"Владимир Хлумов. Мастер дымных колец (середина запорчена)" - читать интересную книгу автора

кирзового сапога. Последняя крыса, замечает Имярек. Все остальные сбежали,
осталась одна-одинешенька. Мещане, мелкие душонки, испугались за свою
шкуру, слюнтяи. Сбежали. Ничего, обойдемся без них. Вырастут новые, свои,
плоть от плоти, трудовая косточка. Они будут умнее, они поймут меня, они
поймут, что надо было именно так поступать, а не иначе. Вот только
Бошка... А что Бошка? Он тоже не вечен. Конечно, натворить чудес успеет.
Как это Губернатор писал? Имярек вспоминает текст: "Он не был ни технолог,
ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила,
обладая которою можно покорить мир."
Крыса издает последний вздох, и Имярек поднимает взгляд над
остроконечными крышами, туда, где зажглась вечерняя звезда Арктур.



4

Земной глобус так плотно опутан параллелями и меридианами, что
создается впечатление, будто любые два географических пункта связаны
упругими нитями, вдоль которых осуществляется непрерывная материальная
связь. Между тем, параллели и меридианы суть воображаемые линии, и это
доказывается хотя бы тем, как они беспрепятственно пересекают
государственные границы без предварительного оформления виз, паспортов и
таможенного досмотра. И все же приятно осознавать, что ваш город находится
на одной параллели, например, с Парижем или Лондоном. Кое-кого согревают и
такие параллели. Жители же Северной Заставы в темные осенние дни обращают
свои взоры на юг, где, уцепившись за их меридиан, в умеренном мягком
климате купается древний Южный город. Это вовсе не удивительно.
Удивительно другое. В тот самый момент, когда Соня, бледная от волнения,
спешила поделиться с отцом своим счастливым открытием и, подходя к дому,
увидела в промежутке между двумя жирными свинцовыми тучами кусок
раскаленного Солнца, в тот самый момент желтый шар ослепил осенним светом
мелкие зрачки Шалопута. И тени их стали параллельны и указали на
северо-восток.
Мужчина опустил глаза, подождал, пока очертания города приобретут
естественные формы и побрел дальше вниз по левому берегу бульвара
пирамидальных тополей. Там, внизу, где бульвар впадал в широкую улицу,
излюбленное место всех патриотов города, на углу, не доходя до ювелирного
магазина, приветливо хлопал дверьми дешевенький кафетерий. Этот клочок
города назывался кафедрой. Здесь, вопреки названию, собирались поболтать и
испить кофе не только студенты, но и люди менее утонченные - мещане,
фарцовщики и свободные художники. Все в основном народ слабонервный и
мнительный, поэтому кафедра привлекала к себе в поисках легкой наживы
цыган. Рассредоточившись на подходах к кафе, они вылавливали из толпы
зазевавшихся прохожих и за небольшую мзду утоляли свою извечную тягу к
нарушению принципа причинности. Вот и сейчас, свободная в своей наглости
старуха, напоминавшая со стороны огромную гору тряпья, схватила за руку
задумавшегося гражданина и недвусмысленно предложила:
- Дяденька, позолоти ручку, а я всю твою жизнь нарисую.
Дяденька, впрочем, быстро пришел в себя и с самоуверенной усмешкой
сказал: