзии язвами и гангреной отказа. Отсутствие покоя, которое следует за страданием помещает человека в такое напряжение, в котором нельзя быть по-средственностью. Апатия, вульгарный скептицизм и поверхностный имморализм могут быть разрушены страхом, тотальным беспокойством, плодотворным террором и всеобщим страданием», – рассуждает в своей последней книге «Признания и проклятия» Эмиль Чоран. Ещё одна важнейшая составляющая религиозного пути духовного самосовершенствования – это отказ от привязанности к материальному миру в пользу развития собственной духовности. «Земная жизнь и сопутствующие ей блага греховны. Отрекись от земной жизни, и ты обретёшь жизнь вечную», – призывает своих последователей христианство. «Преимущество умерших состоит в том, что они отмыты от греха существования», – вторит святым отцам Сартр. Православный путь духовного самосовершенствования, изложенный в книге «Лествица» («лестница») святого Иоанна Лествичника, представляет собой программу последовательного отказа от привязанности к земной жизни путём преодоления в себе соответствующих желаний и грехов. Во многом аналогично выстроен и так называемый «Тарикат» – система духовного развития мусульман – суфиев. По словам суфийского пророка 11 века Аль-Газали, «учение суфиев стремится к тому, чтобы освободить сердце от всего, что не Бог, и сделать единственной его жизнью размышления о Божестве». Многовековая традиция суфизма выработала свой путь достижения Абсолюта – знаменитый «Путь Суфия», включающий в себя три ступени совершенствования: закон, собственно путь и окончательную истину. Этот Путь включает в себя, в частности, покаяние, осмотрительность и добровольное принятие нищеты. При этом нищета понимается как осознание того, что всё, вплоть до психических состояний и самого «Я» не является достоянием человека: «Ходжа Насреддин зашёл в лавку, и к нему подошел торговец.

– Прежде всего, о главном. Ты видел, как я вошёл? – спросил его Ходжа.

– Конечно, – отвечал торговец.

– А раньше ты меня встречал?

– Первый раз тебя в жизни вижу.

– Так откуда ты знаешь, что это вошёл я?».

Я никто, я победил своё Я – с полным правом восклицает суфий.

Итак, Путь преодолён и суфий достиг третьей, последней ступени самосовершенствования. Это «Хакикат» – то есть, Истина. Здесь интуитивно познаётся сама сущность истины, а сознание человека растворяется в объекте созерцания.

Скрытый смысл суфийского Пути загадочно звучит во вдохновенных строках Джелаладдина Руми:

«Присоединись к братству – почувствуешь радость реальной жизни. Пройдись по разрушенной улице и взгляни на смятенных владельцев развалин. Выпей чашу волнения, ибо ты не чувствуешь стыда самосознания. Разбей земляного идола, чтобы увидеть других идолов. Зачем ради большого приданого жениться на старухе – за три куска хлеба в рабство себя отдавать зачем?»

Похожие идеи мы встречаем и в философии неоплатонизма: чтобы соединиться с Единым – мистической всеобщей первоосновой, которая может определяться как Ничто, поскольку пребывает за пределами любых определений – необходимо отказаться от многого. То есть, от многочисленных зримых и незримых нитей, привязывающих человека к миру.

Начиная с того времени, когда бытие и сознание выделились из Небытия, всё сущее стало называться бытием, но, тем не менее, полностью сохранило своё сущностное основание в качестве искажённой формы Небытия. Небытие включает в себя всё и поэтому оно само в себе содержит собственный смысл. Производное от Небытия бытие также производит свой смысл из Небытия. Иначе говоря, мы живём для того, чтобы преодолеть жизнь. Согласно одному из высказываний Сартра, «смысл нашего существования «заключается в сознании того, что оно лишнее».

Как уже было сказано, человеку свойственно собирать вещи, чтобы закрываться ими от созерцания окончательной истины. «Вещи выставляют себя напоказ, поверяя друг другу гнусность своего существования. Я понял, что середины между небытием и разомлевшей избыточностью нет», – заметил в этой связи Сартр. Поэтому не случайно, что, начиная с древности и вплоть до наших дней, многочисленные религиозные и философские учения призывают к аскетическому самоограничению. Только отбросив материальное, человек освобождает свой дух для соединения с Ничто. Чем больше уменьшается значение Эго, тем больше приоткрывается истинная суть Небытия, Ничто, как всеобщего универсального основания духовности, не имеющего ни начала, ни конца. Эти положения могут выглядеть достаточно банально, но они подкреплены многовековым духовным опытом лучших представителей человечества, которые на практике доказали их истинность. Ведь, согласно утверждению Борхеса, на самом деле в культурном пространстве человечества присутствуют всего лишь несколько ключевых сюжетов. А всё остальное представляет собой их вариации.

Есть творцы, которые изображают неземные миры Ничто. В начале 20 века швейцарский художник Ходлер писал портреты своей умиравшей жены. В его картинах видимым знаком окончательного момента истины становится горизонталь. «Все предметы, – говорил он, – тяготеют к горизонтали, стремятся раскинуться по земле, как растекается по ней всё шире и шире вода». Умирающая женщина уходит в игру красок, словно бы струящуюся счастьем – между вертикальным падением и горизонтальным покоем. Так Ходлер празднует исчезновение её плоти. Поэтому и наша новая духовная вертикаль также развивается по нисходящей линии, напоминая собой перевёрнутую букву «Т». Она отличается от всех других программ духовного самосовершенствования человечества в первую очередь тем, что в ней наиболее честно заявляется всеобщая устремлённость в Ничто:

1. Не родиться. 2. Не быть вовсе. 3. И, следовательно, как можно скорее настигнуть смерть. (AZsacra ZARATHUSTRA) После того, как человеку удаётся настигнуть смерть, для чего совершенно не обязательно умереть физически, устремлённая вниз вертикаль его совершенствования соединяется с Духовной горизонталью Ничто. Мы видим, что Чанышев был неправ, Бог есть, но находится за пределами жизни. Духовность также реально существует, несмотря на то, что, в среде современных адептов «научной картины мира», превративших науку в объект своего религиозного поклонения, данное понятие считается средневековым атавизмом. В действительности духовная область Ничто является единственной достоверной реальностью, а каждое «духовное существо свободно от противоречий, случайностей и иллюзий материальной жизни» (Алистер Кроули). Мир, разумеется, погибнет, но это событие станет моментом окончательного освобождения духа из-под гнёта материи и великим триумфом Небытия. Жизнь есть страдание – учит нас первая благородная истина буддизма – и, следовательно, уничтожение страдания заключается в уничтожении материи. Ведь «для того чтобы осмыслить процесс освобождения и сделать возможным водворение свободы в царстве причинности и обусловленности, необходимо признать возможность уничтожения смерти как внешнего факта» (Владимир Эрн). Когда человек настигает смерть, он превращает её a в факт собственной духовной жизни, то есть, в факт внутренний. Знать, что всё проходит, и испытывать счастье – в этом заключается та высшая ступень духовного саморазвития, достижение которой одновременно означает соединение с Духовной горизонталью Ничто. Ничто и есть то самое, что многие средневековые мистики называли Богом. Ничто существует посредством всего. Посредством тебя самого, всего остального. Всего, что воспринимаемо и невоспринимаемо. Несмотря на то, что всё вокруг представляется разделённым, во Вселенной есть только одна единая форма бытия – Небытие. Смысл может определяться по отношению к чему-либо. А отношение возникает, когда присутствует разделение. Но если Ничто является всем, Единым, если нет разделения, как найти смысл? Следовательно искомый смысл содержится в самом Ничто, которое равнозначно вечности. Ведь если перестать рассматривать Небытие только с одной точки зрения – относительно жизни – становится возможным понимание вечности Небытия. А для этого разум должен выйти из состояния погружённости в повседневность, превращающей жизнь в заведомо безнадёжную «борьбу за существование». «Я существую – вот моя единственная неприятность», – говорит один из героев Сартра. В действительности человек борется не за существование, а исключительно со своим собственным пониманием Небытия. Люди заботятся о своём теле и не знают того, что наша природа едина с Пустотой. Для ограниченного сознания обывателя Небытие раскрывается как угроза, в то время как угрозу и страдания несёт в себе жизнь. После прихода к истинному пониманию Небытия, всё то, что воспринимается, как потеря, на самом деле оборачивается освобождением. Никакие потери во временном, биологическом существовании не могут сравниться с тем, что приобретается в результате этого освобождения. А приобретается понимание Абсолютного Ничто, которое находится здесь. Оно присутствует в вас. Оно является вами, а вы являетесь им, даже если пока не понимаете этого. Искомое понимание будет означать окончание бессмысленной конкуренции человека с окружающими и с самим собой. Бог Абсолютного Ничто рождается в силу своего уничтожения. Настигать смерть – в этом заключается созидание Ничто смертью. