"Владимир Хлумов. Графоманы" - читать интересную книгу автора

сделал открытие, которое другие, более умные люди совершают в более ранние
молодые годы.

Воспоминания о том дне перерождения часто посещали Мозгового. Так удачливый
актер вспоминает первую премьеру, и сопутсвующий ей страх провала, ужас
холодного равнодушия первых рядов. Аплодисментов не было, не было и цветов.
Потому что спектакль поставили в новейшом духе, когда зрители и актеры
творили действие совместно. Особенно запомнилось одно лицо, неприятным
понимающим взглядом с кривой стандартной ухмылкой, будто намекающей: не
подставляй шею, но подставляй зад. И он переминался и конфузился на ковре,
еще не умея посмотреть прямо в глаза членам ответсвенной комиссии. И выйдя,
он поклялся, что никогда впредь такой позор больше не повторится. Все
изменилось после того дня. Жизнь стала значительно интереснее. Он, вдруг,
обнаружил, как из сухих асбстрактных формул вырастает надежное земное
благополучие. Ну, а что в этом плохого?

Но в последние год-два стала беспокить некая затянувшаяся пауза в его
достижениях. Защитив с блеском, как говорили коллеги, диссертацию, он вдруг
обнаружил явную диспрпорцию в распределении благ между сотрудниками
профессора Суровягина. С какой это стати он, наиболее квалифицированный и
умелый работник, находится на третьих ролях? Взять хотя бы Калябина -
тугодум, зануда, десять лет обсасывает чужую идею, а получает чуть ли не в
два раза больше Мозгового. Его любит профессор, а почему его не любить?
Туп, исполнителен, безопасен.

- Ничего, я вас взбодрю, голубчики, - громко, так, чтобы было слышно во всех
уголках комнаты, пригрозил Михаил Федорович.

Тем врменем к нему в лифте поднимался Марк Васильевич Разгледяев, человек
определенных занятий, весьма строгих принципов и в то же время, как и все
мы, не лишенный способности ко всякого рода стихийным душевным порывам и
необдуманным поступкам. Не справедливо винить его одного в собственных
бедах. Иначе, как бедой, и не назовешь то незавидное положение в котором он
очутился. Поверьте, роль покинутого мужа вовсе не шла ему. Конечно, разводы
- вещь распространенная в наше просвещенное время. Зная об этом, Марк
Васильевич построил семейную жизнь с правильным, в целом, убеждением, что
настоящий крепкий брак покоится на естественных любовных отношениях. В этом
смысле образцом чистоты чувств, является любовь молодой особы в возрасте
семнадцати лет. Встретив Елену в столь удачный момент, Марк Васильевич
воспылал. Он тяготел к метафизике, но в то же время очень материалистично
был настроен по части женской красоты. Да и в наше время, женское сердце
весьма подвержено витьеватым словесным приемам. Искреннее восхищение
молоденькой девчушки, незамедлило перерасти в нечто большее и началась их
совместная жизнь, прервавшаяся недавно таким нелепым образом. Больше всего
Разгледяева поразила та быстрота, с которой вся воспитательная работа,
произведенная в течение шести лет, соврешенно пошла на смарку. Отсюда - и
та нервозность в попытках восстановить попранную справедливость.

Мозговой встретил Разгледяева как старого знакомого: