"Ольга Хмельницкая. Маленькая женская хитрость " - читать интересную книгу автора

одиннадцати. Ноги болели, грудь была искусана ненасытным профессором.
Девушка с трудом дошла до скамейки в парке, села на холодные гладкие доски,
съежилась и заплакала от отвращения и унижения.

***

Тигринский проснулся первым и долго смотрел в окно. Там было пасмурно,
сыро и темно: туман, поднявшийся еще вчера вечером, и не думал рассеиваться.
Казбич сидел посреди комнаты и смотрел на Тигринского настороженным
взглядом. Аля спала, накрывшись одеялом почти с головой. Она тихонько
сопела, лицо было серьезным.
"Наверное, снятся рабочие будни", - подумал Стас, встал с коврика,
стараясь не скрипеть, сложил одеяло на кресло и пошел на кухню.
"Надо приготовить завтрак", - решил он и полез в холодильник. Готовить
Тигринский умел, но не любил: многолетняя жизнь в общежитии многому его
научила, в том числе стирать майки и жарить картошку, но он всей душой
ненавидел эти занятия. Казбич тоже пришел на кухню, развалился на
подоконнике и смотрел на Стаса с плохо скрытым раздражением: ему
категорически не нравилось, что какой-то непонятный тип роется в их с
хозяйкой холодильнике.
"Ничего, вот женюсь, и моя жена будет все это делать. И стирать, и
картошку жарить. А кота мы назад на помойку отправим, вон как разжирел,
свинтус", - думал Стас, и довольная улыбка сама собой появлялась на его
светлом веснушчатом лице. Начистив картошки и поставив сковородку на огонь,
чтобы прогреть масло, Стас провел рукой по лицу и обнаружил там заметную
щетину.
"Побриться надо, - подумал он, швырнув в Казбича подгнившей
картофелиной. Тот негодующе замяукал и убежал к хозяйке. - А зачем мне
бриться? Мне, собственно, идти никуда не надо. Назад в общежитие я не пойду.
В институт тем более. Там Стручков, а мне с ним не о чем разговаривать, -
думал он, глядя, как аппетитно подрумянивается на сковородке картошка. -
Сейчас проснется Аля, я сделаю ей предложение, она согласится стать моей
женой, и тогда я точно не уйду отсюда уже никуда". Эта мысль его вдохновила
до крайности, на заросших щетиной щеках даже выступил румянец. Через полчаса
картошка была готова, но Аля все спала и спала.
- Аля... цветочек ты мой аленький, - шептал Тигринский, пытаясь
аккуратно растолкать девушку. - Вставай, солнышко, уже почти девять часов.
"Солнышко" вдруг резко вскочило, схватило часы и с криком "опять
опаздываю!" кинулось в ванную. Тигринский, ранняя пташка, привыкший, что в
общежитии кто первый проснется, тот и наденет единственные на всю комнату
носки, только пожал плечами. Аля вовсю фыркала и плевалась под душем, иногда
вскрикивая что-то вроде "уже почти девять часов! О ужас!". Стас тем временем
на кухне репетировал главные слова. Он поставил на стол тарелку с картошкой,
положил рядом вилку, порезал остатки хлеба и намазал их маслом, а также
приготовил чай. Все выглядело так аппетитно, что Стас с трудом подавил
жуткое желание съесть все это сам. Вместо этого он сел в угол и принял
смиренный вид. Ровно через секунду после этого на кухню влетела Аля, уже
одетая в свою обычную серую одежду и с очками на носу, плюхнулась на стул и
стала стремительно поглощать картошку, нервно поглядывая на часы.
- А ты почему еще не одет? - пробурчала она с набитым ртом. - Одевайся