"Говард Хайнс. Попутчик (fb2)" - читать интересную книгу автора (Хайнс Говард)

Дороги, ведущие через Техас на Дикий Запад порой похожи на русла пересохших рек. Исчерченная ими до Великих равнин местность сохранила во многом черты саванны и выглядит так же, как и четыреста лет назад, когда сюда впервые ступила нога европейца. Безлюдные участки трассы тянутся на сотни миль через скалы и редкую поросль кустарника. Опытные водители стараются их миновать, зная наверняка, что если произойдет поломка или несчастный случай, то помощь придет не скоро.

Земля, принадлежавшая некогда могучим племенам индейцев, надежно хранит тайны от цивилизованных дикарей, неизменно пытающихся предъявить на нее свои права.

Одни лишь птицы владеют здесь бескрайним, как океан, подернутым знойной дымкой небом. Полновластными хозяевами земли являются продувные ветра, дожди и солнце. Города и поселки мерцают для путников на горизонте, как призраки.

У людей, впервые проезжающих эту местность, надолго остаются впечатления от встречи с необузданной первозданностью природы, от необъятного простора, раскинувшегося до Мексиканского залива.

Повстречать на этих дорогах попутчика издавна считалось у водителей хорошей приметой. Кроме него и напарника здесь бывает не с кем переброситься словом несколько суток.

У обочины дороги, ведущей на северо-запад, притаившись, сидел человек. Приподнятый воротник плаща и ночная мгла скрывали черты его лица. Одному Богу известно, чего он ждал в этой глуши и в столь поздний час.

Приближалась гроза — горизонт полыхал зарницами, высвечивающими то и дело ртутного цвета тучи, в воздухе стояло характерное предгрозовое удушье, но похоже, что это мало беспокоило путника. Он уверенно вглядывался в пустое шоссе, предчувствуя появление машины.

Когда на горизонте вспыхнул свет фар, он вышел из укрытия и стал голосовать.

Притормозивший автомобиль оказался «фольксвагеном», модифицированной моделью тридцатого года. Машина для людей со средним достатком. Водитель подсадил незнакомца, и шоссе снова опустело.

Гроза, клубясь, накрывала местность, заставляя трепетать все живое в округе.

Третью ночь подряд Джим Холси, не смыкая глаз, гнал по дороге новенький «кадиллак», стремясь выиграть время. Сутки назад его задержала дорожная полиция штата у самой границы. Кого они там ловили? Ему было решительно наплевать. Чтобы избежать формальностей и проволочек он пустился в объезд, но заблудился и потерял-таки драгоценные полдня, за которые можно было покрыть расстояние до Мидленда.

Чтобы не заснуть, ткнувшись носом в руль, он прихлебывал из термоса крепкий кофе и, напрягая внимание, слушал громко работающий радиоприемник. На волнах радио звучала сводка погоды. Диктор высылал предупреждение о движущемся грозовом фронте, хотя и так было ясно, что после душного дня гроза разразится непременно. Мягкий гул работающего двигателя баюкал лучше самой сладкой колыбельной.

С тех пор как закатилось солнце, Джиму попались на дороге только две машины — встречный автобус и попутный «фольксваген», обогнавший его «кадиллак» со скоростью никак не меньше ста миль в час. Пустая автострада гипнотизировала водителя.

«День да ночь — стуки прочь», — крутилось у него в голове.

В какой-то момент Джим склонился над рулем и провалился в дрему. В ту же секунду на автостраде вспыхнули фары, и вырос корпус огромного рефрижератора, мчащегося навстречу машине Джима. Отчаянно сигналя, тяжелый «Мэк» пронесся мимо, едва не сметя в кювет засыпающего водителя.

Джим выбранился и в очередной раз приложился к термосу. От огромного количества выпитого кофе его начинало мутить.

Холси не был профессиональным водителем. Он взялся за руль лишь затем, чтобы за лето заработать денег на продолжение учебы в университете.

Когда тебе немногим более двадцати, любая работа кажется по плечу, если за нее хорошо платят, а за подобный транзит рассчитывались щедро. Кроме оговоренных в маршруте километров оплачивалась скорость доставки машины — именно поэтому юноша так спешил.

Давя на акселератор, он всматривался в горизонт, который уже озарялся вспышками молний надвигавшейся непогоды.

Через минуту где-то совсем рядом небо раскололось надвое, выпустив огненную стрелу. Шарахнул гром, и лобовое стекло автомобиля покрылось блестящими каплями.

Некоторое время Джим, не поднимая стекла, с удовольствием вдыхал прохладу первых капель дождя, но очень скоро дождь перешел в ливень, и от него пришлось отгородиться.

Прикидывая в уме, сколько ему осталось до Сан-Диего, Джим Холси не знал, что судьба уже наметила крутой поворот в его жизни, после которого он долго не сможет оправиться.

«День да ночь — сутки прочь», — пронесся в голове неизвестно откуда взявшийся рефрен.

Водитель «фольксвагена», подобравший незнакомца по дороге, был очень словоохотлив. За полчаса езды подсевший пассажир узнал от него с десяток новых анекдотов, краткую спортивную сводку, а также выслушал небольшую лекцию о грозах, тайфунах и прочих атмосферных явлениях.

Впрочем, внимание пассажира было сосредоточено на необычной особенности рассказчика делать паузы в словах.

«Короткое, как у астматика, дыхание, — решил незнакомец. — Долго не проживет».

Когда тот в очередной раз прервался и достал из кармана пачку сигарет, пассажир, удовлетворенно отметив, что они астматоловые, неожиданно проронил:

— Иногда человек не знает, где и с кем он выкурит свою последнюю сигарету, не так ли?

— Это вы к чему? — удивленно спросил водитель.

— К тому, чтобы ты сбросил скорость, — мрачно ответил незнакомец.

Водитель воспринял сказанное как шутливое предложение остеречься возможной катастрофы на скользкой от дождя дороге. Он нервно хихикнул и заявил:

— Я с пятнадцати лет за рулем.

— За этот срок можно повидать на дороге немало несчастий, — не сбавляя тона произнес пассажир. — «Когда думаешь о смерти, всегда чувствуешь себя не слишком старым для нее», — кто это сказал, а?

Водитель невольно сбросил скорость. Настроение пассажира ему явно не нравилось.

Гроза за окном бушевала, как в дни потопа. Ветвистые молнии секли черное небо, угрожая расколоть его надвое.

Поникший водитель не знал, как продолжить беседу. Что-то недоброе таилось в словах попутчика, во всей его манере держаться, поэтому он только спросил:

— Где я могу вас высадить?

— Езжай пока прямо, — небрежно указал тот, как будто на этой трассе можно было свернуть в сторону. Высаживать пассажира под проливным дождем было по меньшей мере неучтиво, но и молчание в данном случае было не золотом.

— До тебя мне многие говорили, что я похож на репликанта из одного кинофильма, — вымолвил попутчик.

— Ну и что?

— Ты так не считаешь?

— Нет, — отрубил водитель. Ему очень не хотелось продолжать этот бредовый разговор. — Я не смотрю фильмы про репликантов.

— Напрасно, ведь я — он и есть, — торжествующе закончил тираду пассажир.

— Что вы от меня хотите?

— Если ты притормозишь, то я скажу.

Проклиная в сердцах дорогу, ненастье и пассажира, который был явно не в себе, водитель остановился.

— Ну?

— Ты очень плохая человеческая машина, — тихо произнес пассажир. — У тебя астма, дурные наклонности и старый автомобиль, — сказал он, потрясая прихваченным с заднего сиденья журналом «Плейбой». — Скажи всего только три слова «Я хочу умереть», и я помогу тебе избавиться от этих проблем.

Завидев, какой оборот принимает дело, водитель достал из-под сиденья гаечный ключ и, угрожая им, произнес:

— Немедленно убирайся туда, откуда пришел, чертов псих, не то я… — Договорить ему помешал очередной приступ удушья.

Новая вспышка молнии за окном совпала с решительным броском попутчика, который всадил задыхавшемуся водителю нож в грудь и прошептал:

— Подыши, так-то лучше.

Тело водителя еще трепетало, когда убийца выволок его на дорогу, чтобы завершить злодеяние.

Косые струи дождя секли дорогу. Чтобы не влипнуть в историю, Холси сбавил привычный темп до шестидесяти миль в час.

Когда на дороге неизвестно откуда выросла одинокая мокрая фигура, Джим даже обрадовался — будет с кем скоротать самые трудные предрассветные часы.

Подкатив к обочине, он распахнул дверь и, приглашая садиться, пошутил:

— Вообще-то мама не велит мне никого подсаживать, но вы-то, надеюсь, не тот самый «Никого»?

Незнакомец молча уселся в машину. Шутка повисла в воздухе. Джим даже не представлял, насколько он был близок к истине, но сейчас чутье изменило ему.

Такие шутки-подачи отыгрываются простыми американцами, как шарик в пинг-понге. В разговоре с незнакомцем это лучший способ узнать, что у того на уме. Если молчит, значит у него горе, или замыслил что-то недоброе.

Вместо ответа пассажир чихнул и утерся тыльной стороной ладони. Так же беззаботно водитель продолжал разговор:

— Меня зовут Джим Холси. Будьте здоровы!

— Джон, — нехотя произнес попутчик и, помолчав, добавил: — Райтер.

Джим не расслышал и хотел переспросить: Райтер или Райдер, но не решился выставить себя олухом и вместо этого осведомился:

— Куда едем?

Как бы не слыша собеседника, попутчик по имени Джон сделал попытку извиниться:

— Я тут всю машину запачкаю, ведь она такая новая.

Он был действительно в чем-то измазан, его плащ промок до нитки, и с носа свешивалась капля. Говорил он негромким отстраненным голосом. В самой манере произносить слова была какая-то зловещая проникновенность.

— Ничего, — ответил Холси, — машина не моя. Приятель попросил отогнать ее в Сан-Диего.

— Закурить у тебя найдется?

— Есть, курите, — сказал Холси и протянул пассажиру пачку

Ливень за окном явно шел на убыль. Попутчик взял сигарету, размял ее в пальцах, но курить почему-то не стал. Молчание затянулось.

— Так куда едем-то, вы мне скажете? — уже нервничая, воскликнул Холси.

— Обязательно скажу, — отозвался Джон.

В этот момент Холси удалось подробнее рассмотреть пассажира. Правильные черты лица выдавали в нем человека, нравящегося женщинам. С белокурых, не слишком коротко стриженных волос, стекали капли дождя. Пожалуй, самым главным в его внешности было выражение прозрачных, почти водянистых глаз. Их холодный взгляд пронизывал насквозь. Смутившись, Холси испуганно спросил:

— Почему вы так смотрите?

— Просто смотрю, — безучастно отозвался пассажир.

В этот момент водитель заметил на дороге белый «фольксваген». Тот самый, что обогнал его некоторое время назад.

Либо машина была брошена, либо ее хозяин нуждался в помощи. Джим сделал попытку притормозить, но сидевший с ним рядом попутчик неожиданно ловко и сильно надавил на ногу, управляющую педалью газа, и они проскочили «фольксваген» со скоростью около ста миль.

— Что вы делаете? — заорал Холси, окончательно потеряв самообладание. — Что это значит?

Но попутчик и не думал объясняться. Он спокойно смотрел на дорогу, убегавшую под капот автомобиля. Такая странная манера общаться не предвещала ничего хорошего, и это еще сильнее взбесило Холси.

— Я, кажется, задал вам вопрос, — выкрикнул он.

— Испугался, — холодно произнес Джон то ли Райтер, то ли Райдер.

Вместо ответа Холси направил машину к обочине и, притормозив, указал на дверь:

— Немедленно вылезайте из машины! — и, чтобы слова прозвучали весомее, добавил — Поездка окончена.

Странный пассажир, казалось, и ухом не повел на эти слова. Помолчав, он распахнул дверь и выглянул наружу. Дождь все продолжался, хотя было ясно, что это ненадолго.

Прикрыв дверь, он глубже уселся в кресло и сказал как-то особенно расставляя слова:

— Я буду сидеть здесь, а ты будешь вести машину.

Его тон не оставлял сомнений. Холси извинился и тронулся с места, ругая себя в душе за малодушие и горячность.

Ситуация складывалась не из приятных. Глухой ночью они ехали по совершенно пустому шоссе, причем один из них был явным психом. Неизвестно, чем это могло кончиться. Чтобы как-то успокоиться, Холси попытался возобновить разговор:

— А что там было с этой машиной?

— А что? — эхом отозвался Райтер.

— Мне как будто что-то показалось, — сказал Холси теряя уверенность.

— Кончился бензин, — спокойно ответил Райтер.

Это странное хладнокровие, владевшее им, стало передаваться Холси, который мысленно пытался утешить себя догадками.

Вероятно «фольксваген» принадлежал пассажиру. У него кончился бензин, и он принялся ловить попутку, чтобы добраться до ближайшей бензоколонки, откуда всегда можно вызвать заправщик. Это выглядело вполне правдоподобно, но зачем ему было в такой дождь далеко отходить от машины?

