"Иоанна Хмелевская. Две головы и одна нога" - читать интересную книгу автора

пойму его смысла. Значит, назову только имя жертвы, фамилию же Елены пусть
сами устанавливают. Хотя... Зачем задавать своим ментам дополнительную
работу? Ладно уж, назову и фамилию, совру, что тогда, на шоссе, женщина
сказала мне не "Я Елена...", а "Я Елена Выстраш". А может, я ошибаюсь,
никакая это не Выстраш? Там, на шоссе, наша полиция уже действовала,
наверняка установлены анкетные данные жертв катастрофы, могли же быть у
жертв какие-никакие документы... Езус-Мария, но я ведь своими глазами
видела эту женщину сразу после катастрофы, она и в самом деле была жертвой
катастрофы, но жертвой... как бы это сказать? Целой, не разорванной на
куски, все части тела были при ней, так откуда же взялась эта отдельно
взятая голова?!
Мне уже казалось, что и моя собственная голова отделена от тела, так
она плохо работала, все в ней смешалось. Ну ладно, до чего я додумала?
Ага, отвезти ее обратно в Польшу. А как? Обложить льдом? И где держать?
Опять большим напряжением воли заставив себя сосредоточиться, я
подвела итоги: во-первых, не выбрасывать находку сию же минуту в мусорный
ящик и, во-вторых, посоветоваться с Гжегожем. Тема, прямо скажем, не очень
подходящая для разговора при первой встрече с любимым мужчиной после
двадцатилетней разлуки, но я не виновата...
Сколько раз в далеком прошлом Гжегож выручал меня, помогал и советом,
и делом!
Воспоминания обрушились на меня со страшной силой.
Тогда он уехал на Ближний Восток. Стали приходить письма, я,
разумеется, отвечала, письма приходили в общем нормально, никто их не
перехватывал, никакая цензура не вскрывала. О многом писал тогда Гжегож, и
вот однажды я получила от него необычное письмо.
...Ты одна можешь сказать мне всю правду. Муж, как правило, узнает
обо всем последним, похоже, я не исключение. До меня дошли нехорошие слухи
о Галине, возможно, это лишь злобные наговоры и досужие сплетни, но не
исключено, что и правда. Конечно, у меня в Варшаве полно знакомых,
приезжают и начинают рассказывать. Глупо как-то бить по морде таких
шутников, если окажется, что они говорят правду... Очень рассчитываю на
тебя, знаю, ты все досконально разузнаешь и сообщишь правду. Факты, только
факты, а не досужие вымыслы. Никто, кроме тебя, этого не сделает, да и ни
к кому, кроме тебя, мне не хотелось бы обращаться. Как-то не хочется
посторонних мешать в это дело. Не сомневаюсь, уж ты-то меня поймешь...
Прочла я письмо, и мурашки пробежали по коже. В это время я уже
связалась - если это слово уместно - с моим так называемым вторым мужем,
который с ума сходил по мне. Гжегожа я с болью в сердце вынуждена была
сдать в архив. Понимать-то его я понимала, мы вообще всегда потрясающе
хорошо понимали друг друга. И в самом деле, нет ничего хуже неизвестности,
но... Мне, мне сообщить ему, что любимая жена ему изменяет?! Это уже
просто извращение какое-то. Не стану врать, прихватить Галину во время
оргии с казачьей сотней доставило бы мне несказанную радость, но тогда
пришлось бы и запечатлеть на кинопленке шокирующие сцены, одного описания
было бы недостаточно. А кроме того, известно, что к лицам, доносящим о
таких вещах, люди, как правило, не испытывают симпатии, и Гжегож при одной
мысли обо мне будет вздрагивать от отвращения, ведь сразу же возникнет
ассоциация... не с казачьей сотней, но с изменой обожаемой жены. Этого мне
только не хватало! Неугасающее чувство к этому человеку таилось в глубине