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь. ГЛАВА 5. ИСХОД. «Надо признаться, что пессимизм, буквально понимаемый лишь непосвященными – его путают с ипохондрией, – позволяет на самом-то деле весьма бодро и утешительно глядеть на окружающий тебя мир. Поскольку все есть в конечном счете ничто и имеет лишь относительную ценность, то выходит, волноваться решительно не из-за чего». (Август Стриндберг) …Понимание и реализация всего, о чём здесь говорится, требует наличия определённого вида силы духа, которая приходит только в подготовленное пространство. Эта духовная сила питает волю к смерти. Древние римляне говорили «respise finem», что означает «обращай внимание на исход дела». Исход – это вектор бегства и преследования, когда преследователем становится настигающий смерть Сверхноумен. В истории философии едва ли кто-нибудь изображал трагизм человеческой жизни сильнее, чем Будда. Мрачный взгляд на мир, который в неявной форме присутствует в упанишадах, в учении Будды занимает основное положение. Будда приходит к выводу, что жизнь – это страдание, стремление к сохранению своей индивидуальности – мучительно, а постоянные изменения судьбы – ужасны. Несовершенство человеческой природы заставляет нас увидеть, что любая жизнь – это проклятие. Поэтому человек, измученный сознанием всего этого, в отчаянии восклицает: «Я хочу умереть!». От страданий можно избавиться, только перестав существовать. Мыслящих людей всегда угнетали эти, согласно выражению Достоевского, «последние вопросы». Так, Кант в своей статье о «Неудаче всех философских попыток теодицеи» (1791), задает вопрос: «Захочет ли какой-либо здравомыслящий человек, проживший достаточно долгое время и размышлявший о значении человеческого существования, снова заняться этой скучной жизненной игрой не то что на прежних условиях, но вообще на каких бы то ни было?» Экзистенциальное отчаяние выдающихся мыслителей, является следствием их мышления. Знание – болезнь. Тем, кто не мыслит, значительно легче. Немецкий философ 20 века Г.Файхингер считал, что только пессимизм способен породить объективный взгляд на мир и реальное положение вещей. Если рациональное, согласно его представлениям, принципиально ограничено, то последнее слово остаётся за иррациональным и его проявлением– волей. Мышление, в понимании Файхингера, выступает орудием воли, оно несамостоятельно. Но руководимое волей, пребывающее в виде практического разума, мышление обретает новую силу и возможности. Предназначение человечества и человека заключается в осознании и реализации Ничто. Тому, кто действует в соответствии с собственным предназначением, помогает инерция всей вселенной. Согласно философии даосизма, во всех путях – один и тот же Путь, по которому движется мир и все предметы его составляющие. Этот Путь ведёт из Ничто, через его осознание людьми, обратно в Окончательное Ничто. Не стоит забывать о том, что всеобщее ограничение потребностей имело бы для мира материального намного более тяжёлые последствия, чем самая разрушительная война. Именно поэтому даоагрессия Сверхноумена направлена на разрушение материи и созидание духовности. В этом заключается единственно возможное позитивное понимание жизни как борьбы, которая приближает всеобщий переход в Ничто. «Я призываю вас не к работе, но к борьбе», – так говорил ницшеанский Заратустра. При этом мы различаем два вида смыслообразующей и смыслоразрушающей активности. Первый – это деятельность, представляющая собой процесс активного взаимодействия субъекта с миром, во время которого субъект удовлетворяет свои потребности. Это и есть так называемый труд. Обычно происходит так, что трудовая деятельность (работа), а также потребление её результатов приобретают статус суррогатного смысла человеческой жизни, направленного на утверждение бытия в материальном. Разум человека ищет всевозможные уловки для того, чтобы перестать мыслить Ничто. Но мысль человека – это тоже проявление Ничто, вот почему любые виды деятельности в результате каждой конкретной человеческой жизни и, тем более, в масштабах всего человечества, дают всё тот же исходный ноль. Остаётся непонятным, зачем вообще тратить силы на то, чтобы существовать, а ведь, помимо этого, необходимо платить за каждое усилие, выходящее за пределы чистого факта существования. Единственный выход заключается в том, чтобы отказаться не только от результатов деятельности, но и от самой деятельности, направив в продуктивное духовное русло большую часть наших возможностей. Поэтому даоагрессия Сверхноумена, выступающая как активность второго вида, проявляется через спонтанное прямое действие, которое помогает настигнуть смерть и по смыслу противоположно деятельности. Известна фраза Наполеона, которую он произнес, когда его спросили, в чем заключается главный секрет его стратегии: «Надо, не раздумывая, ввязаться в бой, а там видно будет». «Избыточная осознанность мешает всякому делу (в том числе жизни) Слишком длинные рассуждения о сексуальности убивают её. Эротизм – этот бич разлагающихся обществ – есть посягательство на инстинкт, организованная импотенция. Невозможно безнаказанно размышлять о подвигах, для совершения которых не нужны никакие размышления. Оргазм никогда не был событием философским», – писал в этой связи Эмиль Чоран. Согласно учению Льва Толстого – и богатство, и власть, и сама жизнь, то есть всё, что с таким старанием обустраивают и берегут люди, – если и стоят чего-нибудь, то только того удовольствия, с которым всё это можно отвергнуть. «Завоевать себе свободу и священное «Нет» даже перед лицом долга – для этого, братья мои, нужно стать Львом», – говорил ницшеанский Заратустра. Прямое действие, выражающее Отказ – вот единственный вид поступка, который не является унизительным. Наслаждение Отказом в чём-то сродни парадоксальному восторгу отчаяния. В этой связи очень показательна история жизни и смерти японского писателя Юкио Мисимы. За свою сравнительно недолгую жизнь (1925-1970), Мисима успел прославиться также как спортсмен-культурист, режиссер, актер театра и кино, дирижер симфонического оркестра, летчик, путешественник и фотограф. 25 ноября 1970 года он предпринял попытку монархического переворота и, потерпев поражение, совершил харакири. Философские взгляды Мисимы наиболее полно выражены в его комментариях к средневековому самурайскому кодексу «Хагакурэ Нюмон». Исходный пункт рассуждений Мисимы: Путь самурая– это путь смерти. В этой связи Мисима презрительно отзывается о современных мужчинах, которые, на его взгляд, слабы и малодушны. Поэтому они недостойны ни жизни, ни смерти. Виною этому – утрата традиции и, как следствие – феминизация мужчин и их растущая алчность. «Большинство молодых людей, которые служат в наши дни, одержимы мелочными устремлениями. Они смотрят на людей подлыми взглядами карманных воров». Мисима глубоко убежден в том что в современном мире нельзя ни красиво жить, ни красиво умереть, поскольку повсюду утвердилась воинствующая пошлость. Сексуальной революции он противопоставил идеал тайной любви: «Высказанная любовь неизбежно теряет свое достоинство. Подлинная любовь достигает высочайшего идеала, когда человек уносит с собой в могилу ее тайну». Только смерть является действенным лекарством для страждущей души, хотя современная цивилизация стремится подавить в человеке естественный инстинкт смерти. Но, подавленный, он неизбежно пробуждается и тогда смерть берет свое, но уже в грубых и безобразных формах, поскольку вместе с традицией человек утратил и культуру смерти. «Мы не умеем извлекать из смерти благородную суть и заставлять ее работать на нас». Как восстановить утерянную традицию? Для этого необходима в первую очередь решимость. Добиваться цели нужно даже в том случае, если ты знаешь, что обречен на поражение. Провозглашая решимость, Мисима исповедует свой экстремизм. Он считает, что впадение в крайность может служить духовным трамплином для осознания ценности смерти. Обычно философия основывается на расчетах, в которых жизнь считается приобретением, а смерть потерей – чтобы перевернуть этот уютный и привычный мир, нужно совершить насилие над собственным здравым смыслом и интеллектом. Вот почему Мисима стоит на позициях антиинтеллектуализма, что роднит его взгляды с ранними формами европейского фашизма. «Интеллектуалы за разговорами и умствованием скрывают тщедушие и алчность»,– презрительно бросает он в адрес записных теоретиков. В отличие от них, Мисима выступает как сторонник экстремизма и прямого действия. «Преданность и почитание придут вместе с одержимостью», – учит он, противопоставляя бесплодному теоретизированию мощь и спонтанную гармоничность чистого действия. Если человек достиг высокой степени одержимости, перед ним открываются ворота смерти. При этом между добровольной и вынужденной смертью нет никаких различий. Нельзя умереть «за правое дело», поскольку природа смерти абсолютна, а любая цель относительна. На распутье между жизнью и смертью самурай выбирает ЛЮБУЮ смерть. …Сгустившуюся тишину разорвал его крик: «Да здравствует император!» Выдохнув последние слова, он с силой вогнал клинок себе в живот. Будто раскаленный прут пропорол его насквозь. Обжигающий, как лед, жар раны мгновенно сменился нестерпимой, обволакивающей все тело болью. Он вцепился в сталь обеими руками и, вспахав кишки, довел лезвие до правой стороны живота. Муки самурая по обычаю должен прекратить секундант. Морита в волнении смог отсечь ему голову только с третьего удара. Другие источники утверждают, что он так и не смог этого сделать, и другой самурай, отобрав у него меч, закончил дело. Хотя какая разница: голова Мисимы, пачкая кровью, покатилась по красному казенному ковру. Верный Морита тоже распорол себе живот, его голову отсек Фуру Кога. Одуревшая и испуганная полиция ворвалась наконец в залитый кровью кабинет. «Даже бессмысленная смерть – смерть, которая не принесет ни цветов, ни плодов, – обладает достоинством Смерти Человека. Если мы так высоко ценим достоинство жизни, как мы можем не ценить достоинства смерти? Никто не умирает напрасно». (Юкио Мисима) Если рассуждать с позиций безусловного пессимизма, то любая естественная смерть одновременно является смертью насильственной, иначе говоря, казнью, «искуплением за грех существования». А самоубийство представляет собою добровольную смерть, при которой человек сам для себя выполняет функцию палача. Возможно, что когда-нибудь в мире установится практика, согласно которой люди будут сами выбирать срок своего возвращения в Ничто. В смерти наше совершенство достигает своего предела. Древние называли умершего «вернувшимся к началу». Умри вовремя – так говорил Заратустра. А сегодня по-прежнему существуют многочисленные запреты, полузапреты и доводы, направленные против самоубийства. При этом наиболее убедительный аргумент против самоубийства предложил всё тот же Эмиль Чоран: «Избавиться от жизни – это означает лишить себя удовольствия ежедневно смеяться над ней». С другой стороны, прекрасно и то, что жизнь, буквально ежедневно преподносит нам всё новые поводы для того, чтобы не жить. Своей жизнью и смертью Мисима показал, что он явно ошибся миром или, по крайней мере, эпохой. Необходимо понимать, что его последняя акция не являлась банальным самоубийством. Это было прямое действие, представлявшее собой смыслообразующий Отказ. Что касается самоубийства, то оно, как правило, совершается не по причине философского отрицания жизни, а всего лишь потому, что данного субъекта не устраивает его место в жизни. Даже известные философы – пессимисты (за исключением Филиппа Майнлендера) прилагали изрядные интеллектуальные усилия для того, чтобы остановить развитие своей мысли у этой критической черты. Ведь, в принципе, метафизическое отчаяние Майнлендера может разделить любой честный философ, но совсем другое дело – разделить его участь. Разумеется, можно дожить до глубокой старости, уныло рассуждая о бренности жизни, но совсем иное – радостно повеситься и тем самым доказать временно остающимся в живых свою интеллектуальную честность. Совершенно очевидно, что из утверждений пессимистов относительно абсурдности и несовершенства жизни прямо следует вывод о самоубийстве и попытки Артура Шопенгауэра и Эдуарда Гартмана отклонить этот вывод своей крайней слабостью, казалось бы, подтверждают его неизбежность. Первый говорит, что самоубийство есть ошибка, потому что в нём истребляется не сущность зла (мировая воля), а только явление. Но никакой самоубийца и не ставит себе такой нелепой задачи, как истребление сущности вещей. В качестве страдающего явления он хочет избавиться от своей жизни как мучительного явления – и такой цели он, несомненно, достигает с точки зрения самого Шопенгауэра, который при всем своём пессимизме не может утверждать, чтобы мертвые страдали. Что касается Гартмана, то он, вполне признавая, что последняя цель есть именно самоубийство, требует, чтобы отдельный человек в интересах человечества и вселенной воздерживался от личного самоубийства и посвящал свои силы на подготовку средств ко всеобщему Универсальному Самоубийству, которым должен окончиться исторический и космический процесс. Это – высший нравственный долг, тогда как убивать себя, чтобы избавиться от собственных страданий, свойственно людям, стоящим на низшей, эвдемонистической ступени этики. Последнее, конечно, справедливо, но его собственный принцип безусловного пессимизма логически исключает всякую другую этику. Другое дело – антифилософия Ничто, рассматривающая смысл конкретной человеческой жизни в контексте универсальной задачи всего человечества, связанной с осознанием Абсолютного Ничто. В таком контексте все, в том числе и апокалиптические страхи человечества, приобретают противоположный, позитивный смысл. Известно, что в коллективном сознании самых различных народов присутствует представление о неизбежности более или менее близкого «конца света». У человечества нет будущего, но зато есть варианты кончины. «Небо ни для кого не открыто – оно откроется лишь после исчезновения мира», – утверждал ранний средневековый философ Тертуллиан. Существует так называемая эсхатология – система взглядов и представлений о «конце света», искуплении и загробной жизни, о судьбе Вселенной или её переходе в качественно новое состояние. Различаются индивидуальная эсхатология, то есть учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, то есть учение о цели космоса и истории и их конце. Эсхатологические настроения присутствуют во многих религиях и верованиях различных народов мира. Особое развитие эсхатология получила в иудаизме и в христианстве («Страшный суд»), затем в исламе. Эсхатологические идеи в различном историческом контексте воспринимались в качестве фатальной угрозы или – если рассматривать материальный мир как болезненную рану Небытия – как светлая надежда, обещающая всему и всем последнее и окончательное прекращение страданий. Как говорил Паскаль: «Иисус будет в смертельных муках до конца мира – не должно спать в это время». Интересно, что в России, в правление царя Алексея Михайловича, крестьяне периодически прекращали работу на полях и, закрывшись в храме, радостно ждали гибели мира. Но, не дождавшись, вынуждены были возвращаться к своей бессмысленной сельскохозяйственной активности. Однако, хотя предсказания о конкретных сроках универсального перехода в Небытие, сделанные в разные эпохи, не сбывались, необходимо помнить о том, что излечение мира от болезни существования в любом случае неизбежно. Самое печальное в человеческой жизни заключается в том, что люди столетиями переходят в Небытие, так и не увидев и не узнав самого сокровенного. Хотелось бы верить в то, что мы станем счастливым исключением и что мир соединится с Ничто уже при жизни этого поколения. Бог должен осуществиться как взрыв, а взрыв должен осуществиться как Бог. Исход – это акт, обратный творению. Вселенная исчезает, когда человеческий Дух спокоен и просветлён. Человечество забудет обо всём и возвратится в Небытие, существовавшее до начала времени. Что может быть лучше для человека, нежели чем достойная смерть? И что может быть лучше для человечества, как не светлый и радостный конец света? Ежедневно просыпаясь, люди начинают готовиться к восприятию дневных галлюцинаций, составляющих наш мир. Но в одно прекрасное утро они с облегчением обнаружат, что туман рассеивается. Впечатляющую картину одного из вариантов крушения универсальной иллюзии нарисовал Сартр в своём философском романе «Тошнота»: «Люди проснутся однажды утром и, открыв окна, удивятся какому-то жуткому смыслу, который внедрился в вещи и чего-то ждёт. Только и всего, но стоит этому хоть немного продлиться и люди сотнями начнут кончать с собой…И тогда я расхохочусь и крикну бегущим мимо: «Чего вы добились вашей наукой? Чего вы добились вашим гуманизмом? И где твоё достоинство, мыслящий тростник?» Именно в ожидании наступления этого прекрасного, проникнутого восторгом отчаяния окончательного дня, люди, по примеру первых христиан, время от времени укрываются в подземельях. Требуется определённый внутренний размах для того, чтобы сознательно искалечить собственную жизнь. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ДВЕНАДЦАТЬ ТЕЗИСОВ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ. 1. Понятия «Небытие», «Ничто» и «Пустота» самостоятельны и одновременно образуют триединство. 2. Абсолютное Ничто существует именно в силу своего несуществования, по-стоянно поглощая разрозненные фрагменты бытия. Движение – это вечный процесс уничтожения. Таково основное свойство Ничто: оно ничтожит. 3. Вселенная – это утраченное бытие изначальной Пустоты, в которой существование и несуществование не противостояли друг другу. С помощью человеческой мысли Ничто осознаёт само себя (Бог опосредствованно рассматривает своё творение), и таким образом бытие мира становится осмысленным. В итоге онтологическая функция вселенной в целом завершена. 4. Бог Абсолютного Ничто рождается в силу своего уничтожения. Чтобы быть совершенным, нужно решиться не быть. Настигать смерть – в этом заключается созидание Ничто смертью. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь. 5. Бытие и сопутствующие ему страдания иллюзорны: потому что Небытие есть, а бытия нет. Положение человека в жизни практически ничем не отличается от его положения во гроб. Человек бывает охвачен страхом, когда на что-то надеется. Боится умереть, потому что надеется на жизнь. Надежда умирает первой. Безнадёжность – это качество, доступное лишь очень сильным. 6. Преодолев в себе иллюзию материального мира, человек становится причастным к освобождающей истине Пустоты. И это Причастие является единственной реальной ценностью, которую он способен обрести на протяжении своей жизни. Ценностью, связанной с образованием формы и её растворением, с ограничением безграничности и безграничностью ограниченного, с упразднением и того и другого. 7. Древние римляне говорили «respise finem», что означает «обращай внимание на исход дела». Исход – это вектор бегства и преследования, когда преследователем становится настигающий смерть Сверхноумен. 8. Инаковость Сверхноумена заключается в его осознанной устремлённости в Ничто: лучше быть всеми убитым, чем всеми признанным. Бог абсолютного отрицания требует колоссальных жертв. Сегодня символы Пустоты страшнее, чем символы власти. 9. Даоагрессия Сверхноумена проявляется через спонтанное прямое действие, которое помогает настигать смерть и по смыслу противоположно деятельности. Это – действие, адекватное вечности. 10. Исход – это акт, обратный творению. Вселенная исчезает, когда человеческий Дух спокоен и просветлён. Человечество забывает обо всём и возвращается в Небытие, существовавшее до начала времени. Что может быть лучше для человека, нежели чем достойная смерть? И что может быть лучше для человечества, как не светлый и радостный конец света? 11. На заключительной ступени своего развёртывания Ничто отрицает само себя, отрицает не только проявленный (материальный), но также и духовный мир. Происходит исчезновение самого исчезновения. Поэтому «окончательное будущее – это «превышение всех ставок смерти». 12. Любой компромисс не только не содержит в себе, но и полностью исключает смысложизненные цели. Наша встреча в Ничто неизбежна. Здравствуй, Капитан Души! Морилка для бабочек «Длинна сансара для глупцов, не знающих истинной дхаммы». (Дхаммапада) В повести Стивена Кинга «Зелёная миля» рассказано о коридоре смертников в американской тюрьме «Холодная Гора». Коридор называется «Зелёная миля» и может служить обобщающим символом жизни. Как говорил один из исламских муфтиев, «мы все являемся смертниками, только люди стараются поменьше думать об этом». Когда Кастанеду спросили, как сделать свою жизнь духовной, он напомнил о необходимости отдавать себе отчёт в том, что все, кого мы увидели за сегодняшний день, когда-нибудь обязательно перестанут существовать. Ведь вся наша жизнь с момента рождения представляет собой путь к смерти. Исключений не существует. Богатство, образование, здоровье, слава, моральные качества и духовная зрелость не имеют значения: не желающий умирать не должен был родиться. Входя в мир теней, мы оставляем позади свои знания, имя, заслуги и вообще всё. У нас на самом деле нет ничего. Интересно, а сами мы есть? Поэтому люди, считающие себя удачливыми бизнесменами, в реальности плохие бизнесмены, поскольку забывают о конечном результате: ведь в конце коридора находится электрический стул. Приговорённых вводят на «Зелёную милю» с традиционным криком: «Мертвец идет! Сюда идет мертвец!» Иногда заключенные острят по поводу стула так, как обычно острят люди, говоря о том, что их страшит, но чего нельзя избежать. У тех же, кому действительно предстоит сесть на этот стул, юмор, как правило, улетучивается мгновенно. Охрана здесь олицетворяет власть, а узники – народ. Они существуют, на первый взгляд, в двух параллельных мирах, но на самом деле их положение почти одинаково. Так, охрана ежедневно подпитывается смертной тревогой приговорённых. Постоянное общение со страхом даёт понимание, обладающее силой освобождения, но редко кто этим пользуется. У заключённых тоже есть уникальный шанс – находясь в пограничной ситуации последнего одиночества, осознать мир и своё место в нём. Невозможно достичь близости с миром, пока мы не вступим в близкие отношения со своим одиночеством. Только нужно ли это кому-нибудь здесь? Внутри охраны, как и среди заключённых, происходят постоянные конфликты, поскольку каждый стремится переложить на окружающих свою порцию страданий. В этом заключается цель истории – перераспределение зла. Отслужив на «Зелёной миле», охрана удаляется в свой «цивилизованный мир» – «дисциплинарный санаторий» (Лимонов) или просто дом для престарелых маразматиков. И наказанием для совершившего 78 казней охранника становится бесконечно длинная жизнь в этом благоустроенном заведении: «Вам, читающим эти строки, нужно подумать, не ожидает ли и вас подобное место в будущем. Само по себе место не страшное, есть кабельное телевидение, кормят вкусно (хотя человек может так мало прожевать), но в каком-то смысле это такая же морилка для бабочек, как и блок «Зелёная миля» в Холодной Горе. Со временем я, конечно, умру, все иллюзии насчет бессмертия, если они у меня и были, канули в Лету, но я пожелаю смерти задолго до ее прихода. Честно говоря, я уже очень давно хочу смерти. Нужно ли об этом говорить? И все же у меня есть одна старческая болезнь: я страдаю от бессонницы. Поздно ночью я лежу на постели и слышу влажные и полные безнадежности звуки немощных мужчин и женщин, прокашливающих себе дорогу в еще более преклонный возраст. Я лежу и жду. Я думаю о Дженис, о том, как потерял ее, как она утекла красной кровью сквозь пальцы под дождем, и я жду. Мы все заслужили смерть, без исключения, я это знаю, но иногда, Боже, Зеленая Миля бывает слишком длинной». Растительная жизнь. «Знакомься, Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса…» (Л.Кэррол. «Алиса в стране чудес») И действительно, разве легко скушать пудинг, или какое-нибудь растение, если представить себе, что они в это время мыслят? С другой стороны, хотелось бы выяснить, что он ас думали сваренные в живом кипятке раки. Однако природа повсюду ставит свои запреты. Законы природы и сама природа представляют собой тюрьму для человеческого духа, поэтому их ни в коем случае нельзя прощать. Человек стремится победить мир, раньше чем мир победит его. Говорят, что доисторический дикарь пытался объяснить мир по аналогии с самим собой, воображая, что себя-то самого он прекрасно понимает. И ошибался. Отсюда берёт начало привычка одушевлять неживые предметы, в том числе и растения. А может быть, человек без конца умножает сущности, одушевляет неживые предметы и придумывает миры – для того, чтобы спрятаться в этих мирах от реальных и воображаемых неприятностей? Не является ли реальность по самой своей природе недоступной для разума и противоположной ему? В таком случае, никогда не следует пренебрегать забыванием. «Жизнь – это безмерное издевательство над нами со стороны природы, это непристойное соединение атомов углерода, злокачественные образования на поверхности земли, неизлечимая гниющая рана», – писал нобелевский лауреат Вольфганг Швиттер. Естественное состояние бытия, в котором отсутствует смысл – его осмысленное отсутствие. Больше того, отсутствие всегда намного эстетичнее присутствия. Ведь самое возмутительное в присутствии – это его неизлечимая банальность. С другой стороны, представьте себе сосредоточенное выражение человека, когда его никто не видит, к примеру, в процессе отправления им естественных надобностей. Для внешнего мира такой мыслитель отсутствует, поскольку сознаёт, что он всего лишь биологическое существо, которому не дано удержать ничего в себе самом. Не говоря уж о том, что не дано удержать и самого себя. «Всё суета и томление духа», потому что дух сам для себя представляет наибольшее томление. И тогда: кто научит, что ничего нет, тот мир закончит. Невидимое отсутствие часто персонифицируют, творя в воображении его образ. Возможно, отсутствие бытия – это и есть мировая душа буддистов, с которой мы все соединимся когда нас не станет. В том числе и растения. Не случайно существование растений имеет некоторое внешнее сходство с буддийской нирваной. Согласно первой благородной мудрости Будды, жизнь – это страдание. Покуда бытие всё ещё банально присутствует, всё живое и даже неживое в той или иной форме (не обязательно – в буквальном смысле) страдает. Это будет продолжаться до тех пор, пока всё навсегда не свернётся обратно. Помимо прочего, страдание служит проявлением основополагающего свойства мира – его несоответствия любым человеческим представлениям о справедливости. Так, растениям иногда приписываются альтруизм, сострадание – как раз то, что, как правило, отсутствует в отношениях между людьми. Можно предположить, что растения страдают в неизмеримо меньшей степени по сравнению с человеком, потому что не рефлексируют по поводу окружающей несправедливости. Часто жизнь человека, который преследует (без фанатизма) исключительно самые расхожие смысложизненные цели, (такие как богатство, известность и власть) – называют растительным существованием. В таком контексте растительное существование мыслящих и не мыслящих млекопитающих приближается к идеалу пустотной души растений. Растения красиво являют своё неподвижное состояние как отсутствующую возможность обратиться к ним – как бессловесную пустоту. Их возрастающее опустошение наполняет натянутую как воздушный шар Вселенную. 00 «Конец? Нелепое словцо. Чему конец? Что, собственно, случилось? Раз нечто и ничто осуществилось, То было ль вправду что-то налицо? Зачем же созидать? Один ответ: Чтоб созданное всё сводить на нет. «Всё кончено». А было ли начало? Могло ли быть? Лишь видимость мелькала. Зато в понятье вечной пустоты Двусмысленности нет и темноты». (И.Гёте. «Фауст») Нет, честное слово, во время сегодняшнего тотального языческого культа научной картины мира хотелось бы приобщиться к каким-нибудь святыням. Не говоря уже о таких амбициозных целях, как восстановление в современном обществе сил священного. Но за всё общество отвечать сложно, потому что не вполне понятно, существует ли оно, или всё это какая-нибудь хитрая матрица? Раз я мыслю – следовательно, я существую, но мыслят ли все остальные и, следовательно, существуют ли они – это неизвестно. Однако, в любом случае, вначале следует разобраться: в чём заключается святость? Из книг известно, что когда-то якобы жил Горгий – древнегреческий софист, крупнейший теоретик и учитель красноречия V в до н.э. Горгию принадлежит трактат «О природе, или О несуществующем», считающийся одним из наиболее ярких манифестов агностицизма. Основная мысль трактата – «Ничего не существует; но даже если нечто существует, то оно не познаваемо; но даже если и познаваемо – то необъяснимо для другого». Напрасно предполагаемый Горгий не ограничился гениальным предположением о том, что ничего нет, а стал зачем-то рассуждать в сослагательном наклонении: «но если даже что-то есть…» Он всё сказал своим первым тезисом. После его утверждения, что ничего не существует, философию можно было бы радостно закрыть. Но этого, к сожалению, не произошло и большинство людей до сих пор пребывают в устойчивом заблуждении, что они сами и окружающий мир представляют собой некую реальную действительность. А ведь с позиции вечности, или, если угодно, Божественной святости, действительно ничего нет. Как учат нас Библия и космология, до возникновения вселенной не было ничего. Не исключено, что когда-нибудь от неё ничего не останется. То же самое, но с ещё большими основаниями, можно отнести и к реальной истории каждой конкретной человеческой жизни. Таким образом, развитие человека, человечества и вселенной – это путь от нуля к нулю. 00 – так в универсальной десятичной классификации текстов обозначают раздел «Общие вопросы науки и культуры». А в гостиницах это обозначение туалета. Или, допустим, 00, что может символизировать некое философское удивление. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на жизнь. Так почему же люди упорно живут ошибочными представлениями о некоем мифическом прогрессе, приумножая в течение своей короткой жизни совершенно бессмысленные сущности? Всему виной является стремление уже родившихся собрать вокруг себя как можно большее количество предметов и других людей, для того, чтобы таким путём иллюзорно продлить своё существование в вечность. Так формируется порочный круг производства и воспроизводства, который обладает обоюдоострым свойством и ничего не может изменить. Потому что ничего на самом деле нет. А теперь обратимся к святости. Попытаемся среди всего многообразия сакральных доктрин отыскать хотя бы что-нибудь общее. Какой образ жизни считался чаще всего свидетельством святости? Отказ от производства и воспроизводства сущностей – отшельничество(подразумевающее отказ от «общественно-полезного труда»), целомудрие, безмолвие (отказ от умножения лишних слов, ведь «вначале было Слово…»). «Так же как человек достигает истины через смерть, язык достигает истины через безмолвие. Язык – это жертвоприношение, в котором сжигаются, приносятся в жертву слова как тюрьмы для смысла», – говорил Жорж Батай. Что касается труда, то он в течение всей известной нам «цивилизованной» истории человечества являлся родовым проклятием и основной формой взаимного порабощения человечества. Как и любое зло, с древности до наших дней его старались взвалить на кого-нибудь другого, то есть перераспределить. А если это не получалось, то стремились выполнять трудовую повинность украдкой, вдали от нескромных взглядов посторонних свидетелей. Работающий человек в чём-то подобен человеку совокупляющемуся, но ведь и процессы совокупления, как и любое зло, обычно стыдливо скрывают от окружающих. Человек подсознательно ощущает бессмысленность приумножения сущностей, а согласно принципу «бритва Оккама» лишённые смысла сущности необходимо безжалостно удалять. Думается, что в наше время Оккам, подобно заправскому маньяку, неустанно работал бы своей бритвой. Совершал бы, так сказать, деконструкцию с целью извлечения смысла. Ведь в процессе истории возникают извращённые цивилизации, бесстыдно демонстрирующие труд (СССР) и секс (современный Запад). Но они неизбежно кончают тотальной импотенцией. И приходят к тому, что ничего нет. Лишь абсолютно разрушительные или, по крайней мере, принципиально непроизводственные траты отвечают смыслу всеобщего несуществования. 0-0 это короткая рокировка, на языке шахматистов она означает «уйти в два нуля». Забыть родиться (Космическая антиутопия «Библии Пустоты»). Ничто есть заблуждение, если оно не Ничто к Власти! Абсолютно Нет Ничего существующего, кроме Ничто к Власти. Ничто есть Ничто Иное как Ничто к Власти. Абсолютная Мощь неразрывна: Господство как Пустота к Власти есть Власть как Ничто к Господству. (azSacra zaRathustra) «Нет ни одного нигилиста, которого не снедала бы жажда какого-нибудь катастрофическуого «да», – утверждал Эмиль Чоран. История – это шествие призраков, мёртвая петля, которая ведёт из Небытия в Небытие. Оно, Небытие, это и есть подлинный Абсолют, бесконечность Духа при нулевой материи. Всё мы представляем собою замаскированное Небытие. В один прекрасный день человечество сбросит маску. Каждую цивилизацию ждёт свой апокалипсис. И человечество, взятое в целом – не исключение. Конец света не обязательно придёт, когда вострубит ангел, прилетит астероид, произойдёт глобальный ядерный взрыв или ещё каким-нибудь эффектным путём. На самом деле он уже наступает. А начался он, когда первые люди сорвали плоды с древа познания, то есть, обрели разум. Где неведение благо, там безумно быть мудрецом. Всякий умственный прогресс сопровождается эмоциональной потерей. Разум противоестественен – это болезнь вселенной, так же как сама вселенная – это болезнь Небытия. Смотреть, но не понимать – в этом заключается рай. Покинувшее рай человечество изначально было обречено на ад. Его уделом стали труд, смерть и разум. Всё есть боль. «Почему бы не допустить существование такого Бога, который питается нашей болью?» – спрашивал Унамуно. Бодряческие иллюзии тех, кого пока не коснулась лотерея ужаса – это насмешка над трагедиями, которые разворачиватюся непрерывно в различных уголках земного ада. Вульгарный оптимизм по принципу: «умри ты сегодня, я завтра, но покуда попорхаю». Дж. Стюарт Милль видел в этой связи только одну альтернативу: «лучше быть недовольным человеком, чем довольной свиньёй». Даже сбежав из ада, люди воссоздают его в другом месте, ибо хорошо там, где нас нет. Хуже всего то, что большая часть человечества уже не страшится религиозного ада, который бледнеет перед ужасами ада земного. Скоро придётся и тот и другой закрыть за ненадобностью. Рождение мира, как и человека, есть результат слепого акта безумия. «Не родиться – вот что разумнее всего», – говорил персонаж трагедии Софокла Эдип. Деятельная активность и самообман нуждаются в существовании друг друга. «Всё живое антирационально, а всё рациональное – антижизненно. Это и есть основа трагического чувства жизни», – писал Унамуно. В таком случае, не лучше ли будет попытаться создать что-нибудь получше бытия? Постепенно становится всё меньше простых людей. Простым является то что лишено частей. Простой человек мыслит себя как ходячий инстинкт. Остальные периодически задумываются. «Самоубийство – это экзистенциальный вывод чистого мышления», – говорил Кьеркегор. Всякий прогресс как увеличение интеллектуального развития ведёт к увеличению страдания, связанног с осознанием бессмысленности жизни. Одновременно происходит освобождение интеллекта из под власти инстинкта. Мы любим мир не потому, что он прекрасен, а потому что мы обязаны его любить. Так велит нам инстинкт. Основные мотивы самосохранительного поведения таковы: 1) Инстинкт. 2) Следование традиции. 3) Привязанность к окружающим. 4) Социальная ответственность. 5) Привычка жить. Модернизация уничтожает все эти мотивы вместе с ликвидацией бедности, распространением образования, разрушением института семьи, эмансипацией женщины, низведением религии до положения коллективной психотерапии. На смену всему этому приходит массовый индивидуализм. В 1960-е годы в Испании и Португалии, где в то время правили диктаторские режимы и процветал клерикализм, отмечался самый высокий уровень рождаемости в Европе. Тоталитарные диктатуры, так же как и религии, принципиально антиинтеллектуальны и в этом их сила. Они не только утверждают, что мир управляется иррациональными силами, но проповедуют иррациональное отношение к миру, т.е. иррационализм. Они противопоставляют упадку принципиально антиразумный жизнелюбивый миф, чтобы пробудить в массах энтузиазм и готовность к коллективным свершениям. С одной стороны они имеют тенденцию досрочно отправлять инакомыслящих в Небытие, и в этом заключается их гуманизм (хотя неблагодарные инакомыслящие не понимают своего счастья и злобствуют). С другой стороны, они увеличивают рождаемость, поскольку священники нуждаются в пастве, а тираны в солдатах. Словом, когда в Португалию и в Испанию пришла либерализация, за каких-то 30 лет с католической культурой рождаемости в этих странах было покончено и их население начало стремительно уменьшаться. Сегодня нежелание иметь детей оказывается сильнее церковных запретов. Религия отступает перед презервативом. В 1776 году Адам Смит писал: «Бедность благоприятствует размножению». А образование ему препятствует, потому что у образованных людей и особенно у женщин – совсем иной, противоестественный, круг интересов. Демографические исследования дают устойчивую закономерность: в семьях с высоким доходом и образованием показатели рождаемости всегда были, есть и будут категорически ниже, чем в семьях с меньшим доходом и образованием. Отдельные исключения здесь только подтверждают правило. Получается, что по мере вовлечения всё новых народов в модернизацию, они тоже неизбежно начнут вымирать. Это произойдёт даже в том случае, если коренное население Европы полностью исчезнет, а его место займут мигранты и их потомки. Характерно, что, если первый демографический взрыв 20 века, продемонстрировала миру Латинская Америка, то сегодня рождаемость там заметно сокращается, как и у негров в США. Будучи опрокинутой в будущее, эта глобальная тенденция в перспективе приводит человечество к абсолютному нулю. Ни о чём нельзя сказать ничего? Ни о чём следует сказать Ничто! Окончательную мысль можно довести до конца лишь при наличии изрядной доли свирепости. В 2008 году в России вышла в свет тысячестраничная «БИБЛИЯ НИЧТО, БИБЛИЯ ПУСТОТЫ», сурово предрекающая Абсолютный Разрыв Духа. Параллельно подготавливается издание в Индии (Astha Associates, Allahabad) и в США (Grey Wolves, New York). Составитель: azSacra/Азсакра Заратустра. «Все концепции и идеи «нигилизма» как на Востоке, так и на Западе пришли в упадок. Все, даже царственные формы нигилизма, уже не срабатывают. Но приближается нечто/Ничто Иное – Ничто к Власти и Пустота к Господству. Внутри всех жизней будет образован новый пустoтный союз – узел молний, т.