— Ясно, — сказал он вслух, — едем до бензоколонки.

— Да, — отозвался попутчик, — там можно купить сигарет.

— А бензин?

Райтер усмехнулся:

— Я не нуждаюсь в бензине.

Напряжение снова охватило Холси.

— Да что вам нужно-то тогда?

Этот вопрос ужасно рассмешил пассажира. Хохотал он так заразительно, что Холси рассмеялся вслед за ним, хотя смех его был нервным. Внезапно посерьезнев, Холси спросил:

— Что тут смешного?

Не ответив на последний вопрос, пассажир бросил как бы самому себе:

— Вот и другой так же говорил.

— Какой другой?

— Ну, тот, что подбросил меня на той машине.

Последние доводы логики рухнули в мозгу Холси после этих слов. Очень странный достался ему попутчик.

— Значит, это была не ваша машина?

— Конечно, не моя. Заметь, далеко она не уехала без водителя.

— Почему? — настороженно спросил Холси.

— Потому что я ему руки отрезал… И ноги, — невозмутимо произнес попутчик. — И голову я ему отрезал тоже.

Холси почувствовал, как к горлу подкатил тяжелый ком, а Райтер, явно издеваясь, пообещал:

— То же самое я сделаю с тобой.

На какое-то время юношей овладел панический ужас — было ясно, что маньяк не шутил. Потом Холси понял, что пока он крепко держит руль, жизнь попутчика находится у него в руках.

Разогнав машину до возможного предела, он молил Бога об одном — быстрее добраться до места, где есть люди, способные оказать помощь.

Словно в ответ на его просьбу вдалеке замаячил знак ведущихся ремонтных работ и фонари работающей техники.

Это был шанс.

Холси подлетел к ремонтникам, едва не опрокинув заграждения. Пожилой рабочий в нарядной желтой униформе двинулся к машине, чтобы указать объезд.

Едва Холси собрался выкрикнуть ему просьбу о помощи, как почувствовал, что нечто металлическое (нож или заточка) царапает бок. Слова застряли у него в горле.

Ничего не подозревающий рабочий обратился к водителю сам:

— Вы из какой части Иллинойса? Я смотрю, у вас номера оттуда.

В голове Холси бешено мелькали мысли. Он растерянно молчал. Сердце стучало в такт работающему невдалеке отбойному молотку.

Незаметно для рабочего попутчик больно кольнул Холси своим ножом:

— Ну, скажи ему…

— Ч-чикаго, — выдавил павший духом Холси.

— A у меня жена из Рокфорда, — обрадованно сообщил рабочий. Это давало ему право на следующую просьбу: — Сигарета у вас есть?

— Нет, — коротко отрезал за юношу Райтер.

Рабочий почувствовал, что в данной ситуации он лишний. К тому же из темноты раздался призывный свист, и человек в желтом разочарованно произнес:

— Ну, тогда пока, голубчики. Держитесь при объезде правой стороны.

— Езжай, — приказал Райтер.

Холси автоматически выполнил команду. По его спине струился пот, лоб покрылся испариной. Казалось, машиной управлял кто-то другой, да, наверное, так оно и было — проклятый попутчик приобрел над водителем прямо-таки магическую власть.

Между тем, машина выехала из грозового фронта, а клочья разметанных туч уже подсвечивались поднимавшимся из-за горизонта солнцем, золотые лучи которого предвещали начало хорошего, быть может, дня, но не для двоих сидящих в машине.

Попутчик, поигрывая ножом, завел с Холси странный разговор:

— Ты знаешь, что бывает с глазным яблоком, когда в него входит эта штука? Видел, сколько крови выливается, когда перережут горло?

— Чего тебе от меня нужно? — устало отозвался Холси. Его начинало охватывать безразличие.

— Мне нужно, чтобы кто-то меня остановил, — признался Райтер и проникновенно взглянул в лицо юноши.

— Да как тебя остановишь, на нож что ли броситься? — чуть не плача, ответил тот.

— Вот именно, чего тебе терять? А слезы тебе не помогут.

Только теперь Холси заметил горящий на приборном щитке флажок. «Дверь не закрыта», — гласила надпись. От неожиданности он на секунду сбросил газ, за что и получил очередной тычок в бок.

— Веди ровней машину, — ожесточенно бросил убийца.

Мысленно Холси поздравил себя и конструктора этого замечательного изобретения. В его голове созрел план спасения, но для начала требовалось подыграть преступнику.

— Я сделаю все, что вы хотите, только, пожалуйста, уберите нож, — сказал он плаксивым голосом.

Райтер, напротив, поднес нож к самому лицу Джима и прошипел:

— Мне нужно, чтобы ты сказал всего три слова: «Я хочу умереть». Повторяй за мной: «Я…»

— Я, — сказал Холси, разгоняя машину.

— Хочу…

— Хочу… — повторил он, готовясь круто развернуть машину.

— Умереть, — закончил убийца и в тот же момент потерял равновесие от сильного заноса автомобиля.

Краем глаза Холси заметил, как в раскрытом проеме двери мелькнули ботинки преступника.

Чужак остался лежать на дороге, тогда как Холси, оставшись один в кабине, неистово закричал:

— Вот та́к вот! Вот тебе! Я не хочу умирать!

Для полиции штата Техас наступили тяжелые времена. На второй по величине площади в Америке орудовал настоящий маньяк.

Сообщения о его жертвах поступали одно за другим. Всегда однотипные и жестокие преступления позволили сделать полиции вывод о том, что это дело одних рук, но круг подозреваемых так и не был очерчен, а предполагаемые свидетели не спешили давать показания. Лишь на дорогах то тут, то там находили кровавые свидетельства его жутких убийств.

Бессмысленно и одержимо маньяк кромсал тела водителей, исчезая с места преступления как тень. Брошенные на шоссе машины напоминали зловещие саркофаги для своих хозяев.

Было установлено, что преступник подсаживался к будущей жертве в автомобиль, выбирая пустынный участок дороги, и зверски разделывался с человеком, пожелавшим оказать ему услугу.

Характерным было и то, что убийства никак не связывались с ограблением.

Проверки и облавы на магистралях не дали положительного результата. Зная, что его разыскивают, преступник стал действовать осторожнее и хитрее.

Мчась в «кадиллаке» к калифорнийскому побережью, Джим Холси не подозревал, что оказался единственным свидетелем, знавшим маньяка в лицо.

Райтер медленно приходил в себя после падения, растянувшись во весь рост на шоссе. От удара о землю он получил легкое сотрясение, саднила содранная в кровь ладонь, но ему удалось избежать переломов, поэтому обращать внимание на подобные мелочи не стоило. Убийцу занимало другое: впервые тот, кого он наметил на роль мертвого, оказывал активное сопротивление. Для него это был знак судьбы.

«Это хорошая человеческая машина», — решил Райтер. Он сумел разглядеть в юноше требуемый запас жизненных сил. Интересно, что бы сказал на это Красный Лосось? Ей-богу, мальчишки явно не хватало, чтобы оживить страницы романа.

Этакий супермен в коротких штанишках. Полномочный производитель американской нации, готовый за себя постоять. Такого ему и надо.

Если бы этот цивилизованный ковбой пообщался с Красным Лососем, то едва ли куда-то заспешил. Он узнал бы, что торопиться не следует ни при каких обстоятельствах, потому что дорога всегда лежит в одном направлении — от рождения к смерти и дальше — в страну предков или еще куда-либо. «Чем больше вражеских скальпов ты снимешь за день, тем меньше тебе их останется снять в будущем», — любил говорить старый Лосось.

Вряд ли об этом задумывался этот перезревший бойскаут. Не думали об этом и те, кого Райтер остановил на дороге раньше.

Все они безоговорочно выполняли требование двигаться на зеленый сигнал светофора и стоять на красном, называли себя коренными американцами и свято верили в то, что Поль Ревир совершил подвиг, а принцип бытового кондиционера является лучшим открытием XX века. По-настоящему они годились только на то, чтобы удобрить собой несколько футов кладбищенской земли.

Райтер всегда появлялся вовремя, хотя у них это появление вызывало протест. Неотвратимый, как рука провидения, он выбирал только подходящий момент, и жертвы сами его находили, чтобы кричать и мучиться от боли так, как он способен их заставить.

Перед смертью некоторые из этих больных белковых механизмов пытались его купить, не зная, что с недавних пор он чувствовал себя как бы прилетевшим с другой планеты. В его мире все подчинялось простому первобытному закону: если ты слаб — умри первым.

Для него убийства носили почти ритуальный характер. Каждую минуту он ждал неминуемого возмездия, а оно не приходило. Это будоражило кровь, опьяняло сильнее самого крепкого вина.

Однако ко всем этим ощущениям примешивалось еще одно, не менее безумное, — уверенность в том, что будешь убит сам.

«Смерть входит в человека через нос, — говорил Лосось. — Каждый вдох — это шаг к смерти, каждый выдох — то же. Чем быстрее мы дышим, тем ближе к нам подкрадывается смерть, но еще раньше она приходит, если не дышать вовсе».

В последние дни Райтер стал суеверным и бдительным. Его смерть кружила где-то поблизости. Сколько раз он приводил ее за собой, летящую на стремительных черных крыльях, чтобы другие смогли напиться с ее ладоней, но похоже, теперь она повернулась лицом к нему. Райтер рассчитывал каждый свой шаг, однако, как ему казалось, его враг был найден. Им непременно станет новый и, к сожалению, более удачливый персонаж.

«— Скажи, Лосось, — спросил Черный Билл, — как определить врага, который тебя убьет?

Старик задумался, попыхивая трубкой и глядя куда-то за горизонт. Прерия пела от слабого дуновения ветерка, перебиравшего легким касанием струны степной травы.

— Враг, который тебя убьет, не носит особой раскраски, — вымолвил он. — Враг, который тебя убьет, не надевает ярких перьев и не держит лук в левой руке, но ты узнаешь его потому, что он будет таким же храбрым воином, как и ты. Он будет так же силен, так же расторопен и так же хитер, но он будет не из твоего мира…»

Почему Райтеру пришли на ум строки из его же собственного романа? Не от того ли, что он подсознательно чувствовал появление того, что сам же и описывал? К сожалению, Красный Лосось ничего не сказал про то, какой прием существует, чтобы одолеть этого врага. Неумолимая судьба, вероятно, уже поставила свою отметку в книге жизни и ждет только того, как Райтер разыграет свою ставку. «Догоню, чтобы получше его рассмотреть, — решил убийца, — узнаем, чего он стоит».

Райтер чувствовал, что дороги его и Джима Холси пересеклись и слились здесь, в Техасе, не случайно, и как бы быстро машина ни увозила паренька в Калифорнию, далеко он все равно не уедет. Убийца уже включил его в свою смертельную игру.

Застрявший на дороге семейный пикап срочно нуждался в помощи. Его водитель, тридцатилетний, уже лысеющий усач и, по всей видимости, глава семейства, растерянно кружил возле машины, не зная, что предпринять.

— Я же говорила тебе, Джордж, что лучше было бы остановить того молодца и спросить, в чем дело.

— Ай, Рэчел, ты же знаешь мой принцип — послушай женщину и сделай наоборот, — говорил Джордж, отчаянно жестикулируя руками. — Тогда эта рухлядь еще двигалась, а теперь вот… встала как колода.

Сидевшая в машине женщина картинно расхохоталась и, обращаясь к занимавшей заднее сиденье малышке, произнесла:

— Посмотри, деточка, какую чушь несет твой отец. Все мужчины таковы, только одни разбираются в двигателях машин, а другие нет.

Последнее было сказано с особым выражением, что должно было задеть самолюбие Джорджа.

Наконец Джордж отважился и раскрыл капот автомобиля.

— Так-с, ну-ка, что у нас здесь такое, — произнес он, словно начинающий хирург, ищущий гланды в зоне аппендикса.

Жена занялась термосами с горячей едой.

— Я бы не стал на вашем месте без нужды трогать клеммы аккумулятора, — произнес чей-то голос за спиной Джорджа.

Обернувшись и едва не ударившись головой о крышку капота, он увидел стоящего рядом незнакомца в плаще.

— Дайте-ка я посмотрю, что случилось, — сказал тот, решительно снимая плащ.

Джордж охотно уступил место негаданно подоспевшему доброхоту.

Через пять минут незнакомец заявил:

— Если вы дольете в машину масла, она снова будет на ходу.

Сидевшая в кабине Рэчел торжествующе смотрела на растяпу-мужа. Последнее слово, как всегда, осталось за ней.

— Куда мы можем подвезти этого обаятельного джентльмена? — игриво спросила она.

— Пока прямо и, если можно, побыстрей, — ответил тот.

Уязвленный водитель, пытаясь оправдаться, выжимал из машины последнее, и та неслась как стрела, пущенная с тетивы лука, быстро подминая под себя пространство дальней дороги.

Сидящий на заднем сиденье попутчик, играл с малышкой и забавлял супругов анекдотами.

