"Владимир Хлумов. Прелесть (Повесть о Новом Человеке)" - читать интересную книгу автора

Андрей не шелохнулся. Его неподвижное лицо чуть оживилось и стало
напоминать предстартовую фотографию первого космонавта. Но это
впечатление было бы обманчивым, а точнее, желанным. Еще накануне
вечером битый час он стоял перед зеркалом, изображая из себя
первопроходца. Делал стальные неприступные глаза, играл желваками,
отчего худое лицо становилось просто изможденным и скорее даже
жалким. Как ни старался, но желаемого сходства не возникало. Да разве
дело в выражении лица? Конечно нет, главное поверить, а уж с тем ли
лицом, не столь важно. Последнее повторялось высохшими губами до
самого утра. В результате теперь он больше напоминал не первого
космонавта, а водолаза, да еще к тому же страдающего кессонной
болезнью.
Наконец зеленый человечек вздрогнул, как-то конвульсивно сложил лапки
и исчез. Андрею стало жаль маленького пешехода, вся судьба которого
давно расписана конструктором светофора и состоит лишь в том, чтобы
каждые несколько минут умирать и возрождаться только для того, чтобы
перебирать лапками. Неужели и я подобен ему? Неужели мы все были
созданы по чьей-то воле и вынуждены подчиняться его холодному
расчету?
Потом вместо зеленого появился красный человечек, очень похожий на
первого, но абсолютно неподвижный. Андрей надел черные очки и шагнул
на мостовую. Поразному встретили дикого пешехода четыре полосы
Ленинского проспекта. Ближняя, возглавляемая свинцовым мерседесом
шестисотого калибра, огромным и гладким, как гигантский снаряд пушки
Дора, стартанула первой. Андрей только почувствовал нестрашный удар
зеркалом бокового вида, - оно чуть подогнулось, клацнуло и встало
обратно.
Донеслась грубая брань, и Мерседес улетел в юго-западном направлении.
Следовавшая за мерседесом белая, в желтый мовильных пятнах, копейка,
собранная из итальянских деталей эпохи неореализма, едва разошлась и
тут же притормозила, пропуская пешего идиота. Ее нынешний хозяин,
наверное четвертый или пятый, не успел даже что-либо крикнуть - и
замер от удивления. Идиот шел, не сбавляя шагу, прямо под колеса
Вольво 240, выгоревшей еще лет пять назад в Южной Вестфалии.
Шведский волчок, спереди напоминавший железнодорожную дрезину, и не
думал тормозить. Столкновение казалось неминуемым, но в последнюю
секунду водитель наконец обнаружил препятствие и стал брать влево.
Послышались отчаянные сигналы и визг тормозных колодок с третьего
ряда. Полосы начали изгибаться и притормаживать. Задние ряды, не
ведающие причину затора, нетерпеливо сигналили и матерились в окна.
Поток встал.
Андрей четко, по-хозяйски, прошествовал на середину проспекта и, лишь
выбираясь на спасительный островок, споткнулся на левую ногу.
Постоял секунду, пытаясь вспомнить народную примету. Наверное, к
интересной встрече, подумал он и шагнул далее. Здесь уже вовсю
свирепствовало дикое столичное движение. Все было пропитано отчаянной
русской удалью, гусарской бесшабашностью и великой открытостью
русского народа ко всему иноземному и прекрасному. Все неслось, пело,
тряслось и будто кричало: посторонитесь, прочие народы и другие
страны. Но прочих стран не было и в помине, а из народов был обычный