"Владимир Хлумов. Старая дева Мария" - читать интересную книгу автора

* * *

Змей-искуситель Верзяев, из всей упоминавшейся выше компании был, конечно,
самым жизнелюбивым человеком, и уже по одному этому самым первым негодяем.
Он любил все земное, любил вкусные деликатесные вещи, например, икру черную
и красную, свежую и обязательно с водочкой, любил красивых женщин, любил
свой авто и быструю езду на нем, особенно с кем-нибудь вдвоем, любил
хорошие книги, с перцем, с контрапунктом, не любил, однако, Чехова за
неумение увидеть в жизни пронзительную сладостную цель и изобразить истинно
талантливых людей, кроме того, был сам весьма талантлив, что было особенно
несправедливо, и окончательно подчеркивало всю его отъявленную бесспорную
мерзость. Честно говоря, даже жаль, что именно он во всей этой истории
оказывается фигурой временной, краткосрочной, эпизодической, тем более, что
после исторического разговора с Марией что-то в нем даже стало еще более
гадким и отвратительным. Именно, вначале услышав о ребенке, он, как и
полагается всякому низкому любовнику, испугался, но после внезапно
изменился в обратную сторону, и до того пришел в радостное возбужденное
состояние, что немало напугал тем вечером свое семейство. И весь следующий
божий день был радостен, со всеми шутил, обнимал хорошеньких девушек, делал
направо и налево комплименты, прикидывался дурачком с сослуживцами,
сладостно отдаваясь им на растерзание под завистливые настороженные
усмешки. В общем, на подлеца накатило.

- Ведь до чего же отвратительное время года, господа, - витийствовал он
по-товарищески в курилке, напуская всяческую грусть на свою довольную
рожу...

И все в таком вот духе до самого вечернего момента, когда уже пришло время
ехать ему на сокровенное свидание. Конечно, возникает вопрос: каким образом
Верзяев, человек, повторяю, нерешительный, вдруг-таки решительно повернул в
сторону Марии, да еще с какой-то разнузданной радостью? Очевидно, что такие
люди совершенно неспособны к сильному чувству, но потому только и
счастливы, что как бы их время наступило. Время людей решительных, склонных
к самопожертвованию, прошло, или лучше сказать, отодвинулось вместе со
светлым обликом Павки Корчагина, коего теперь и тут и там несправедливо
пинает всякая демократическая пресса, а людей истинно годящихся к
подражанию, как-то многих святых мучеников христианских, вроде как еще не
подступило. Казалось, самое благоприятное время для всякой карамазовщины
развернулось, и мерзавцу нашему Змею только жить да поживать, да купоны
стричь с лучшей нашей половины. Откуда же эта радость и окончательность в
намерениях? Отвечу прямо: как подозреваю, скорее всего, от одиночества. О,
конечно, речь идет не об отсутствии свидетелей его искрометного полета,
наоборот, свидетелей таких было у него пруд пруди, а именно речь идет о
таком существе, обязательно чистом и наивном, но достаточно все-таки умном,
чтобы оно, это существо, все бы поняло о нем, да еще бы полюбило до
последней степени самоотречения. Т.е. вы конечно можете заявить, что все
это как раз и банально, и что, как вы прекрасно сами знаете, именно негодяи