Сомлевшая от его обходительности, Рэчел попыталась сделать ему комплимент и спросила:

— Вам никто не говорил, что вы похожи…

— На Рутгера Хауэра, — перебил ее пассажир, — игравшего в кинофильме «Бегущий по лезвию бритвы».

Вот они его и раскрыли. Что ж, Райтер знал свою роль репликанта наизусть. Оставалось только настичь Холси.

К утру на магистрали стали появляться первые машины. По блестящей, со стальным оттенком от прошедшего дождя, полосе дороги мчались работяги-грузовики и первые автобусы. Свежий утренний ветерок скрашивал ужас истекшей грозовой ночи. Холси удалось успокоиться и унять нервную дрожь, бившую его в течение часа.

Глядя на омытый и с редкостными красками пейзаж саванны, он даже попытался напеть что-нибудь этакое, размышляя, впрочем, о вещах довольно неприятных — стоит или нет сообщать о происшедшем в полицию.

Слева машину Холси обходил семейный пикап, из окна которого в «его целился стволом игрушечного автомата забавный оранжевый зайка. Рядом мелькало резвящееся личико девочки лет пяти. Холси помахал шалунье рукой и вздрогнул, как пораженный током. Девчушка сидела в объятиях проклятого попутчика. Это было уже слишком.

Холси бросил свою машину в погоню, не заметил, что выскочил на встречную полосу.

Поравнявшись с кабиной пикапа, он принялся орать и умолять водителя об остановке.

Обе машины развили скорость до ста двадцати миль в час. Свистевший в окнах ветер относил прочь крики Холси.

— Остановитесь, у вас в машине сумасшедший, — вопил он и что есть силы давил на клаксон. — На заднем сиденье сидит псих!

Супруги смотрели на Холси с недоумением. Скорее за психа можно было принять его самого — едет по встречной полосе и сигналит, неизвестно зачем. Во всяком случае, скорость сбавлять не стоило.

Равнодушно глядя на старания паренька, попутчик сказал водителю:

— Не этого ли сумасшедшего ищет сейчас окружная полиция?

Реплика отчасти выдавала зародившийся у него в голове план. Водитель недоуменно хмыкнул и ответил:

— Кто бы он там ни был, а с моей старушкой ему не тягаться.

Пикап медленно отрывался от «кадиллака», и Холси в отчаянии ударил по приборному щитку. Райтер бросил в его сторону прощальный взгляд. Завороженному юноше показалось, что очень давно он уже видел эти глаза, вот только не помнил где.

В ту же секунду он увидел летящий прямо на него автобус. Катастрофа произошла бы немедленно, но водитель автобуса среагировал быстрее горе-ездока и крутанул баранку вправо. Слетка задев бампер «кадиллака», тяжелая машина полетела в кювет.

От удара машину Холси развернуло, и мотор заглох.

— Ты что, ненормальный, гонишь по встречной полосе? — проорал шофер.

По счастью автобус, в котором он ехал, был пуст.

— Та-ам, а-а… — захлебываясь переполнявшими его эмоциями, пытался объяснить юноша, но водитель не слушал, а отчаянно бранился, как это может делать настоящий южанин.

Сколько времени Холси препирался с водителем? Сколько возился с заглохшим двигателем? В те минуты время ему казалось вечностью.

Наконец попытка привести машину в порядок удалась. Холси не чувствовал того риска, которому подвергал себя и чужой автомобиль, а думал лишь о том, как наверстать потерянные мили.

Попутно он вспоминал, где мог видеть это злобное лицо, напоминающее бездушную маску, как будто от этого зависел успех его погони.

Настичь пикап удалось слишком поздно. Он одиноко стоял у дороги, попутчика в нем уже не было, но то, что тот после себя оставил, повергло Холси в ужас.

Второй раз за сутки он испытал это омерзительное чувство. Тело отказывалось слушаться. Как во сне он отвалился от пикапа, где лежали растерзанные человеческие трупы. Маньяк не пощадил никого, даже малышку.

Два раза Холси вырвало на дорогу. Дрожь снова охватила юношу.

Свидетелями злодеяния были только он да ветер, гулявший на безлюдных просторах.

Сомнений не оставалось. Необходимо было собраться с духом и сообщить о преступлении в полицию из ближайшего автомата.

Еще им овладело непреодолимое желание встретить попутчика на дороге и смять его на полном ходу машины, вкатать маньяка в асфальт, стереть его с лица земли.

Джим разогнал вновь машину до предельной скорости и направил ее к возникшей на горизонте бензоколонке.

Райтер был доволен затеянным спектаклем. На языке рыболовов это называлось «показать акуле ее внутренности». Когда рыба видит свой вспоротый живот, она инстинктивно кидается пожирать вокруг себя все, что попадется. В том числе и соплеменниц.

Убийца знал, куда направляется его новый дружок. Дорога в Калифорнию пролегала в единственном направлении.

Холси катился навстречу своей судьбе, как бильярдный шар в лузу. Выследить, предугадать его дальнейшие шаги не составляло большого труда.

Смерть, хлопая крыльями, уже поднималась в свой полет над местностью.

На память убийце приходили главы из его неудавшегося романа.

«Третью неделю партия Джезетта пробивалась в Калифорнию, теряя мулов, бросая на пути ставшие бесполезными товары, но так и не могла приблизиться к сколь-нибудь похожему на обжитое селение месту.

Вечерами на привале был слышен глухой ропот его вчерашних соратников. Теперь уже не многие верили в благополучный исход экспедиции.

Днем раньше к ним присоединился какой-то полукровка. Он выплыл из сумерек на отличном скакуне и, представившись Черным Биллом, вызвался провести путников кратчайшим путем. Одет он был как типичный траппер, в деталях одежды проглядывали элементы индейской символики. Видимо поэтому другие индейцы, захваченные во время перехода как шерпы для переноски тяжестей, сразу прониклись к нему доверием.

Сейчас, пользуясь передышкой, индейцы сбились в кучу у костра и с интересом наблюдали, как Билл мастерил что-то из воловьих жил и дерева.

— Джезетт, — сказал один из путешественников, подойдя к фургону предводителя. — Нам не нравится этот новоиспеченный проводник. Тебе не кажется подозрительной его дружба с краснокожими?

— Что ты предлагаешь? — отозвался тот, не вылезая из фургона.

— Я предлагаю не спускать с него глаз, поменьше слушать его дурацкие советы и побольше доверять карте, которую тебе оставил Дункан.

— Если бы карта была такой же ясной, как и морщины на твоем чрезмерно умном лице, я бы доверился ей, как родной маме, — сказал Джезетт, наконец показавшись на свет. — А пока мне хватает слежки за нашими разбегающимися животными. Не теряй время, подойди к костру и спроси этого малого.

Парламентер, разумеется, не послушал совета и направился к кучке таких же недовольных.

— Недоставало мне еще общаться с метисами, — тихо бормотал он.

Тем временем новый проводник смастерил что хотел, и опробовал свою штуковину. Она представляла собой кругляшку величиной с блюдце, с пропущенными через нее жилами, которые, скрутив, он натянул в руках. Кругляк пришел во вращение. Скручиваясь и раскручиваясь, вся нехитрая конструкция издавала тоскливый заунывный звук. Индейцы возбужденно загомонили, вслушиваясь в этот звук.

— Ну и забавы у этих дикарей, — бросил один из путешественников.

Откуда было знать европейцу, что этот нехитрый индейский инструмент уже телеграфировал на многие мили об их гибели. Никто из цивилизованных путешественников не мог предположить, что, вторгнувшись на чужую территорию, они уже подписали свой смертный приговор.

Отроги гор, которые они собирались штурмовать на рассвете, были безраздельными владениями Тхе Си Нуа — грозного божества индейцев, и доступ к ним охранялся лучшими воинами.

Черный Билл, полукровка, был разведчиком во вражеском стане. Он извещал соплеменников о координатах, выражаясь языком цивилизации, нежданных гостей.

Когда окончательно стемнело, кучка шерпов расселась вокруг костра, и старший завел длинную песнь. Из рук в руки кочевала причудливая индейская трубка, и никто из белых не видел сверкающего во мраке блеска неизвестно откуда взявшихся ножей.

— Чего это они горланят, — спросил Джезетт у проводника.

— Так, — отозвался он. — Заклинают богов дороги.

«Едва над землей встанет солнце, — переводил про себя Билл, — и рысь мне расчистит тропу, я выйду охотником смело и выведу своих братьев. В багряном сиянии светила никто не отличит капель крови от капель выпавшей росы, и пусть вражьей влаги будет больше».

Ночной ветер далеко разносил суровую песнь воина. Быть может, ее уже слышали крадущиеся во тьме братья.

Если нога бледнолицего переступит владения Тхе Си Нуа, племя будет покрыто несмываемым позором. Так говорил Красный Лосось.

И только Черный Билл знал, что рано или поздно нога белого человека вторгнется в заповедное место. Это тоже говорил Красный Лосось, но только одному ему и никому больше. Приятно ли быть посвященным в такие тайны? Легко ли знать, что на рассвете все эти люди, среди которых, быть может, был один, знавший его отца, отправятся к своим богам, так и не узнав, почему их постигла эта участь? Билл не задавался такими вопросами. Он мужественно принимал то что есть, и верил в победу. В ту самую победу, которая завтра, быть может, обернется для них поражением, но воля Лосося непреклонна, потому что он маг, жрец, шаман и вождь в одном лице. Он и никто другой общается в племени с богами, а значит — ничего нельзя изменить.

«Пой песню, воин, — думал Черный Билл, — пой так, чтобы тебя услышали Танцующий На Ветру и Желтая Скала и многие другие братья с такими же звучными и красивыми именами».

Райтер прервал свои фантазии. Ему самому пригодилась бы боевая песня воина, но он, к сожалению, так ее и не сложил.

Его дорога лежала через заросли степного бородача и пырея к заброшенной бензоколонке, напоминающей скорее бесхозный фамильный склеп.

Райтер неплохо изучил это место. Дозвониться куда-либо с бензоколонки было невозможно.

«Нет, — решил убийца, — это не фамильный склеп, а великолепный кромлех, где я совершу жертвоприношение».

С минуты на минуту он ожидал появления красного «кадиллака».

Единственный в огромном пустом помещении телефон не работал. Холси тихо выругался и пнул ногой покосившуюся дверь. По заброшенному бетонному ангару гулял ветер. Волны сухого горячего воздуха неслись, вероятно, от самой Мексики.

Холси направился к машине, но внезапно услышал шорох у себя за спиной. Обернувшись, он увидел, как в клубах подсвеченной солнцем пыли, материализуется черная фигура его врага.

Подобно злобному привидению, преступник скользнул в сторону, не покидая теневой зоны помещения, так, чтобы солнце било в глаза противнику, и загородил проход.

Первым желанием Холси было броситься на врага с кулаками, но его оттолкнул спокойный, даже осуждающий взгляд противника. Юношу снова охватил страх. Он не знал, как поступить.

Видимо, попутчик тоже обдумывал план действия. В его руках поблескивали ключи от «кадиллака». Он уже побывал в машине и достал оттуда все необходимое. Несомненно, у врага Джима была некая внутренняя сила, не позволяющая юноше напасть на него и измолотить первым попавшимся под руку тяжелым предметом.

Наконец Райтер сделал движение и бросил ключи на цементный пол перед оцепеневшим пареньком.

Джим очнулся только тогда, когда попутчик вышел, и с улицы раздался скрип тормозов и шум мотора.

Бросившись на дорогу, Холси попытался остановить черный фермерский грузовичок, в который подсел попутчик, но порыв ветра накрыл его пыльной волной и он, закашлявшись, отлетел в сторону.

Джим успел заметить, что за рулем была женщина. Скрытый плотной завесой, автомобиль растворился на дороге.

«Я остановлю тебя, проклятый мерзавец», — решил про себя паренек.

Часто ли ему приходилось сталкиваться с человеческой жестокостью? Каковы ее корни? Что заставляло живодера-соседа ненавидеть его собаку, например? Или папашу Ангуса сечь своего конопатого сынка?

Нет. Не то. Эти поступки, казавшиеся еще так недавно бесчеловечными, меркли в сравнении с увиденным.

Где-то в двух шагах от тебя может пройти настоящий маньяк, и ты мило раскланяешься с ним, или вежливо посторонишься в людской толчее. У него может быть солидная репутация, здоровый аппетит и обходительная жена. Сколько их ходит мимо тебя, вежливо улыбаясь при встрече или солидно молча на работе, в транспорте, на отдыхе? Какие сатанинские планы они вынашивают в своей голове?

Злобное лицо попутчика стояло у юноши перед глазами. Он не носил черной пиратской повязки, не, прихрамывал при ходьбе. У него вообще не было никаких качеств, приписываемых обычно злодеям. Самый обычный человек, каких много. Чего ему не хватало в этой жизни, где, казалось бы, все предназначено только для того, чтобы получать удовольствие?

Пожалуй, у убийцы была одна неуловимая черта, присущая созданиям его клана. Какой-то непреодолимый магнетизм, которым он с успехом пользовался. Заурядный человек быстро попадал под его влияние, и маньяку это было отлично известно.