е. соединение самой крайней формы чувственности и самой максимальной вне-формы отрешённости или Сверх-Власти Небытия. Грядёт превышение самого превышения», – предрекает русский философ azSacra zaRathustra. Уход в Небытие – это бытие в бесконечности Духа. Мы заставим Историю Духа остановиться только на единственной стадии – Абсолютного Разрыва, которому посвящена самая великая книга из всех созданных Духом в мёртвой петле истории человечества: «Библия Пустоты – Библия Ничто». Это post scriptum Вселенной. Без этой Книги Книг уход человечества не имел бы смысла. Ибо человечество повторит ошибку, свойственную всем без исключения уходящим – уйдёт слишком поздно. Свободен не тот, кто освобождается от Небытия, а тот, кто овладевает им. В этом и заключается Ничто к Власти и Пустота к Господству. В любом случае, Небытие должно быть заслуженным. Кто виноват? Никто. Что делать? Забыть родиться, чтобы вспомнить Ничто до его рождения. Последние слова Всё, составленное из частей, разрушается. Существующий порядок вещей есть внутренняя причина всего происходящего. Чтобы остановить уничтожение, необходимо устранить сами вещи и тогда нечему будет исчезать. «Никто не родится и никто не умрёт и не покончит с собой, и никто никого не убьёт». Существовать – это значит творить собственное Небытие. Ибо всё разумное – недействительно. А всё действительное, соответственно, неразумно. Однако разум об этом, как правило, не догадывается, демонстрируя свою собственную несостоятельность. Возможно, что Марксу так и не удалось переставить гегелевскую философию с головы на ноги. В священной книге мусульман говорится: «Для кого смерть не является благом, для того и жизнь не является благом. Для верующего первым благом является смерть, потому что после смерти Всевышний показывает те блага, которые Он ему приготовил». Одного мудреца спросили, что бы он пожелал своему лучшему другу. «Смерти», – ответил он. «А кроме смерти?» – спросили люди. Он ответил, что пожелал бы поменьше детей и имущества. Если мы существуем только временными вещами, то они снова и снова будут возникать. Если мы суетимся над созданием временных ценностей, тогда смерть всегда будет несвоевременна, потому что всегда можно что-нибудь ещё сделать. Возможно, поэтому Кьеркегор утверждал, что отличительный признак большинства – это ни к чему не обязывающая болтовня, в том числе и в последних словах. Но если человек живет метафизическими интересами, то в итоге у него может сформироваться ощущение завершённости, которое задаёт определенную перспективу жизни в целом. На довольно часто возникающий досужий вопрос: «Как бы вы хотели умереть, если бы вам была дана возможность выбрать способ смерти?»– глубоко верующие обычно отвечают: «Мне неважно, где я буду, и что со мной будет. Самое важное для меня, чтобы я умер в молитве, обращенной к Богу». Несомненно, последние слова умирающих людей очень значимы: не только потому, что содержат в себе тот или иной итог жизни, но также потому что часто обладают определённой нравственной ценностью и могут послужить примером для временно остающихся в живых. Когда человек демонстрирует презрение к смерти, его уход превращается в таинство. Вызывает восхищение, когда люди находят в себе силы попрощаться с близкими, оставить им какие-то заветы. Или вообще красиво уйти, на прощание, хлопнув дверью. Как Мисима, перерезавший себе живот с криком «Тэнно хэйка бандзай!» или подобно Саддаму Хусейну, который умер, мужественно выслушивая трусливые оскорбления. Умер, как говорится, «в молитве, обращённой к Богу». Что касается женщин, то для них идеальной представляется самопожертвование Кларетты Петачи. А также индийский ритуал Сати. Однако, что толку говорить о соблюдении верности в отношении умирающих или мёртвых, когда сегодня она сплошь и рядом не соблюдается даже по отношению к живым? Ведь человек, не обладающий духовными потребностями находится в плену потребностей физиологических. А в качестве суррогата духовности обычно выступает возникшая в эпоху Возрождения новая разновидность религиозной веры – вера в Разум, которая сегодня трансформировалась в веру в Науку и Научную Картину мира. В наши дни на науку возлагают надежды, которые ранее связывали с традиционными религиями, включая и достижение вечной жизни. Однако любая наука строится на выявлении закономерностей. Британский учёный Бернард Рассел в этой связи говорил, что цыплёнок, который ежедневно получает корм после того, как птичник прошёл через двор, в конечном счёте приходит к выводу о взаимосвязи между приходом птичника и наличием в кормушке еды. Но однажды птичник проходит через двор и сворачивает цыплёнку шею. Как и каждому из нас – и здесь по определению бессмысленно любое «научное мышление». «Пророк сказал: «Вы старайтесь, чтобы умирающий произносил слова: «Ла илахаа иллАллаха». У кого эти слова окажутся последними, тот войдет в Рай. Также постарайтесь, чтобы они стали первыми словами ваших детей. У кого эти слова окажутся первыми и последними, с того не спросят за его деяния, хоть проживет он тысячу лет», – учил исламский мыслитель Аль-Бухари и Муслим. «О, замечательно умереть так: получить предвкушение небес ещё здесь, на земле, испробовать изысканные блюда со стола бессмертных, побывать там душой, оставаясь здесь! Это ждёт вас, это же ждёт и меня, если мы до смерти останемся верными, продолжая усердное служение. Я уже говорил вам: если мы веруем в Христа, умрём в безопасности», – вторит ему христианский проповедник Чарльз Сперджен. Когда мы поднимаем взгляд к небу, мы пытаемся увидеть в этой бесконечной Пустоте дорогу назад. К самим себе. Тэнно хэйка Nichts! Коллекция последних слов умирающих от сотрудника реанимационной команды. (Материал из интернета, автор неизвестен): «Все скорбные вхождения этой небольшой базы данных – литерные, от А до Щ. Э, Ю и Я остались незанятыми – доктор отошел от дел, и стал писать свой живой журнал. Таинственно и символично. «Бумеранг, каким бы не был его полет, должен вернуться назад. Если ты положишь руку на пульс, то почувствуешь обратный отсчет, включившийся в момент твоего рождения. Ты обязательно умрешь. Всю свою жизнь, если ты не немой, ты говоришь – комментируешь себя. Говоришь слова, слова о словах… Когда-нибудь, то, что ты скажешь, будет твоим последним словом, твоим последним комментарием. Ниже – последние слова других, которые я слушал в течение пяти лет работы в больнице. Сначала начал записывать их в тетрадку, чтобы не забыть. Потом понял, что запоминаю навсегда и записывать перестал. Здесь далеко не все – так, избранное… Поначалу, перестав работать в больнице, я сожалел о том, что подобные вещи теперь могу услышать крайне редко. Только потом понял, что последние слова можно услышать и от живых людей. Достаточно просто прислушаться повнимательней и понять, что большинство из них уже тоже больше ничего не скажет. «Помой смородинку, сынок, она только-только с огорода…» А. 79 лет (Это была первая запись в моей тетрадке, первое, что я услышал, когда был еще санитаром. Я пошел помыть смородинку, а когда вернулся, бабушка уже умерла от инфаркта с тем же выражением лица, с каким я ее оставил). «Убери катетер, залупу жжет.» Б. 52 года (Огромных размеров шахтер из Донбасса, который не знал, как правильно произносится половина наиболее употребительных слов русского языка. Говорил отрывистым басом. Пока он не умер, катетер так и не убрали.) «А он все-таки интеллектуальней тебя…» В. 47 лет (Пожилая, очень богатая азербайджанка, которая закатила истерику, потому что хотела видеть своего сына. Им дали десять минут на разговор и когда я пришел, чтобы выпроводить его из отделения, то услышал, как это было последним, что она ему сказала. После того, как он ушел она достаточно злобно на всех смотрела, ни с кем не разговаривала, а еще через час умерла в результате остановки сердца.) «Уберите руки, вооруженная шайка! Вы же клялись мне в вечной дружбе!» Г. 44 года (Это был какой-то старый еврей в полном маразме. На первый день после операции, видимо после наркоза, признавался всем в любви, а на второй решил, что мы «злая шайка, которая переоделась в людей священной профессии». Был недалек от правды. Ругался целый день и к вечеру, не переставая ругаться, умер). «Я себе этой …ней уже раз пятьсот брызнул!» Д. 66 лет (Какой-то слесарь, умер от приступа бронхиальной астмы, стоя передо мной. Это единственное, что он успел мне сказать, показывая флакон с ингалятором, расширяющий дыхательные пути. После чего рухнул на пол.) «Вы что, …ели, ..ядь? Что вы, ..ядь, …ели? Вы что, …ели, ..ядь?» Е. 47 лет (Тоже, наверное, слесарь. Или столяр. Короче, алкаш какой-то с редким для науки заболеванием. У него остановилось сердце, когда он, стоя голый на мраморном полу, мочился на пол. Он упал, мы начали перекладывать его на кровать, на весу пытаясь произвести массаж сердца. В это время, он, задыхаясь, задавал нам свои «последние вопросы».) «Калий…» Ё. 34 года (Калий был причиной его смерти. Медсестра не выставила скорость капельницы и молниеносное введение калия вызвало остановку сердца. Видимо, он это почувствовал, потому что когда я вбежал в зал на сигнал приборов, он поднял вверх указательный палец и показав на пустую банку сообщил мне о том, что в ней было. Это, кстати, был единственный случай передозировки калием из нескольких десятков в моей практике, в результате которой наступила смерть.) «Насколько вы отдаете себе отчет в том, что делаете. Напишите мне листке бумаги, насколько вы отдаете себе отчет в том, что вы сейчас делаете…» Ж. 53 года (Ж. был инженер-гидравлик. Он страдал ипохондрическим бредом, выспрашивая у всех и вся о механизме действия каждой таблетки и «почему у меня здесь чешется, а здесь колется». Просил врачей расписаться у него в блокноте за каждый укол. Если честно, то умер он из-за распиздяйства медсестры, то ли она кардиотоник перепутала, то ли его дозу… Не помню. Помню только, что он сказал напоследок.) «Вот здесь очень больно!» З. 24 года (У этого молодого человека был зарегистрирован один из самых «молодых» инфарктов в Москве. Он постоянно просил только «пи-и-ть…» и говорил, положив руку на область сердца, о том, что ему очень больно. Его мать говорила, что у него был очень сильный стресс. Через три дня была зарегистрирована самая «молодая» смерть от инфаркта миокарда. Он умер, повторяя эти слова…) «Хочу домой» И. 8 лет (Девочка, которая две недели после операции на печень говорила только два этих слова. Умерла на моем дежурстве.) «Бывало состояние получше…» К. 46 лет (Больной, который после двух бессознательных месяцев попросил сдуть ему манжетку на трахеостоме, убедив всех, что ему обязательно нужно что-то сказать. Прохрипев два этих слова, он снова потерял сознание и в себя уже не пришел.) «Я – родственник Игоря Лангно.» Л. 28 лет (Он и был блондинистым прибалтийским парнем с тяжелейшим пороком сердца по имени Игорь Лангно.) «Лариса, Лара, Лариса…» М. 45 лет (У М. был повторный обширный инфаркт миокарда. Он умирал и агонизировал три дня, все время держась за обручальное кольцо пальцами другой руки и повторяя имя своей жены. Когда он умер я снял это кольцо, чтобы отдать ей.) «Не стоять вам у моих холодных ног.» Н. 74 года (Эта бабка говорила всем, что они ей «чужие». Свою последнюю фразу она сказала гордо и чуть злобно. Сказала мне во время ночного обхода, отказавшись от лечения. После этого она демонстративно отвернулась к стенке и заснула. Утром, ее обнаружили соседки по палате, умершую в этой позе. У ее холодных ног мне действительно стоять не пришлось). «Девочки, купите мне два «Вагон Вилса», пожалуйста. Жена вам деньги отдаст. К чайку. Спасибо.» О. 57 лет (Не по годам хорошо выглядящий диабетик, который, испугавшись, что ему случайно поставили капельницу с глюкозой, вколол себе «передозировку» инсулина. В это время медсестры выходили в магазин на улицу и он попросил их купить ему шоколадку, чтобы поднять уровень сахара. После этого потерял сознание от гипогликемии. В себя так и не пришел. Шоколадки принесли, когда он уже умер. Жена денег так и не отдала.) «Вы же врач… Следовательно, так оно и будет, как вы мне говорите.» П. 44 года (Интеллигентный седой грузин, который постоянно дружески пожимал руки всем, кто к нему подходил, твердя, что всем доверяет и во всех верит. Эти слова он сказал после инъекции морфия, перед тем, как ему надели кислородную маску. Во сне у него началась фибрилляция желудочков. Его раз тридцать били током. Потом сердце остановилось. Не завели.) «Староват я, конечно, стал…» Р. 62 года (Астеничный дедушка с седой проплешиной, успешно поправлявшийся после банального аортокоронарного шунтирования. Он лежал один в одноместной палате и постоянно ворочался в кровати так, что «комкалась» простыня и ее регулярно приходилось натягивать, чтобы не было пролежней. На возраст, покряхтывая, пожаловался как раз в этот момент, переваливаясь с боку на бок. Осложнений у него не было. Я сделал ему инъекцию релланиума, чтобы он заснул. Умер во сне, видимо, «от старости»). «Если оклемаюсь нормально и сердце прирастет, могу вам с Севера настоящие унты привезти. В унтах, вон, на охоту можно ходить, так что в Москве горя знать не будете. Если отторжения не будет, как у подводника, то можно ко мне будет в гости съездить. У нас там время бывает, когда солнце за горизонт не заходит. Трыньк – туда, трыньк – обратно… В сантиметре от горизонта зависнет – и обратно. Там я вам устрою праздник жизни. На сопки свожу. Так отдохнете у нас на севере, что на юг не захочется. Ладно, посплю, посплю… Я когда посплю, вроде не так тревожно… Аккуратненько с электродами, а то утром проснулся, ничто не бежит… Ну думаю, все… Да это я так, чё вам буду рассказывать, сами все знаете…» С. 43 года (Во время этого рассказа медсестра вводила снотворное, на котором он заснул. Этот больной был усатым жителем Крайнего Севера. Он приехал в Москву с диагнозом «дилатационная кардиомиопатия», у которой есть только один способ лечения – пересадка сердца, после которой мы с ним и дежурили. «Подводник» – это его приятель по отделению, всю жизнь прослуживший на подводной лодке, умерший в период криза отторжения, через месяц после операции. У него были те же показания к пересадке, до которых он себя довел, дав обет «трахнуть 100 баб», сломавшись на 76-ой. С. не дотянул даже до криза. Он умер через семь или восемь часов от какой-то молниеносной инфекции. Я помню, что был большой скандал с хирургами, которые упрекнули нас в несоблюдении стерильности. По-моему, даже СЭС вызывали…) «Все?.. Да?.. Все?.. Все?.. Да?.. Все?.. Да?..» Т. 56 лет (Этот больной умер примерно как вышеупомянутый Е. Он без разрешения встал, чтобы самостоятельно помочиться в «утку». В этот момент началась фибрилляция желудочков и он упал на пол. Мы, всей сменой, положили его на кровать. Началась остановка сердца, кто-то начал «качать»… Он, что трудно объяснить, оставался в сознании. На каждое нажатие груди, на выдохе, он выдавливал из себя один из этих вопросов. Ему никто не отвечал. Это продолжалось секунд десять.) «Когда летал видел белые огни, правда, эту сам пей, когда придет дочка» У. 57 лет (На самом деле это был военный летчик Белоусов. Обаятельный, красивый и очень сильный духом дядька. С осложнением он лежал четыре месяца на искусственной вентиляции легких, пока не умер от сепсиса. Это не слова – из-за трахеостомы он не мог говорить – это его последняя записка, которую он писал огромными буквами, напоминавшими каракули дошкольника. Про белые огни он мне раза три пытался объяснить, но, к сожалению, я так ничего и не понял. «Сам пей» – по поводу «чудодейственного» трупного лекарства мумие, которым его добросовестно отпаивали по настоянию родного брата, тоже, кстати, военного летчика. С Белоусовым я дежурил полтора месяца, дежурств пятнадцать подряд. Очень к нему проникся, реально хотел, чтобы он выздоровел. Он умер ночью и я невероятно расстроился. Утром, уходя с работы, я столкнулся с его дочкой в дверях отделения. Она меня знала и улыбнувшись спросила: «Как он там? Я, вот, пюре ему детское принесла, минералку, меда…» Я нахмурился, нарочито – грубовато пробормотал что-то об усталости после бессонной ночи, и быстренько забежал в лифт. Говорят она просидела у входа часа два, никто ей так и не решался сказать…) «Иди ко мне! Я поделюсь с тобой кайфом!» Ф. 19 лет (Это слышал не я. Это слышал один мой приятель, с которым я познакомился, когда он работал продавцом в музыкальном магазине. Слова эти принадлежат его девушке, которая через несколько минут умерла от героинового овердоза. У него дома, в его кровати. Уже потом, я спросил его, помнит ли он ее последние слова. «Конечно, я их никогда не забуду!», – ответил он и поделился со мной.)» 2007 – 2009 гг. ЛИТЕРАТУРА (Интернет-источники): 1.Русская страница. Живой журнал: