"Гулла Хирачев. Салам тебе, Далгат! " - читать интересную книгу автора

обрабатывали и чистили, блестела чешуя. Мужчина в грязном синем фартуке бил
большую рыбу головой о прилавок.
Впереди, мельком, знакомый полупрофиль, длинная, толстая, рыжая, почти
до колен коса. Сакина шла, чуть отставая от матери, косясь на прилавки, в
белых костлявых пальцах висели пакеты с мясом, на пакетах - смуглая женщина
с курчавыми волосами и красные латинские буквы. Далгату живо захотелось
схватить у мясника нож, пойти вприпрыжку следом, а потом, не давая
обернуться, грязным, испачканным кровью ножом отрезать толстую косу, чтобы
девушка кричала, плакала, чтобы собралась круглоротая, любопытствующая
толпа. Желание было неодолимым. Далгат даже представил, как повернется ее
сухая, с хронически синими веками мама, как почернеет от гнева и удивления.
Сакина пробиралась к бело-прямоугольному, слепящему солнцем выходу, из
тени на жару, мыслей в голове практически не было. Вчера ходила к портнихе
шить юбку, портниха удивлялась, что она не красится. "А почему не красишься?
Ну, когда нежарко, наверное, да? Чуть-чуть?". Потом рассказывала о жене
своего брата, который не послушался советов родственников, женился на
девушке другой национальности, а та, лентяйка и хамка, лежит беременным
животом кверху, мажет крем от растяжек, делает маникюр, по хозяйству и не
пошевелится. "И страшная она, я тебе говорю, - твердила портниха, - и волос
у нее на теле много, даже на спине растут. Я ей говорю: иди к эндокринологу,
а она, такая, иди лучше своему сыну сопли подотри! Не, скажи, наглость же,
да?". Юбка вышла совершенно возмутительной и разъезжалась по швам.
Сакина была его однокурсницей. Далгат неумело преследовал ее любовными
записками и, получив в ответ лишь издевательства, быстро возненавидел.
Увидев Сакину на базаре, он почувствовал, как начинает злиться и краснеть.
Чтобы успокоиться, Далгат быстро прошел рыночные закоулки с квохчущей живой
птицей и козами и сунулся в исламский магазинчик, тесный, как конура, полный
мелодичных молитвенных песнопений на арабском, звучащих из приемника.
Раздвинув бренчащие ряды четок, выглянула старая продавщица. Далгат сделал
вид, что с интересом разглядывает литературу, амулеты, тюбетейки. Там были
часы, указывающие время намаза и направление Киблы,[1] электронные четки,
сурьма и капсулы с маслом черного тмина. Чтобы не выходить с пустыми руками,
Далгат заплатил тридцать рублей и купил корень дерева Арак, которым чистят
зубы.
На улице он снова впал в оцепенение. Стали вспоминаться ежевечерние
религиозные передачи, которые вел безграмотный и косноязычный алим, носящий
духовное звание. Вот молодой муфтий был умен и образован, но его убили. На
передачах этих говорили о джиннах и сурах, о том, что можно и чего нельзя.
Звонили в студию. Один мужчина спрашивал, допускается ли, ложась спать,
поворачиваться спиной к Корану. Девушка интересовалась, в какой цвет по
шариату можно красить ногти.
- Салам, Далгат, движения не движения?[3] собрать надо.
Говоря с Далгатом, Мага взял у него включенный телефон, что-то высказал
по поводу его модели и мощности и вдруг завопил в трубку.
- Ле,[4] Мурад, салам! Это Мага. Че ты, как ты? Папа-мама,
брат-сеструха? Я че звоню, этот черт же есть, который Исашки брат! Махаться
хочет! Ты сейчас где? Давай да подъезжай на 26,[5] кувыркнем их. Я его
выстегну! Братуху тоже позови и Шапишку. Пусть приходят. Давай. Саул[6]
тебе! На связи тогда!
Мага нажал на отбой и начал мять какие-то кнопки.