"Иоанна Хмелевская. Инопланетяне в Гарволине (Повесть; фантастика)" - читать интересную книгу автора

летающих тарелках и прочей посуде он воспринимал скептически. Лично ему
так и не удалось увидеть в небесных просторах ни одного из предметов
столового сервиза, и он никогда не встречал человека, который бы видел эти
предметы собственными глазами. Теперь все таинственные рисунки ацтеков и
майя, математические тайны Стоунхенджа и египетских пирамид, рассуждения о
посетивших некогда Землю космических пришельцах и даже Бермудский
треугольник вызывали у него лишь язвительное недоверие. Нет, хватит с него
разочарований, пора примириться с грустной безнадежностью.
И все же... Укоренившиеся в каких-то потайных клетках организма детские
мечты нет-нет да отзывались в редакторе тихой грустью. Хоть бы что-нибудь
из космоса... пусть даже самое незначительное.
Очнувшись от своих невеселых мыслей, редактор услышал, что консультант по
науке и технике продолжает его собственные рассуждения, продолжает с жаром
и энтузиазмом.
- Представляете? Полнейший переворот в экономике и политике!
Производительность труда поднимается до небывалых высот! Государственный
строй наконец стабилизируется...
- А какой строй? - перебил его фоторепортер, слушавший раскрыв рот.
- Какой надо! - твердо заявил научный консультант. - И огромный
технический прогресс! Просто прыжок!
- А потери? Забыл? - ехидно поинтересовался сатирик, не сумев, однако,
скрыть надежды, прозвучавшей в его саркастическом вопросе.
- Какие еще потери? - не понял его консультант.
- Как это какие? Ведь паника поднимется неимоверная.
Тут в дискуссию вмешался редактор.
- Никакой паники быть не может! - веско заявил он. - Люди - существа
разумные, они поймут, что к чему, к тому же пришельцы несут им только
добро.
Сатирику очень не хотелось расставаться с чудесной картиной хаоса и
паники, охватившей землян. На созданную его воображением картину,
безусловно, повлияли яйца вкрутую, которыми он питался последние недели,
ибо во вселенском хаосе превалировали разрушенные курятники, одичавшие
куры и горы разбитых яиц, которые уже никто и никогда не сварит вкрутую.
Затем промелькнули страшные картины разрушенного Дворца культуры и
превращенной в развалины площади Парадов. А вот разваливаются на куски
многочисленные ненавистные учреждения, из них выбегают вне себя от ужаса
сильные мира сего... Нет, такими мечтами сатирик с коллегами делиться не
собирался, но глаза его засияли подозрительным блеском.
- Интересно, каких людей ты имеешь в виду? - спросил он редактора. -
Научных работников или самых простых людей?
- Ну, не совсем простых, - ответил редактор, соскребывая с клавиши ""
своей машинки засохший кусочек куриного желтка. - Пусть не столица, но и
не совсем глухая деревня. Нечто среднее.
- Пусть среднее. И там возникнет паника и всеобщий ужас.
- А вот и нет! Наоборот, я считаю, главной реакцией людей будет
любопытство. Да вы сами подумайте. Приземляется что-то этакое, непонятное,
из него выходят какие-то такие, немного похожие на людей, но очень
немного...
- Сдается мне, еще не было случая, чтобы кто-то вышел, - задумчиво заметил
фоторепортер.