"Владимир Хлумов. Графоманы" - читать интересную книгу автора

Васильевич рассердился, сказал, что это не телефонный разговор, сказал еще
кое-что, после чего Мозговой согласился встретиться этим же вечером.

Толю Ермолаева тоже привлекли к работе. Он с Лидией Ураловой отвечал за
никролог. Секретарь профессора держалась стойко. Вооружившись плакатным
пером и тушью, она прекрасным шрифтом писала о том, как внезапно ушел из
жизни преданный делу науки ученый и коммунист Петр Семенович Суровягин. И
лишь когда Толя попросил подержать уголки портрета, никак не желавшие
приклеется, Лида, Лидочка, как ласково называл ее профессор в хорошем
настроении, расплакалась.

- Ну-ну, не надо, - начал с порога успокаивать как раз появившийся Михаил
Федорович. Он обнял ее за плечи и добавил: - Его уже не вернешь. Смотрите,
как наш Анатолий держится - молодцом.

Толя даже не повернулся. Он все делал автоматически, думая только об одном:
что же сейчас происходит с инженером?





Утро инженера





К утру инженеру полегчало и он, измотанный бессоницей, уснул. Елена решила
сходить хотя бы на часок на работу и оставила его одного.

Сон инженера удивительным образом перешел в свою противоположность. В
комнате было прохладно и он решил одеться потеплее и выйти на улицу. Здесь
его поджидал сюрприз. Огромный, с рыжими космами, раскаленный шар парил
среди редких ватных барашек в высоком небе. Под синим куполом раскинулся
город с изнывающими от зелени бульварами и проспектами. Инженер мотнул
головой, но видение не исчезло. Он снял шапку и задрал голову вверх,
подставив бледное от долгой зимы лицо теплым лучам. Они пробирались в
морщинки, протискивались сквозь красноватую двухдневную щетину, приятно
щекотали губы. Богданов улыбнулся и сквозь ресницы стал разглядывать
солнце. Багровыми кругами лопнули колбочки и палочки и он увидел как солнце
превратилось в темную синюю дырку на белесом небе. Как хорошо, подумал
Богданов и закрыл глаза. Он еще долго так стоял, словно мальчуган,
удивленный благородством системы мира. Он ощущал ее всю, разом, от
центральных магматических слоев до самых дальних горизонтов Вселенной. Он
знал и принимал ее законы уже потому, что сам являлся ее неотъемленной
частью. Здесь было хорошо, здесь стоило жить, здесь миллион лет казались
мгновением. Интересно, подумал инженер, а разумна ли Вселенная, желающая
понять самое себя?