"Тами Хоаг. Плач волчицы " - читать интересную книгу автора

Луизианы в это время года.
Старые позолоченные часы на камине спальни громко и беспокойно тикали и
ослепительно блестели. Одиннадцать тридцать. Уважаемые жители Байю Бро давно
встали и трудились в поте лица. Джек не помнил, когда вернулся домой.
Видимо, около полуночи. А может, уже рассветало, когда он ввалился в старый
дом, который местные жители называли ЛАмур. Он бросил задумчивый взгляд на
тяжелую, кровать на четырех ножках, со смятым покрывалом, валявшимся у
резного изголовья. Судя по смятым простыням, в ней спала женщина. Он смутно
помнил ее... большие голубые глаза и ангельское личико... огонь и
хрупкость...
Сейчас в его кровати женщины не было, что само но себе было уже хорошо.
У него не было настроения для утренних упражнений. Голова гудела так, .как
будто ее долго били колотушкой.
Последнее, что он помнил, это как Леонсио вывел его из "Френчи". Он мог
пойти куда угодно и.сделать что угодно. Боль сжала виски, как щипцами, когда
он попробовал вспомнить хоть что-нибудь. Забавно, подумал он, и его рот
иронически скривился: он напился, чтобы забыть. Почему он не мог оставить
все, как есть?
- Потому что ты испорчен, Джек,- пробормотал он хриплым прокуренным
.голосом, севшим еще больше после вчерашнего громкого пения в зале, где
девяносто процентов посетителей дымили не переставая.
Он попытался подняться со старого скрипучего стула, но после Бог знает
скольких часов сна в сидячем положении его тело болело и хрустело. Не без
труда встав, он потянулся с изяществом большого кота, почесал свой голый
плоский живот, попутно заметив, что верхняя пуговица на его выгоревших
джинсах расстегнута, но застегивать ее не стал.
Его взгляд привлек лист бумаги в машинке, и, вынув его оттуда, он стал
изучать его, сердито хмурясь на написанное, недавно казавшееся ему
совершенством.
Она пытается закричать, она бежит, но в легких нет воздуха, и они
работают, как мехи. Только жалостливые тонкие звуки вырываются из груди и
отбирают у нее последние драгоценные силы. Слезы застилают ей глаза, и она
старается их прогнать, смахнув их рукой, проглотить комок в горле, мешающий
ей дышать, и продолжает бежать через густые заросли.
Лунный свет с трудом пробивается через кроны деревьев. Освещение
какое-то ирреальное, жуткое. Ветки. хватают ее, бьют по лицу, рукам. Ее ноги
заплетаются и задевают корни дубов и ив, которые растут на мягкой, влажной
земле. Падая, она успевает оглянуться и увидеть, что смерть уже близко,
слишком близко. Спокойная, неотвратимая. Ее сердце бешено колотится, готовое
разорваться. Она ползет, стараясь спрятать ноги под себя. Ее руки цепляются
за корни и сухие листья. Ее пальцы хватают толстое, упругое тело змеи, и она
кричит, стараясь спрятаться от треугольной головы и обнаженных ядовитых
зубов, которые кусают ее. У нее начинает кружиться голова, медный привкус
страха появляется во рту, болото побеждает ее. Смерть подкрадывается ближе.
Неотвратимая, безжалостная, злобно усмехающаяся...
Чепуха. Абсолютная чепуха. С возгласом отвращения Джек смял страницу и
бросил ее в направлении корзины для бумаг, которой служила старая китайская
ваза и которая вполне могла оцениваться в маленькое состояние. Но Джеку это
было безразлично, ему не хотелось думать об этом. Он наткнулся на нее на
чердаке, она была завалена старой, съеденной молью одеждой, которую давно