"Владимир Хлумов. Прелесть (Повесть о Новом Человеке)" - читать интересную книгу автора

- Шип?
- Типа. Шипение свистящее, так дисковод шумит.
- И давно? - Воропаев сделал сочувствующую рожу.
- Давно, всегда.
Молодой человек опять улыбнулся, но уже как-то невесело.
- У меня тоже шумит, только я уже привык, живу долго, понимаешь.
Раньше удивлялся, а теперь совсем прикипело. Давление, наверное, в
ушах. - Воропаев помолчал. - Ты куда по Ленинскому шел?
- В университет.
- В университет строго наоборот, милый.
- Да почему же?
- По топографии местности.
- Но как же я бы попал в больницу, если бы я шел наоборот?
- Ты бы в морг попал, если бы шел в обратную сторону, а я тебя спас.
- Вот именно.
- Что именно!?
- Теперь я в больнице и сейчас пойду в университет, то есть туда,
куда и шел.
Воропаев внимательно посмотрел на студента. Андрей смотрел
внимательно на Воропаева. Оба подумали про очки.
- Знаешь, Андрей Алексеевич, я виноват перед тобой, давай я тебя
довезу? Вот только мне с одной барышней поговорить надо. Подожди
здесь. Андрей неопределенно мотнул головой.

6

Вначале Воропаеву показалось, что манекенщица - точная
персонализированная форма его вечного чувства вины перед дочерью. Та
все время доставала папу желанием иметь куклу Барби, а он все просил
подождать до очередной зарплаты.
Воропаев приготовился слушать болтовню про бутики, версачи и
шейпинги, но услышал нечто странное.
- Господи, зачем я такая дура, что не смогла даже умереть. Ведь он
меня пытался спасти, понимаете, я, драная тварь, приползла с той
попойки вся по горло в грязи, я и думала, что я продажная тварь, и мне
ничего другого не положено, кроме как торговать своим телом и жить с
этими ублюдками, - манекенщица откровенно плакала, смахивая слезы
ладошками, - вы знаете, что значит с ними разговаривать, три извилины -
наехать, оттянуться и трахнуться, знаете, что является верхом
остроумия, мне вчера один очень богатый человек сказал: "Ты как
шестисотый мерседес - не к чему придраться". Да что там говорить, я и
сама такая дрянь, что уже не надеялась на лучшее, но он дал мне
надежду.
- Кто он? - осторожно влез Вениамин Семенович.
Девушка, как будто сама удивилась.
- А кто он? Я и не знаю, не знаю, скажите, зачем меня спасли,
безмозглую дуру, впрочем, винить не кого - сама виновата. Надо было
раньше о душе думать, я ведь забыла уже, когда в Третьяковке была,
гибель Помпеи, вот и вся моя культура. Ни кандинского, ни дадаистов,
жила как дура - сама не понимаю, да что там, в театр и тот перестала