"Энвер Ходжа. Хрущевцы (полит.)" - читать интересную книгу автора

Хрущева. Эта тактика должна была быть противопоставлена методу "замкнутой
работы Сталина", методу "его сектантской работы", который, по словам
хрущевцев, серьезно мешал открытию Советского Союза по отношению ко внешнему
миру.
Эта хрущевская пропаганда должна была показать советскому народу, что
он теперь приобрел "истинного вождя-ленинца, который все знает, все решает
правильно, выделяется исключительной, живостью, дает заслуженный отпор
любому", и бурная деятельность которого "помогает исправить в Советском
Союзе все, преодолеть преступления прошлого и двигаться вперед".
Я находился в Москве по случаю какого-то совещания партий всех
социалистических стран. Кажется, это было в январе 1956 года, на совещании
по вопросам экономического развития стран-членов СЭВ. Это было время, когда
Хрущев и хрущевцы усиливали свою вражескую деятельность. Мы с Хрущевым, и
Ворошиловым были на даче под Москвой, где должны были обедать все мы,
представители братских партий. Остальные еще не пришли. Никогда до этого
советские руководители открыто не говорили мне плохо о Сталине, и я, со
своей стороны, продолжал по-прежнему с любовью и глубоким уважением
отзываться о великом Сталине. По-видимому, эти мои слова плохо звучали в
ушах Хрущева. В ожидании остальных товарищей Хрущев и Ворошилов сказали мне:
- Не выйти ли нам в парк подышать свежим воздухом?
Мы вышли и прошли по дорожкам парка. Хрущев говорит Климу Ворошилову:
- Ну, расскажи-ка Энверу об ошибках Сталина.
Я навострил уши, хотя давно подозревал их в злопыхательстве. И
Ворошилов заговорил о том, что "Сталин допускал ошибки в партийной линии,
был груб и до того жесток, что с ним нельзя было спорить".
- Он, - продолжал Ворошилов, - потворствовал даже преступлениям, за
которые и несет ответственность. Ошибки допускал он и в области развития
народного хозяйства, поэтому эпитет "зодчий социалистического строительства"
ему не подходит. К другим партиям Сталин относился неправильно ...
Ворошилов вдоволь наговорил на Сталина.
Кое-что я понял, а кое-чего нет, ибо я, как писал и выше, не хорошо
знал русский язык, но тем не менее суть беседы и цель обоих я хорошо понял и
был возмущен услышанным. Хрущев шел впереди и палкой касался посеянных в
парке капуст. (Хрущев даже в парках сеял овощи, выдавая себя за большого
знатока земледелия.)
Когда Ворошилов закончил свою болтовню и клеветнические измышления, я
спросил его:
- Как это возможно, чтобы Сталин допускал такие ошибки?
Побагровевший Хрущев обернулся и ответил мне:
- Возможно, возможно, товарищ Энвер, Сталин такие ошибки допускал.
- Но ведь вы все это замечали еще при жизни Сталина. Как это вы не
помогли ему избежать этих ошибок, которые, как вы утверждаете, он допускал?
- спросил я Хрущева.
- Вопрос-то, товарищ Энвер, естественный, но видишь эту капусту? Сталин
рубил голову с такой легкостью, с какой садовник может срубить эту капусту,
- и Хрущев палкой тронул капусту.
-Все ясно! - сказал я Хрущеву и больше не вымолвил ни слова.
Мы вернулись на дачу. Остальные товарищи уже приехали. Я кипел
негодованием. В тот вечер они собирались преподнести нам улыбки, как и
обещания "более быстрого" и "более стремительного" развития социализма,