В безмятежную жизнь паренька, как ночная гроза, ворвалась огромным безлюдным пространством пустыня, усеянная камнями и чахлой растительностью, по которой, как призрак, скитался хладнокровный потрошитель человеческих тел. Быть может, это возмездие, но за что? Если его проверяет тот, кому по праву положено заботиться там, наверху, то испытание слишком сурово. А может быть, испытание ждет его врага, и Холси лишь второстепенный персонаж?

Он понимал, что волею судьбы втянут в странное противостояние с этим монстром. Вероятно, тот замыслил еще не одно убийство, и в данную минуту ничто не могло ему помешать.

Вновь и вновь нажимая на газ, Холси мчался по пустынному шоссе, не задаваясь вопросом, правильно ли он поступает, преследуя своего врага. Иногда жизнь требует тебя всего, и проявить малодушие — означает погибнуть прямо тут, на дороге.

Внутренне юноша был готов к тому, что Райтер появится из-за ближайшего поворота, но попутчик его перехитрил.

Холси не видел, как сзади, ломая кустарник, на автостраду прорвался черный грузовик. Девушка, сидевшая за рулем, пропала. Машиной управлял убийца. Маньяк продолжал свою безумную игру.

Преступник ни на секунду не упускал из вида яркую машину Холси. Уверенно настигая «кадиллак», он бормотал себе под нос:

— Сегодня будет жарко, цыпочка, что же ты не надел свою панамку?

Он начинал испытывать к пареньку нечто вроде симпатии. Ничто не мешало этому сопляку отсидеться где-нибудь в стороне или просто дать деру, но мальчишка принял его условия, а значит — будет бороться до конца.

«Настоящий воин никогда не суетится попусту, — говорил Лосось. — Если ты проявляешь в бою горячность, то твоя сила может обернуться против тебя. Достоинство сражающегося — в спокойствии. Однако самый горячный может оказаться самым способным, если вовремя направить катуальке. Именно поэтому мой выбор пал на тебя, Черный Билл, когда ты возился с другими мальчишками племени, как дикий волчонок. Тхе Си Нуа указал достойного принять Ритуал, потому что он любит воинов. Сражение — любимая забава великого Тхе. Когда воины занимают боевые позиции, сжимая в руках топоры и ожидая сигнала к началу битвы, поднимается ветер — это с небес мчится наш великий Предок. Он облачен в яркие одежды, и глаза его горят огнем. Увидеть Предка способны лишь шаманы племени, ибо вид его настолько великолепен и грозен, что сердце любого, самого храброго воина разорвалось бы от страха. В руках он сжимает золотой лук и меру для живых и павших. Для него битва — всего лишь одна из многочисленных игр, поскольку там, в заоблачной дали, где горы подпирают свод небес, уже все подсчитано и предопределено.

— Что есть катуальке, Лосось? — спросил Черный Билл.

— Это то, что есть у каждого с самого детства. Правильно развитое и направленное, оно делает из мальчика мужчину. Именно эта сила превращает простого бойца в воина, следопыта — в охотника. Для скво нашего племени катуальке — способ общения с духами, а для шамана — прямая связь с Тхе».

«Интересно, что бы сказал Лосось про катуальке этого Холси», — подумал Райтер. Он задыхался от желания совершить нечто немыслимое. Что-то, от чего содрогнется земля.

Конечно, не ему тягаться с людьми, чьи замыслы едва не перевернули планету. На их стороне армии, фальшивая конституция с небезызвестной второй поправкой. Для рыбки помельче существовала Национальная стрелковая ассоциация, свято охраняющая право человека на выстрел, как последний аргумент в споре за жизнь, — фараоны, ухлопывающие сопротивляющихся, не вынимая рук из карманов. Однако все они совершали это без особого воображения. Им не хватало завораживающей игры ума.

Со времен покорения необъятных просторов этой загадочной страны до сей поры люди не выпускали из рук оружия. Когда бескровный период затягивался слишком надолго, они собирались в стаи, выбирали себе вожаков и развязывали опустошительные сражения, ничем не отличаясь от тех дикарей, которых им довелось приручить.

«Когда выкатившееся солнце озарило поле сражения, Черный Билл осмотрел трупы.

— Среди скальпов белых воинов я не вижу самого главного, — обратился он к вождю. — Я не вижу клочка волос их начальника. Джезетту удалось уйти.

— Пройдут две луны, и он вернется, — невозмутимо сказал вождь.

— Через две луны люди его племени придут сюда с лошадьми и буйволами, приведут с собой демонов огня и дыма и от нашего племени ничего не останется, — запальчиво воскликнул Билл.

— Так и будет, — все так же храня спокойствие, ответил Красный Лосось. Знаком он приказал воину сесть и достал свою трубку. — Послушай меня внимательно, младший брат, — сказал он, выпуская клуб дыма и передавая трубку собеседнику. — Все, что я делал для моего племени, я делал но воле пославшего меня Тхе Си Нуа. Не я ли отыскивал тучные пастбища бизонов, чтобы мои братья не нуждались в еде? Не я ли обучал охотников, как найти источник в пустыне, когда племя нуждалось в питье? Не я ли обучал скво сшивать шкуры, чтобы братьям было теплее коротать длинные зимние ночи? Не я ли обучал мужчин складывать песню любви, когда наступала пора брачных церемоний?

— Да. Это так, — вымолвил Черный Билл. — Ты настоящий глава племени.

— Все свои знания я получил от наших великих предков. Я приумножил их, общаясь со всемогущим Тхе. Много лун мы находились под его защитой, и настал час, когда я посвящу тебя в сокровенное. Тхе призывает братьев к себе. На этой земле поселился железный бог белого человека. Топор рубит дерево, а не наоборот. Наш тотем не устоит перед коварством демона бледнолицых.

— Ты говоришь грустные слова, — произнес Билл.

— Я говорю их достойному, способному мужественно принять свою участь. Жизнь на этом не остановится. Там, из заоблачных высот, где клекочет коршун Наутокль, на нас смотрят храбрейшие воины, первыми принявшие смерть из рук врага. Очень скоро туда отправятся те, кто так храбро сегодня сражался, чтобы тоже познать Тхе Си Нуа. Такова его непреклонная воля.

— Неужели нам всем суждено переселиться на верхнюю землю? — недоуменно вымолвил обескураженный индеец.

— Ты когда-нибудь слышал о женщинах-воинах?

— Скво — воин? Это звучит так же, как летающий олень.

— Поверь, — Красный Лосось подтверждал свои слова жестом искренности, — на этой земле воинами будут даже дети. Мы оставим здесь самых способных, самых хитрых и самых сильных, чей катуальке будет гореть в груди ярче солнца, но глазу белого будет недоступен этот свет. Пройдет много лун, прежде чем мы снова вернемся в края бизонов и снова станем хозяевами этой земли. Тхе заберет достойных, но достойнейшие расчистят дорогу, чтобы вернуться. Топор — это только топор, а дерево растет вверх. Белым не устоять перед своим же коварством. Индейцы научили их курить сушеные листья табака, но они курят его не так, как воины. Индейцы научили их игре в мяч, но они не поняли смысл игры. Захваченная ими земля не принесет им счастья. Они будут много болеть и в конце концов перегрызут друг друга. Так говорил мне Тхе.

— Я верю тебе, — спокойно сказал молодой воин».

Убийца, когда-то писавший эти строки, погрузился в размышление. Едва ли стоило оставлять в живых этого щенка в бетонном ангаре, так напоминающем кромлех, но, как сказал бы Лосось, он не почувствовал запаха смерти рядом с пареньком.

Еще Лосось говорил: «У людоедов зубы выпадают раньше, чем приходит старость». Райтер не хотел быть людоедом. Он чтил Ритуал, но красный «кадиллак», маячивший на горизонте, не давал убийце покоя.

Чтобы придать себе решимости, он прицепился к машине и, разогнавшись, принялся ее таранить своим грузовиком. Удары сотрясали кабину. Он видел, как обескураженный юноша неловко пытался от него оторваться.

«Давай, ты, первый из трех поросят, — ругался убийца. — Попробуй меня остановить!»

Для Холси этот натиск был полной неожиданностью. На какое-то время он растерялся. Вращая руль, пытался уйти от ударов, потом, переключившись на повышенную передачу, сделал отчаянную попытку оторваться. Машина убийцы оставалась далеко позади. Преимущество Холси было в безупречно разработанной модели «кадиллака».

На некоторое время дорога вновь опустела. Машина с ревом пожирала мили безлюдного пространства. Словно из песка выплыл поставленный чьей-то заботливой рукой указатель, что ближайшая заправка находится в полумиле езды.

«Надо же, — подумал Холси, — значит здесь все-таки живут люди! Но не исключено, что это просто мираж».

С отчаянно бьющимся сердцем он въехал на площадку станции. У него была небольшая фора во времени. Не заглушив двигатель, ворвался в стеклянный павильон.

Колонка в этот ранний час никем не обслуживалась. С той ужасной ночи обстоятельства складывались не в пользу паренька.

«Черт бы побрал эту глушь!» — бранился Холси, набирая номер полиции. Гудки следовали один за другим.

«Один… — считал юноша, — второй… третий…»

Поздно. Слишком поздно. Стеклянный павильон станции лопнул под натиском ворвавшегося грузовика.

Маньяк неистово крушил все, что попадалось у него на пути. Ударом бампера он снес торчавшие из земли насосы. На бетонное покрытие хлынул бензин. Летучая жидкость мгновенно залила пространство, отрезая юноше путь к отступлению.

Еще не добежав до машины, он поскользнулся и упал в растекающееся месиво. Ядовитые испарения перехватили дыхание, и Джим, ошалело глотая воздух, попытался встать на ноги.

«Вот теперь — конец», — промелькнула мысль.

Райтер, занявший место с подветренной стороны, показался из кабины, держа в руке спичку. С расстояния, отделявшего Холси от убийцы, она была хорошо видна юноше.

Не произнеся ни слова, маньяк взглядом приказал юноше бежать. Таковы условия. Побеждает сильнейший.

Задыхаясь, Холси собрался как пружина. Ноги сами бросили его в кабину. Длинный язык пламени уже настигал Джима.

Юноша не помнил, как оказался в машине и как, рванув с места, сбил с горящих крыльев рыжие огненные языки. Повинуясь инстинкту, он стремился покинуть подверженную уничтожению зону и пришел в себя лишь тогда, когда где-то позади раздался оглушительный взрыв, и машину накрыло падающими обломками того, что секунду назад было бензоколонкой.

Перед глазами чудом спасшегося водителя плыли радужные круги. Едва ли он думал о судьбе своего врага, оставшегося, быть может, как саламандра, плясать свои танцы в кольце пламени или спасшегося так же, благодаря чуду, и возникшему из пепла как феникс.

В ушах надышавшегося бензином Холси стоял звон, и машина, плохо слушаясь управления, виляла на дороге.

Он попал в заколдованный круг, и, чтобы выбраться из него, требовалось обратиться к людям, но люди не спешили ему на выручку. Юноша все меньше верил в реальность происходящего. На какое-то время он потерял из виду дорогу. Черные молнии секли небо над его головой. Убийца снова подсаживался к нему в кабину. Его лицо знакомое, но давно забытое, стояло у Холси перед глазами. Кто он? Из какой преисподней явился этот дьявол? Усталая память не давала ему ответа. Чтобы очнуться, Джим ущипнул себя за руку. Видения исчезли, но пустынное шоссе осталось, подтверждая реальность событий сегодняшнего утра.

Новый мираж на горизонте заставил юношу собраться. Подъехав поближе, он увидел, как из знойной дымки воздуха формируется каменная хижина с надписью «Лонг Хорн» — «Закусочная».

Нэш вышла из автобуса и направилась прямиком к кафе. Привычка быть на рабочем месте за час до открытия сложилась у нее давно. Отец не любил, когда в его заведении клиенты подолгу ожидают заказ из-за того, что не разогрета плита или не приготовлены сандвичи.

Приведя себя в порядок, Нэш взялась за дела. В это время в закрытые двери заведения забарабанил посторонний. Так рано девушке еще никто не докучал. Посетитель был взъерошен и перепачкан. Черты его лица были настолько искажены, что Нэш невольно подумала: «Настоящий бандит с большой дороги». Вслух она прокричала:

— Закрыто!

— Мне нужно позвонить по телефону, — отозвался клиент.

— Мы открываемся через сорок пять минут, — упорствовала девушка. — Подождите, пожалуйста.

— Это очень срочно. Мне необходимо вызвать полицию.

Нэш посчитала это уловкой и спросила через стекло:

— А что случилось?

— Я не могу сейчас объяснить, — настаивал клиент. — Пропустите меня к телефону.

На посетителя было жалко смотреть. Бледный, с блуждающими глазами, он никак не походил на обычных клиентов закусочной — водителей-дальнобойщиков. Похоже, у него действительно были неприятности.

Нэш распахнула перед ним дверь.

— Джек узнает — голову мне оторвет, — бросила она ему вслед и, поморщившись, добавила: — Ух, и бензином от тебя несет. Что, авария какая-то?

— Да, — огрызнулся вошедший.

Он решительно направился к стойке с телефоном и, набрав номер, принялся сбивчиво объяснять:

— Меня зовут Джим Холси… Я знаю, кто убил этих людей на дороге… И бензоколонку он тоже взорвал… Да, Джим Холси — Эйч-Оу-Уай… Я нахожусь в кафетерии «Лонг Хорн»… Нет, никуда не денусь, буду сидеть здесь.

Девушка по роду своей профессии была не любопытна, но по обрывкам телефонного разговора поняла, что случилось нечто серьезное. Она проводила юношу к раковине и велела умыться.

Взглянув на себя в зеркало, Джим ужаснулся. Он стянул пропитанную бензином рубаху, и выбросил ее в мусорный контейнер.

Потом долго и с наслаждением смывал с себя дорожную пыль и копоть бензоколонки. Нэш вынесла полотенце и сказала:

— Только не думай, что полиция приедет так скоро. Тут у нас одному голову проломили, так полиция сорок минут добиралась. За это время он, конечно, умер.

Усадив Джима за стол, она выставила тарелку с чизбургерами.

— Это тебе за счет заведения.

Холси внимательно посмотрел на хозяйку и сразу проникся к ней симпатией.

— Спасибо, — сказал он, — ты очень добрая девушка.

Ее открытое лицо можно было назвать красивым. В глазах светились уверенность и ум. В несколько иной ситуации он, может быть, даже пустился бы с ней во флирт.

— Думаешь, все будет в порядке? — спросила она.

— Надеюсь, что да.

— По крайней мере, ты стал выглядеть получше. Думаю, теперь ты не загоришься, если я закурю, — пошутила Нэш.

Похоже, она тоже заинтересовалась Холси.

Месяц назад Нэш исполнилось восемнадцать. Знакомые и соседи прочили ей блестящее будущее. Они восхищались ее умом и простотой в общении. Многие считали, что ей стоило перебраться из этой глуши и сделать себе карьеру.

Отец и брат придерживались иного мнения. Их взгляды на жизнь отличались провинциальной простотой и трезвым подходом к подобным вещам.

Нэш была единственной женщиной в доме и вела все хозяйство. В закусочной у нее были обязанности, которые вряд ли можно было переложить на чьи-то плечи. Благодаря ее обаянию, в кафетерии сложился круг постоянных клиентов, которые частенько оказывали Нэш знаки внимания. Принимая их как должное, она, тем не менее, не думала пока ни о чем таком, что описывалось в романах издательства «Арлекин», которые Нэш почитывала в свободные минуты.

Сидевший за столом юноша не походил ни на одного из тех парней, что она знала. Смуглый и черноволосый, с живыми глазами и волевым подбородком, он вполне мог сойти за героя-любовника ее книг.

Новые люди всегда пробуждали в ней интерес, поэтому она решила взять инициативу в свои руки.

— Ты извини, что я сразу тебя не пустила, — произнесла она. — У нас здесь всякий клиент попадается. Вкусно я приготовила?

— Да, ничего. Спасибо, — отозвался работающий челюстями Джим.

— Меня зовут Нэш.

— Джим Холси, — представился клиент.

— Ты сам откуда?

— Из Чикаго.

— А куда направляешься?

— В Калифорнию.

— А-а, — протянула хозяйка, — все туда едут. Наверняка в Голливуд.

— Нет, в Сан-Диего. Я перегоняю машину.

— А я тоже думала перебраться в Калифорнию, — сообщила девушка. — Мой отец — хозяин этого заведения. Брат работает поваром. Все мы тут родственники, так что трудно вот так все бросить и начинать на новом месте. Но кто знает, может быть, когда-нибудь и придется.

Джим допил из стакана апельсиновый сок и уставился в пустую тарелку. Удивительно, что после огромного нервного напряжения он мог еще испытывать чувство голода, беседовать с милой девушкой и мечтать об отдыхе.

После сытной еды им овладело какое-то оцепенение — сказывались последствия ночей, проведенных без сна. Молча, не меняя позы, он сидел и слушал вполуха щебетание хозяйки, думая, впрочем, о своем.

Какие надежды он возлагал на эту поездку! Тихоокеанское побережье, крупный заработок — все это летело теперь к черту. Еще не известно, выберется ли он живым из этой истории.

Воспитанный, как и большинство его сверстников, на триллерах, боевиках и прочей голливудской стряпне, он считал, что с честью выйдет из любой ситуации. Ему казалось, что он знал, каким нужно быть. Очень удобно было сидеть в кинозале и галлюцинировать перед белым экраном, воображая себя Флэшем Гордоном, Баком Роджерсом или Майком Хаммером.

В жизни обстоятельства разыгрывались под ведением другого режиссера, и не всякий исход мог оказаться счастливым.

Заметив, что собеседник грустит, Нэш попыталась пошутить:

— Мой брат Билли — марсианин. Кстати, мы все тут с Марса. У нас на заднем дворе стоит космический корабль. А ты с какой планеты?

Очнувшись, Холси переспросил:

— Что?

— Да ты ведь ничего не слышишь, что я тебе говорю.

— В самом деле, ничего, — удивился юноша.

— Ну ладно, у меня очень много дел. Пойду займусь холодильником.

С этими словами девушка скрылась в подсобном помещении.

Холси снова остался наедине со своими мыслями. Внезапно возникло ощущение, что проклятый попутчик где-то рядом. Уверенность эта была почти животным ощущением незримого присутствия врага. Ему было трудно поверить в то, что попутчик сгорел вместе с бензоколонкой.

Холси огляделся. Его взгляд остановился на выставленных из холодильника сосисках, которые тотчас напомнили ему чьи-то отрубленные пальцы.

Его замутило, и с криком он бросился прочь из кафе.

В ту же секунду к заведению подрулила полицейская патрульная машины. Из нее выскочили два фараона и бросились наперерез Холси. В руках обоих полицейских блестело оружие.

— Не двигаться! — выкрикнул один из них. — Стой где стоишь! — Холси замер, плохо соображая, что происходит.

Второй полицейский выстрелом в землю указал:

— Лечь вон там и широко раскинуть ноги и руки.

Изумленный юноша повиновался требованию. Произошла какая-то нелепая ошибка. Видимо, полиция приняла его за преступника.

Лежа в придорожной пыли, он лихорадочно соображал, как будет выпутываться из сложившейся ситуации.

Стрелявший полицейский приблизился к Джиму, на всякий случай ткнул его в бок дубинкой и сказал:

— Медленно, очень медленно переведи руки за спину.

Когда команда была выполнена, коп ловким движением защелкнул наручники на запястьях Джима. Грубым рывком он перевернул Холси с живота на спину и наградил его ударом ноги, от чего тот закашлялся и издал стон.

Самым обидным было то, что вся сцена разыгрывалась на глазах у изумленной хозяйки закусочной. Должно быть ее марсианскому воображению предстала довольно неприятная картина.

Второй страж порядка подошел к «кадиллаку» и принялся обшаривать кабину. Из распахнутого бардачка на землю летели дорожные карты, пачки сигарет и прочее нехитрое содержимое.

— Бумажник у меня в кармане, — простонал Холси.

— Заткнись, мы сами знаем, что делать!

Бессильный как-либо повлиять на ситуацию, Джим молился, чтобы все обошлось. Солнце, поднимавшееся над равниной, начинало нагревать землю.

Когда дневное светило печет тебе голову, и ты валяешься у ног стража, вершащего правосудие, закованный в наручники, молитва — это лучший способ обрести душевное равновесие, возможно и не единственный.

Об этом знал другой человек, наблюдавший за всем происходящим из укрытия. Он мысленно поздравлял себя с успехом, превзошедшим все ожидания.

Мастерство игры заключается не в знании правил, которых может не быть вовсе, а в умении предвидеть очередной ход противника. Пока это ему удавалось. Сейчас один из полицейских найдет то, что им обоим нужно.

— Господи! — сорвалось с уст человека в форме. Он вытащил из-под сиденья машины окровавленную тряпицу, в которой что-то было завернуто.

Это был нож, так хорошо знакомый Холси.

От неожиданности он попытался встать на ноги и неистово завопил:

— Это он! Он подбросил, когда я вылезал из машины!

Ударом дубинки полицейский снова отбросил его на землю.

— Лежи и не шевелись, подонок!

Тогда за Джима решила вступиться Нэш:

— Да что здесь происходит, я вас спрашиваю? — выкрикнула она.

Для полиции все было ясно — найдено орудие преступления, после чего неизбежно следует арест, тем не менее один из фараонов спросил:

— Ты что, хорошо его знаешь?

— Да в общем-то нет, — замялась девушка. Сердце подсказывало ей, что произошла ошибка и Холси задержан несправедливо, но полицейский прервал ее сомнения:

— За этим ублюдком гоняется половина властей штата. Хорошо, что нам удалось его задержать. Неизвестно, каких бед он смог бы еще натворить.

Его подручный затолкал арестованного в машину, и она, оставляя шлейф пыли, скрылась в направлении полицейского участка.

Райтер, видевший все до мельчайших подробностей, выждал положенное время и покинул свое укрытие — дощатый придорожный клозет. Он направился к закусочной, войдя, заказал пакетик картофельных чипсов, овощной салат и чашку кофе. Убийца был вегетарианцем и терпеть не мог мясных блюд. Теперь он располагал свободной минуткой, чтобы спокойно посидеть и поглазеть на окружающую его обстановку. Сейчас Красный Лосось вряд ли бы его похвалил за это.

Разумеется, Райтер был представителем своей цивилизации — вынянченным и выпестованным в привязанности получать удовольствие от всего, что приходится делать. До недавнего времени ему казалось, что доступ открыт к осуществлению любых, самых невозможных прихотей. Желания менялись, как узоры в калейдоскопе, но потребность в них не убывала. Жизнь проходила перед ним, как череда ярких, быстро сменяющих друг друга картинок.

Однажды, пресытившись, он увидел, что не очень-то преуспел в погоне за призрачным и недосягаемым счастьем. Его окружали такие же голодные до развлечений смертные, и он ничем не выделялся из толпы. Это его деньги они присваивали себе, когда ему не везло в казино. Это с его женщинами они спали, когда он их оставлял. И это ему на смену придут более молодые и хваткие, чтобы забрать то, что осталось. Смешными выглядели попытки снизить количество выходных костюмов до двух, проводить отпуск в провинции, обегая стороной Майами, чтобы быть не таким как все. Недостаточно было и сочинять нечто, от чего у обывателя сводило скулы от тоски.

Вот тогда и возникло полное новых надежд слово «Голливуд». Успех в киноимперии означал для соискателя прорыв в верхушку элиты общества. Но элита жестоко посмеялась над неудачником.

Едва ли можно было назвать результат, который он получил, ожидаемым, когда собирались вещи и приводились в порядок необходимые записи, и когда он вскрывал изнутри скорлупу общества столицы, кино и развлечений.

«Быть может, вы в душе совсем неплохой человек, — сказал ему один маститый голливудский режиссер, — но вы пишете плохие книги. Ваши герои слишком мягкотелы, я подчеркиваю слишком. Оглядитесь вокруг — мир выглядит гораздо жестче и наш хищный кинематограф требует более суровых жертвоприношений, чем ваши жалкие опусы. Я не смогу заставить зрителя поверить в пасторали, вымученные из пальца».

Это говорила авторитетная знаменитость, и именно ей принадлежало приоритетное право выносить приговор. С легкой руки голливудского бонзы он превратился в двойника актера, игравшего репликантов.

Прищурившись, он уставился на Райтера и спросил: «Вам никто не говорил, что вы похожи на Рутгера Хауэра? Если вы так любите кино, почему бы вам не пойти в трюкачи? Вы могли бы с успехом его дублировать».

Так Райтер узнал о себе все, но не только. Погуляв по дорогим улицам Калифорнийского побережья, он увидел Голливуд с совершенно иной стороны. Его окружали люди-куклы. Живые биороботы с лицами-масками на все случаи жизни. Репликанты, пришедшие в этот мир, чтобы получить свой дорогостоящий кайф.

Вскоре ему представилась возможность убедиться в справедливости слов режиссера. Мир действительно был жесток.

Райтер собирался покинуть Калифорнию. Карьера трюкача его не прельщала, и деньги, отложенные на поездку, подходили к концу. В последний раз он отправился на прогулку по предместью Лос-Анджелеса с легким чемоданчиком в руке, чтобы набраться впечатлений до отхода вечернего поезда.

На улицах не было ни души. Район был погружен в полутьму, разрезаемую изредка светом рекламных огней. Неожиданно из-за поворота выскочила дорогая машина и на полном ходу врубилась в одну из витрин. На глазах Райтера творилось невероятное — с заднего сиденья выскочила черная тень и, швырнув на мостовую какой-то предмет, бросилась наутек. Ни секунды не мешкая, он подбежал посмотреть, что случилось. Распахнув дверь водительской кабины, он едва успел подхватить тело шофера, из горла которого хлестала кровь. Другой труп в машине ткнулся головой в приборный щиток. Предмет, брошенный на дорогу, был ножом какой-то причудливой формы. Подобрав его, Райтер совершил непростительную ошибку, о которой долго потом сожалел. Подоспевшая тотчас полиция так его и застала: перепачканного в крови, сжимающего в руках холодное оружие.

По иронии судьбы один из убитых оказался тем самым режиссером, который так любил жестокость. В чемоданчике Райтера нашлись золоченые визитки убитого бонзы. Свидетели вспомнили визит сценариста-неудачника к нему в кабинет. Машина правосудия завертелась на всю катушку, перемалывая человеческую судьбу. Два года.

Два года в тюрьме — много это или мало? Два года напряженного ожидания, когда тебя усадят на электрический стул или задушат в газовой камере. Два года надежды, что дело будет пересмотрено и перед тобой раскроются двери свободы. Два года унижений и бессонных ночей. Из камеры-одиночки в общую и обратно — в зависимости от того, какой ход имела кассационная жалоба. Едва ли такое можно забыть.

Единственным преимуществом всех тюрем в мире было то, что за их каменными стенами хорошо думалось. К тому же, именно там он повстречал своего индейца.

Однажды, сидя в одиночке, он получил записку. На тюремном языке она называлась «язушка». «Привет, я Лосось, как поживаешь?» — говорилось в коротком послании. С этой минуты для узника начался новый отсчет времени.

Потом был окончательный пересмотр дела. Властям удалось поймать настоящего убийцу. Им оказался любовник режиссера, устроивший кровавую сцену ревности своему партнеру. Такие были у них в Голливуде порядочки. Мальчики-геи, убивающие своих возлюбленных. Голубые режиссеры, рассуждающие о жестокости. Все это уже не волновало Райтера. С момента знакомства с индейцем, отбывающим пожизненный срок за убийство, мир для него перевернулся с ног на голову.

«Как только ты почувствуешь, что мир перевернут вверх тормашками, знай, что очень скоро он снова встанет на свое место, а ты станешь другим», — любил говорить Лосось.

Лосось, сидевший в тюремной камере, быстро превращался в героя новой книги. Страницы этого повествования были начинены жестокостью до предела. Жизнь научила Райтера, как нужно писать. Его новый роман требовал жестокой линии поведения от самого сочинителя, потому что любое литературное произведение всегда несколько автобиографично. Поиск крутого сюжета привел его на большую дорогу.

Этот более чем странный способ черпать вдохновение после очередного преступления нисколько не волновал Райтера. В конце концов, у человека творчества должны быть свои маленькие странности.

Весть о поимке человека, имеющего отношения к убийствам на дороге, взбудоражила центральные власти. Из Остина была выслана оперативная бригада на машине. Сотни людей пришли в движение, готовясь выставлять посты и обеспечивать транспортировку преступника. Следователи приводили в порядок материалы по данному делу.

Тем временем местные фараоны битый час возились с арестованным. Все что от них требовалось — это снять предварительный допрос и подготовить подозреваемого для передачи в городское управление.

Зная, что пойманная рыбка велика, ребята старались не за страх, а за совесть.

Участок у края дороги обслуживался сменой из трех человек. Поочередно, сменяя друг друга, они изнуряли узника однотипными вопросами, пытались сбить его с толку, цепляясь к мелочам.

Подобное служебное рвение снискало провинциальным представителям закона славу известного рода, за что фараонами их называли даже коллеги из административного центра. Но именно на долю этих скромных тружеников приходилась большая часть всех раскрытых преступлений.

В Техасе была хорошо известна история о простом дорожном полицейском, придравшемся на шоссе к грязным номерам одного из водителей. Вместо пререканий подозрительный тип бросился прочь от машины. Когда законник осмотрел автомобиль изнутри, то обнаружил вместительный тайник, из которого вынули живого и невредимого мальчишку. Оказалось, что преступник, пойманный чуть позже, специализировался на киднэпинге — похищении детей.

Этот и подобные ему примеры поддерживали престиж дорожной службы. Двадцать пятый участок, в котором допрашивали Холси, числился в списке лучших.

Инспектор устало откинулся в кресле и (в который уже раз) спросил:

— Так где же ваши водительские права, кредитные карточки? Где удостоверение личности?

Холси устало повторял:

— Человек, о котором я вам рассказывал, украл у меня все. Он вытащил мой бумажник и вместо него подложил нож.

Юноша сильно устал от процессуальных формальностей. Им овладевала апатия, но мысль о том, что они во всем разберутся, являлась источником внутренних сил.

Полицейский, сидевший у Холси за спиной, как бы случайно бросил реплику:

— Техпаспорт на машину он тоже забрал? — Это был известный прием. Все время допроса коп вычищал зубочисткой грязь из-под ногтей. Перекрестные вопросы должны были сбить арестованного с первоначальной версии.

Фараон отбросил зубочистку и, приблизившись, продолжил:

— Откуда у такого молодого парня столь роскошная машина? Ты что, украл ее? — Дурацкий вопрос, достойный деревенского легавого.

Холси отвел взгляд в сторону и посмотрел в окно, где виднелась клетка со здоровенной немецкой овчаркой. Собака металась и пронзительно выла в своем вольере.

— Как я уже говорил, машина мне не принадлежит. Я просто подрядился ее перегнать и должен был доставить в Калифорнию. В Сан-Диего меня ждет один человек.

— Как его зовут? — спросил въедливый полицейский.

Холси задумался. В наступившей паузе оба допрашивающих удовлетворенно переглянулись. Собака выла все отчаяннее.

— Не помню, — выдохнул арестант. — Но я помню номер перегонной компании. Вы можете позвонить туда. 3-999-81. Я часто звонил им в ожидании своей очереди на машину. Он въелся мне в память.

Набирая телефонный код, первый инспектор предупредил:

— У тебя могут быть большие неприятности, парень.

Его напарник ехидно переключил аппарат на селектор. «Извините, сегодня компания не работает. Позвоните, пожалуйста, в понедельник, среду или пятницу с десяти до семнадцати часов», — сообщил автоответчик.

Рок преследовал юношу по пятам. Инспектор, сидевший в кресле, потянулся и насмешливо осведомился:

— Что мы будем делать теперь, милочка?

Собака за окном приумолкла, как бы собираясь тоже выслушать ответ.

— Вы можете позвонить моему брату домой. 3-185-54.

Старший снова взялся за трубку. Гудки резко звучали в ушах Холси. Ответа не было и по этому номеру.

— Может быть, вы мало держали… — пытался возразить юноша.

Всё не могло быть так плохо сразу в один день.

— Я что похож на убийцу? — отчаянно выкрикнул он.

Полицейский, которому был задан вопрос, спокойно выдержал его взгляд и сказал:

— Сейчас приедут ребята из Остина. Они помогут установить нам истину. А пока отдохни немного. Отведите его в камеру.

— Вы только даром теряете время! — выкрикнул Холси напоследок. — Настоящий убийца разгуливает на свободе и смеется над вами.

Когда полицейские фотографировали Холси в фас и в профиль, снимали отпечатки его пальцев, один из допрашивающих сообщил другому:

— Джек, я не думаю, что он и в самом деле преступник.

Внутренне тот, кого звали Джек, согласился с напарником, но вслух произнес:

— Чего это наш Цезарь сегодня так воет? Его что, не кормили с самого утра?

— Да нет, просто, вероятно, скоро полнолуние. Собаки сильно беспокоятся в эти дни.

Никому из них не пришло в голову, что собака могла предчувствовать беду, уже нависшую над полицейским участком.

Райтер покончил с едой и, откинувшись на стуле, незаметно наблюдал за первыми посетителями закусочной. Он специально выбрал столик, стоящий несколько в глубине помещения, чтобы не привлекать к себе внимания. Краем уха он слышал, как девушка за стойкой пересказывала события сегодняшнего утра пожилому мужчине в клетчатой ковбойке. Это неприятно волновало убийцу. Как-никак девчонка была косвенным свидетелем и могла оказать помощь властям. «Она тоже должна быть убита», — решил маньяк.

Таковы условия игры. Когда Райтер сидел в тюрьме, индеец его спрашивал: «Скажи, ты мог бы в тот вечер не подходить к машине, не брать в руки нож или вообще пойти другой дорогой?» «Думаю, что да», — ответил он. «В том-то и дело, что нет. Не мог. Время… — задумчиво произнес индеец. — Время — это пущенная с тетивы лука стрела. Оно летит только в одном направлении и не поражает одну и ту же цель дважды. Все исполняется точно и в срок. Кто-то едет в машине, держа наготове нож, кто-то идет по улице, собираясь вечерним поездом покинуть город. Вдруг у них возникает на пути перекресток и оказывается, что кто-то давным-давно предопределил им встречу именно в этом месте и в данную минуту».

Никто не просил Холси приводить его, Райтера, в это убогое заведение с рисованными на стенах буйволами, с назойливыми посетителями вроде того, что сейчас сидел напротив и, вылупившись на него, сытно закусывал после принятой с утра пораньше рюмки. Битый час он таращился на убийцу, делая ему какие-то знаки в пустой надежде завязать разговор.

Райтер подробно знал все возможные темы бесед таких вот завсегдатаев. Сходившись в кружок, они сутки напролет могли обсуждать ливни, засухи, политику и бейсбол, пропуская виски стакан за стаканом. Никчемные человеческие машины. В голове у них не мозги, а перловая каша.

Убийца собирался встать из-за стола, когда пьянчужка опередил его намерение, и двинулся навстречу.

— Славно «Бизоны» отделали этих ребят из Массачусетса третьего дня, — заявил он. — До сих пор не могу прийти в себя от радости, — указал он на початую бутылку.

Райтер попытался посторониться, но счастливый болельщик потянул его за рукав и предложил:

— Выпьешь со мной за победу наших парней в нынешнем сезоне?

Райтер молча направился к выходу.

— Э-э, — протянул его новый компаньон. — Да тебе не нравится бейсбол?! Может, и президент тебе наш не нравится? — прибавил он, распаляясь.

Райтер положил скандалисту руку на плечо и стиснул его с такой силой, что у того глаза вылезли из орбит. Убийца был дьявольски силен. Так они и вышли вдвоем на улицу.

Еще сидя в закусочной, Райтер заметил, что этот бедолага приехал сюда на фермерском «форде».

— Отвезешь меня на запад, к полицейскому участку, — приказал он забияке.

Дело, которое предстояло убийце, не терпело отлагательств

Холси даже был рад, что его посадили в камеру. Во-первых, он чувствовал себя в безопасности, во-вторых, он смертельно устал от бессонных ночей и треволнений, а в-третьих, даже сидя за решеткой, он не расставался с верой в высшую справедливость и знал, что очень скоро все объяснится.

Не теряя времени, он прилег на нары и забылся тревожным сном. Жесткое ложе не давало телу расслабиться. Джим снова видел попутчика. Вероятно, тот обладал возможностью проникать даже в сны.

Маньяк снова подсаживался к нему в машину.

«Ты знаешь, скольких существ я освободил от этой оболочки?» — водя ножом по его лицу, говорил убийца «Я прилетел с Марса, — шептал он юноше в ухо. — Хочешь взглянуть на мой космический корабль?» С этими словами он взрезал себе грудную клетку и поочередно стал доставать оттуда дорожные карты, жевательную резинку, какие-то смешные картинки, упаковки от лекарств, автомобильные свечи и прочую мишуру…

«Дело в том, что машина без водителя никуда не годится, — пояснял он. — Далеко она не уедет».

Джим пытался скрыться от преследователя и носился какими-то пустыми коридорами. Ему попадались серые фигуры людей безликих и невыразительных. Они чего-то ожидали у огромных дверей.

Холси потерял убийцу, но постоянно ощущал его присутствие. Страх гнал его все дальше. Он искал выход, но ни одна из дверей не открывалась. Вскоре он смешался с толпой, ожидавшей неизвестно чего у большого парадного входа. Все они толкали эту дверь, но она не поддавалась.

Холси же дернул ручку двери на себя, и с парадного входа спокойно вошел его мучитель. Люди хлынули в образовавшийся проем, и Холси вновь остался наедине с убийцей. «Там то же самое, — махнул попутчик рукой на дверь. — Тебе от меня не спрятаться, — добавил он. — Меня можно только остановить».

Потом все смешалось, и Холси увидел бой быков, происходивший почему-то на бейсбольной площадке. Потом он оказался за рулем в странного вида машине, напоминающей скорее велосипед. У обочины стояла девушка в форме полицейского и сообщала: «Можете выходить, мы вас больше не задерживаем». Дальше ему пригрезилась собака, воющая на луну, и он наконец проснулся в холодной испарине.

Сколько времени он провел в забытьи, определить было трудно, но Холси почувствовал, что в камере что-то изменилось. Оглядевшись, он увидел, что решетчатая дверь узилища распахнута настежь. Путь на волю был свободен.

Джим вышел из клетки, предчувствуя что-то недоброе. В помещении стояла пронзительная тишина.

— Эй, — подал он робкий голос. — Есть здесь кто-нибудь?

Стены ответили молчанием. Над его головой нервно подрагивала лампа дневного света.

Идя коридором по направлению к дежурной части, он встретил разгуливающую на свободе собаку. Это не понравилось Джиму еще больше. Он принялся осматривать все помещения подряд в надежде объяснить себе происходящее.

Труп первого полицейского он обнаружил в туалете. Перед смертью тот даже не успел застегнуть штаны. Второй лежал при входе в дежурную часть с уже знакомой Джиму резаной раной вокруг горла. Третий мертвец сидел за столом, ткнувшись лицом в стекло стойки. Его рука как бы еще тянулась к сигналу включения аварийной тревоги. В голове полицейского зияла огнестрельная рана.

«Райтер побывал здесь», — решил юноша и издал тихий стон. Происходившее было выше его сил. В голове паренька не укладывалось, как человек, разговаривавший с ним полчаса назад, может теперь лежать, раскинув конечности, бездыханный и недвижимый. Почему возмездие не настигает того, кто отнимает чужие жизни? Неужели справедливость возможна только в кино? У юноши открывались глаза на новые вещи, которые раньше он оставлял без внимания. Теперь его мысли работали в несколько ином направлении, чем обычно. Для него все происходящее складывалось в какой-то нелепый боевик. Только теперь он стал осознавать всю чудовищность своего положения. Любой, кто в этот день входил в контакт с Холси, неизбежно погибал от руки Райтера. Беспощадный убийца уничтожал всех свидетелей, перекладывая тяжесть вины на него. Его почти инфернальная способность исчезать с места преступления, чтобы в определенный момент появиться снова в другом месте, сводила Холси с ума, а безнаказанность, с которой он действовал, повергала в отчаяние.

Для Джима Холси было совершенно очевидно, что с этой минуты ему придется рассчитывать только на собственные силы. Еще не вполне отдавая себе отчет в том, что он будет делать, юноша подобрал револьвер погибшего полицейского и повертел его в руках.

Он впервые взял оружие. Джим не был ни охотником, ни стрелком-любителем. Все, что было связано с этими понятиями, не вызывало у него интереса. Теперь сама судьба толкала его на этот шаг.

Внезапно его внимание привлек противный чавкающий звук. Обернувшись, он увидел, как собака слизывает с одного из мертвецов теплую еще кровь. «Иные люди ничем не лучше этих тварей», — решил Холси и прицелился. Сделать выстрел ему помешал вой полицейских сирен.

…Холси прекрасно знал, что в Америке делают за убийство полицейского. Как правило — это пуля в лоб без предупреждения, если ты с фараоном один на один, а если арест произведен по всем правилам — то электрический стул. Ему не хотелось ни того ни другого.

Он убежал прочь через окно от злополучного места, рассчитывая укрыться в скалах, окружавших участок с трех сторон. Карабкаясь по кручам все выше и выше, он видел скучившиеся полицейские машины и бестолковую суету людей. В небе спокойно реял стервятник.

Скрываясь, Холси напряженно думал, почему выбор пал на него. Не мог же проклятый убийца сидеть и ждать именно его машину? Где, в какой момент человек переходит грань, отделяющую благополучную жизнь от бед и несчастий?

Огромные душевные потрясения этого дня мало-помалу меняли его жизненные ценности. Пестрая картина мира рушилась в его сознании под натиском ужаса последних суток.

Ради чего погибли эти полицейские? Кого и от кого защищают их товарищи, каждодневно рискуя жизнью? Вопросов было больше чем ответов, впрочем, Холси сейчас было не до философских обобщений.

Вполне вероятно, что где-то совсем рядом, в скалах, прятался убийца, выбирая удобный момент для выстрела. Он тоже был вооружен револьвером, а значит, стал опасен вдвойне.

Перелом, происходивший в душе юноши, уже сказывался на нем. Теперь ему приходилось принимать навязанную кем-то первобытную игру в охотника и дичь. Как известно, последняя попадается в силки только при условии, что охотник изучил ее повадки. Следовало поменяться ролями. Он принял решение охотиться сам. Но прежде все-таки стоило позвонить в полицию, чтобы не находиться меж двух огней.

Выбрав удобный момент, Холси покинул укрытие и снова направился к людям.

Убить воина для чтившего Ритуал — означало приобрести его силу. Столетия, прошедшие со времен последних стычек с индейцами, нисколько не изменили общественное устройство земли, гордо носившей имя Америка. Люди по-прежнему делились на охотников и собирателей, воинов, жрецов и вождей. Полицейские входили в одну из этих каст.

«Воин сам знает, когда ему следует появиться на свет, — говорил Лосось. — Пока его сверстники учатся плести сеть и ставить верши, резвясь в играх, познают науку выслеживать дичь, он стоит в стороне и учится обращению с боевым оружием.

Однажды выбрав свой путь, он уже не свернет с него. Проросшее семя не зарастает обратно. Воин водит дружбу только с воинами. Его тропа, полная суровых испытаний, лежит поодаль от других. Первым среди сверстников племени он познает Ритуал, согласно которому жизнь, отнятая у врага, становится его личной силой».

Воины века нынешнего мало чем отличались от защитников рода первобытных времен. Боевую раскраску им заменила униформа и знаки различия. У них также существовало неотъемлемое право носить с собой оружие. Кодекс чести заменил им Ритуал, но вряд ли хоть кто-нибудь из них мог вразумительно объяснить, что они защищают. «Законность и правопорядок», — думали самые сообразительные. Райтеру чрезвычайно интересно было узнать, тот ли порядок, согласно которому он может проникнуть к ним в участок и перерезать всех до одного?

«Стареет цивилизация белых, — думал убийца. — Теряет твердость духа, принимая неведомые очертания. Ее защитники бездумно играют с оружием, попирая выдуманные ими же законы». Единственное, что он мог сделать для этих несчастных — это принести избавление, отправив полицейских к жителям верхних земель. При мысли об этом его снова охватило возбуждение.

Главы романа убийцы писались сами собой:

«Джезетт снова штурмовал перевалы. На этот раз топкие болота и засушливые участки местности, крутые горные кряжи и непроходимые заросли чаппараля преодолевала не мирная экспедиция первопроходцев, а самый настоящий боевой дозор.

Земля, по которой они шли, была одной из спорных территорий, на нее претендовали сразу несколько крупных европейских государств, но вряд ли хоть одна из европейских корон заботилась о том, что здесь еще полновластно хозяйничают коренные жители просторов — краснокожие племена индейцев.

Для Джезетта и едущего бок о бок с ним на красивом скакуне бригадира Джеферсона это было реальностью, и пока политики кроили карту — всякий на свой лад, — простые первопроходцы вели суровую и мужественную борьбу за освоение территорий.

Далеко в округе разносился храп коней, скрип повозок обоза, понукание буйволов и отрывистые приказания бригадира, ведущего за собой солдат в синих мундирах. Сквозь кустарник мелькали их яркие галуны и начищенные штыки ружей.

Эти люди шли покорять огромный, таинственный, как в первые дни творения, мир. Они твердо решили закрепиться в нем, чтобы раскинуть над ним свой флаг, утвердить свой порядок и передать порабощенную землю своим наследникам.

Едва ли каждый из них думал о том, что они вторгаются в чужую вселенную, нарушая неведомую им гармонию и порядок, установленные другими людьми. Едва ли думали о том же предшествовавшие им испанские конкистадоры. Все они являлись слепым орудием провидения, выполнявшим предначертанную им волю.

За суетой дневного перехода, за шумом и грохотом обозной амуниции, за бряцанием оружия и звуками не слышанных местными обитателями песен и разговоров завоеватели не замечали задумчивого пения ветра, путавшегося в кронах деревьев, звонкого журчания воды на перекатах и тревожного клекота редких птиц.

«Так может ступать только железный бог белого человека», — решил приложивший ухо к земле Черный Билл. Находясь в дозоре, он ни на минуту не упускал продвигающихся в недра его территории. Ветер доносил запах потных мужских тел и хмельного перегара, терпкий дух конского навоза и аромат рафинированного табака солдатских трубок.

Дневная звезда трижды поднимется над землей и трижды опустится за горы, прежде чем отряд достигнет поселения индейцев. Железный бог белых станет требовать возмездия, и братья Черного Билла выйдут на тропу, чтобы начать смертельный боевой танец. Воздух огласится пением стрел и стуком тяжелых копий. Один за другим воины начнут восхождение в верхние земли.

Сжимая в руке топор, рухнет в стебли травы Поющий На Склоне Холма, подкошенный укусом свинца. Исколотый вражескими штыками, зальет кровью землю Бурая Скала. Падет, изрубленный саблями, Танцующий На Ветру. Лучшие из лучших принесут себя в жертву Тхе Си Нуа, чтобы остаток разгромленного племени ушел тайной дорогой в другие земли. Воины закроют эту дорогу своими трупами, чтобы сохранить Ритуал, который однажды поможет им вернуться во всей своей славе.

Размышляя об этом, Черный Билл достал акапуту и, растягивая тугие жилы, привел нехитрое приспособление во вращение.

«Да будет славен великий Лосось, — пело колесо в руках Билла. — Отряд бледнолицых в трех днях пути. Пришел черед складывать боевые гимны».

Рано. Слишком рано выбрасывать белый флаг. В любой, самой безвыходной ситуации есть что-то, что подскажет тебе верное решение.

Холси на бегу искал телефонный автомат. Ему хотелось кричать, но это было опасно. Схватят, заломят руки — доказывай потом, что ты не верблюд.

Эти люди еще находились в плену сладких грез. По крайней мере, большинство из них. Они не знали, что в любую минуту вихрь случайности может налететь и отобрать у них то немногое, что они имели. Видимость благополучия, тихий размеренный распорядок жизни. Все, чем они так дорожат, и что так недавно любил и он сам.

Найдет ли он нужные слова, чтобы оправдаться в полиции? Нет ничего хуже, чем пускаться в объяснения, в особенности, если объяснять нечего.

Жил-был мальчик. Он во всем слушался старших. Не шалил и хорошо учился в школе. Он не водил дружбу с плохо воспитанными людьми, поэтому однажды подсадил к себе одного из них и сам того не заметил. Плохой дядя оказался дорожным вивисектором. Человеком, вскрывающим других людей ножиком, чтобы посмотреть, какого цвета у них кровь. Этакий натуралист-естествоиспытатель, гвоздь ему в печенку!

Конечно, полицейским ох как не понравится, что пай-мальчик, скрываясь из полицейского участка, где остались три трупа, прихватил с собой маленькую железную пушку. Зачем бы это умному парнишке играть такими вещами, но что сделано, то сделано. Откуда знать полицейским, что по земле ходят заговоренные убийцы, которых не берут пули властей?

То, что враг Холси был заговорен, не вызывало сомнений. «Ага, вот и автомат, — обрадовался паренек. — Спокойно, Джим Холси, переведи дыхание и соберись», — приказал он самому себе.

Патрульная машина одного из участков совершала привычный объезд городка. Сегодня с самого утра в полиции царила страшная суматоха — к ним в гости пожаловал маньяк-одиночка. Впрочем, одиночка ли? Отрабатывалась и та версия, что он приобрел помощника. Слишком велик был разброс его злодеяний.

Один из патрульных заметил подозрительного типа, топтавшегося у телефона. По приметам он походил на подозреваемого, пойманного ребятами из двадцать пятого.

— Притормози, — бросил он напарнику.

Едва они вышли из машины, как незнакомец бросился на них с пистолетом. Голосом, в котором смешались отчаяние, страх и сильное нервное напряжение, он заорал:

— Стоять на месте!

Полицейские выполнили команду, а один из них, являя присутствие духа, спросил:

— Ладно, ладно, успокойся. Какие у тебя требования?

Нападающий тяжело дышал и водил пистолетом из стороны в сторону.

— Ты, — бросил он водителю, — наденешь наручники на своего дружка. Он сядет в машину первым.

— Чего-чего, не понял? — переспросил патрульный, явно оттягивая время, чтобы овладеть положением. Полицейские и так допустили непростительную ошибку, что вышли из машины без оружия.

— Делай, что сказано! — заорал захватчик. — Потом мы медленно сядем в машину тоже. Ты на переднее, а я на заднее сиденье.

Пистолет плясал у него в руке. Полицейские повиновались.

— А теперь мы немножко прокатимся, — сказал он голосом, от которого у стражей порядка похолодело внутри.

— Могу я закрыть дверцу? — осторожно спросил водитель.

— Да, давай на шоссе, — приказал захватчик.

Машина помчалась в сторону той самой дороги, где уже произошло столько несчастий. В кабине щелкала и бормотала рация.

— Можешь связаться по этой штуке с кем-нибудь из руководства? — спросил нападавший.

— Можно попробовать вызвать капитана Эстервича, — предложил водитель.

— Хорошо. Только не говори, где мы.

Полицейский нажал тангенту:

— Центральная, нас захватил подозреваемый. Это одна из машин двенадцатого участка. Он хочет поговорить с капитаном Эстервичем.

Чтобы полицейский не сболтнул лишнего, захватчик перехватил рацию и вскоре услышал: «Эстервича нет на месте. Постараемся найти. Ожидайте».

Потянулись минуты томительного ожидания. Неудачливые полицейские отводили друг от друга глаза. Положение, в котором они оказались, было незавидным. Наконец рация ожила, и раздался голос: «Говорит капитан Эстервич, слушаю вас».

Захватчик приник к микрофону:

— Капитан, с вами говорит Джим Холси. Тот, что звонил по телефону. Я клянусь вам, что не убивал всех этих людей. Меня подставил один человек, которого я подсадил в машину.

Джим торопился использовать свой шанс, сильно волновался и излагал историю довольно путано.

— Что же ты предлагаешь, сынок? — спросил Эстервич не то участливо, не то с насмешкой.

— Да бросьте вы! Это я хочу у вас спросить, что мне теперь делать?

— Думаю, тебе надо сдаться прямо сейчас, — после минутной паузы ответил голос из микрофона.

— У меня украдены документы, удостоверяющие личность, и нет никого, кому бы можно было позвонить. Мне никто не поверит.

Голос по рации заверил: «Если сдашься прямо сейчас и отпустишь наших парней, то я обещаю, что никто тебя не тронет, и твое дело будет рассмотрено по закону».

Выбирать не приходилось, и Холси устало признался:

— Я верю вам, капитан. — Теперь у него появилась хоть какая-то надежда. Он перевел дух и расслабился. Полицейские, сидевшие рядом, также приободрились и уже не косились на оружие в руках Холси.

На секунду Холси представил, что для полицейских он все равно остался подозреваемым. Воображение рисовало ему, что убийца — это он. Какая страшная мысль! До сих пор он не мог равнодушно смотреть даже на раздавленных животных.

Словно в ответ на его мысли на шоссе возник фермерский грузовичок, явившийся как из преисподней.

В нем сидел попутчик, который, как известно, приходил без приглашения. Догнать ковыляющую полицейскую колымагу ему не составляло большого труда.

Джим не успел приготовиться. Вытаращенными от ужаса глазами, он наблюдал, как из поравнявшейся колесо в колесо с полицейскими машины, высунулась рука с револьвером. Дуло медленно, как казалось Холси, остановилось на полицейском в наручниках и плюнуло зарядом свинца. Потом то же самое произошло по отношению к полицейскому, управлявшему автомобилем. Какое-то время машина шла ровно, словно бы мертвый водитель мог с ней управляться не хуже, чем живой. Секунду убийца держался рядом, смотря в глаза юноше. Холси ждал своей пули, но Райтер прибавил газ и умчался вперед. Потерявший управление автомобиль полицейских, вильнув, накренился и выскочил в кювет.

Все произошло так быстро, что Холси не мог в это поверить. Время в машине и реальное явно не совпадали. Выбравшись из кабины, он по инерции попытался бежать за исчезающим «фордом», но ноги подкосились, и он упал на дорогу. Так бывает во сне, когда пытаешься сдвинуться с места, но чья-то непреодолимая сила удерживает тебя.

Внезапно Холси понял, что сию минуту у него на глазах застрелили двух человек. Смутное подозрение, что произошло это по его вине, заставило его кричать. В этом крике слились сила и бессилие, жажда убить, и желание быть убитым. Так, вероятно, кричит новорожденный, осознав, что попал в мир грубых форм и жестоких человеческих взаимоотношений, или волк одиночка, потерявший в битве с охотниками единственную подругу.

Постигшая юношу трагедия не оставляла ему выбора. Все еще сжимая пистолет в руке, он направил его себе дулом в лицо. «Если все происшедшее было сном, то выстрелив в себя, я проснусь», — решил Холси. Однако сил не хватило даже на то, чтобы нажать на курок. Беспомощный и опустошенный, он сидел у края дороги, не зная, что его ждет дальше.

Повинуясь внутреннему зову, юноша встал с колен и двинулся напролом через заросли, подальше от места, где пролилась человеческая кровь.

Он брел, не выбирая направления и не глядя себе под ноги. Правая рука рефлекторно сжимала пистолет, столь бесполезный теперь, при встрече со степными пичужками, ящерицами и черепахами.

Вероятно, здесь тоже происходила нешуточная борьба за выживание. Сражение жука-скарабея с муравьями за навозный шарик, например. Холси пришла в голову смехотворная мысль: «Жук ведь не знает, что это обыкновенный комок дерьма. Любая корова может его осчастливить. Все как у людей», — невесело подытожил он.

Сам того не ожидая, он вновь повернул к дороге и с ходу наткнулся на заведение. «Кафе Роя» — гласила вывеска.

«Что ж, посмотрим, чем угощает старик Рой», — решил Джим и, спрятав револьвер, привел себя в мало-мальский порядок. Потом перешагнул порог закусочной.

Заведение носило отпечаток солидной и пристальной заботы хозяина. Здесь можно было чувствовать себя в безопасности. Джим проскользнул под пристальным взглядом хозяина и уселся за самый дальний столик. Тот прервал разговор с клиентами о рыбной ловле и спросил:

— Что-нибудь случилось?

В который раз сегодня звучал этот вопрос? Джим устало помотал головой:

— Нет.

— Ты в порядке, приятель?

— Нет, — повторил Холси. — Принесите мне чашку кофе.

Случилось… За день иногда много чего происходит, о чем лучше не знать вовсе. Игрой случая Холси превратился в козла отпущения, наводящего полицию на ложный след. Самым разумным было бы всегда оставаться на виду, при свидетелях. В этом случае у преступника будут связаны руки. Еще юноше требовался серьезный отдых. Выпитый кофе не принес бодрости. Холси провалился в дрему, прямо сидя на стуле.

Его разбудило осторожное покашливание над самым ухом. Еще ничего не соображая, Холси вперился взглядом в сидевшего напротив попутчика. Тот преспокойно отхлебывал недопитый кофе из его чашки. Секунду оба пожирали друг друга глазами. Холси первый отвел взгляд.

— Ну, — преспокойно начал разговор попутчик, — как тебе нравится в этом дерьмовом городишке?

Холси быстро овладел собой и сунул под стол револьвер. Прямо между ног противника. Этот непрекращающийся кошмар можно было остановить только одним способом.

— Не двигайся, — выдавил он. — Сиди где сидишь, иначе я тебе разворочу всю задницу.

Райтер и бровью не повел на его слова.

— Пистолет не заряжен, — усмехнулся он.

— Да? — распаляясь, спросил Холси.

— Да, — уверенно заключил бандит. — Ты ведь его не проверял.

— Сейчас проверю и пополам тебя разнесу, — пообещал Холси, все больше веря собственным словам. Уверенность Райтера возбуждала в нем адский азарт. Он щелкнул взведенным бойком.

— Ты ведь не сможешь даже нажать на курок, — сказал Райтер. Он разыгрывал перед юношей очередной психологический этюд. В своем деле он был непревзойденный мастер.

— Нажму, — чисто по-детски сказал Холси. — Еще как нажму.

— Ну попробуй, а если нет, то курок нажму я. — С этими словами убийца также опустил руку под стол.

Несколько секунд противники, застыв, смотрели друг на друга. Напряжение возросло до критической точки.

— Бах! — шлепнул губами убийца, и Холси выстрелил несколько раз. Вернее, ему показалось, что выстрелил. Пистолет прокрутил вхолостую весь барабан.

Теперь Джим чувствовал себя как затравленный зайчонок. Как и тогда, в машине, он ощущал полное бессилие и растерянность. Ему одному было не под силу противостоять этому чудовищу. Не покидавшее его состояние обреченности вырвалось наружу:

— Зачем ты это делаешь со мной? — плачущим голосом спросил он.

Убийца медлил с ответом. Он наслаждался властью над человеком. Меньше всего Райтера могла пронять мольба о пощаде. Явно издеваясь, он достал из кармана две центовых монетки и, послюнив, налепил на глаза парнишке. По всей видимости этот жест должен был все ему истолковать.

— Ты же умный мальчик, — наконец сказал он. — Реши все сам для себя. — С этими словами убийца выложил горсть патронов. Гладких, блестящих разносчиков смерти. Встав из-за стола, он двинулся в сторону выхода и исчез в проеме двери.

Холси, повинуясь инстинкту, сгреб патроны в карман. Внезапно он понял, что выиграл. Он одержал победу над самим собой, сумев нажать на курок, и пускай выстрел не прозвучал наяву, Холси считал Джона Райтера уже покойником.

Подозвав ничего не подозревающего бармена, он расплатился и покинул закусочную.

После работы Нэш решила заехать в городок, чтобы пройтись по магазинам. Ей приглянулись недорогие, очень симпатичные туфельки, и еще она хотела присмотреть подарок для брата — близился день его рождения.

Как назло, магазин, где она собиралась купить вещи, закрыли на час раньше. Сетуя на провинциальные порядки, Нэш отправилась к автобусной остановке.

Она не почувствовала, что из окна подкатившего автобуса на нее пристально кто-то смотрел. Войдя первой в салон, Нэш решительно направилась к своему любимому сиденью справа по ходу движения. Неожиданно выпрыгнувшая из-под сиденья фигура зажала ей рот рукой, затолкнула ее в туалетную кабинку и проворно защелкнула за собой дверь. Нэш не успела даже испугаться.

События сегодняшнего утра никак не повлияли на ее день. Привычные хлопоты стушевали происшедшее. Неожиданное нападение заставило ее вспомнить странного юношу, посетившего кафе. Именно он крепко сжимал ее свободной рукой. В другой руке у него был револьвер. Кричать было поздно.

— Я ничего этого не делал, о чем говорил фараон, — сказал Холси, тяжело дыша. — Я не собираюсь никого убивать, я не убийца. — Вздохнув, он отпустил девушку и дал ей прийти в себя. — Сегодня утром, — принялся он объяснять, — ко мне в машину подсел человек. Он пытался меня убить и с тех пор преследует. Я не знаю почему. Ты веришь мне?

Нэш покосилась на ствол пистолета и сказала:

— Конечно, верю.

— Нет, — обреченно произнес Холси. — Не веришь. Я бы сам не поверил.

Вся сцена признания выглядела довольно глупо. Холси сел в автобус, твердо решив не прятаться больше ни от кого. Куда он ехал? Он и сам толком не знал. Находиться среди людей стало его потребностью, он обретал в движении душевный покой. Увидев из окна девушку, подумал, что она может поднять шум. Хватит на сегодня бессмысленных жертв и ошибок. В действительности Холси не знал, как из всего этого можно было выпутаться, и двигался, руководствуясь инстинктом. Нэш, почувствовав, что ей пока ничего не угрожает, собралась с духом и предложила:

— Пойдем сядем?

Не привлекая внимания, они выбрались из кабинки и расположились на задних сиденьях.

Холси недооценивал девушку. Ей же, как и утром, сердце подсказывало, что он не был преступником. Движимая эмоциями она искренне хотела ему помочь. К тому же Нэш обладала изрядным мужеством, которое невольно передавалось сникшему было юноше. Он достал из кармана патроны и принялся начинять ими барабан револьвера. Девушка с тревогой следила за операцией.

— Зачем тебе это? — спросила она.

— Дело может повернуться так, что мне нечем будет отстаивать свою правоту. Это мой последний аргумент.

Нэш с трудом верилось, что это так серьезно. Рядом сидели простые доверчивые люди, способные прийти на выручку, если того потребуют обстоятельства. Окружающая обстановка никак не располагала к мыслям о возможной перестрелке.

Внезапно с автострады послышался вой полицейских сирен. Машина местных властей настигала автобус.

— Что будешь делать? — спросила девушка.

— Сдамся, — твердо ответил Джим. — У меня нет другого выбора. — Когда полицейская машина прижала автобус к обочине, Холси быстро миновал проход и показался властям на выходе.

Полицейские были уже на изготовке. Любое неосторожное движение — и они готовы были открыть огонь.

Холси швырнул перед собой оружие так, чтобы это было видно из автобуса.

— Так, — проорал фараон. — Теперь отойди подальше от двери. — Холси заложил руки за голову и выполнил требуемое.

— Сдаюсь. Я не виновен.

Ярость полицейского не имела границ. Он искал повода пустить в ход оружие. Ему мешали любопытные взгляды пассажиров, облепивших окна в надежде увидеть что-нибудь интересное. Холси это тоже прекрасно понимал. Пока он был под защитой.

— Ты прикончил двух моих друзей, — прошипел полицейский. — Встань сюда и не плюй мне на руку.

— Что? — переспросил Холси.

— Я сказал, что ты плюнул мне на руку, сволочь! Вытри ее немедленно.

— Вы же видите, я безоружен, — спокойно сказал Холси. — Опустите пистолет.

Видя, что провокация не удалась, полицейский выругался.

В это время у Нэш, наблюдавшей за сценой, лопнуло терпение и, пользуясь секундным замешательством, она незаметно вышла и подобрала револьвер Холси. Грохнул выстрел. Утратившие бдительность полицейские были застигнуты врасплох.

— Бросьте оружие, — приказала она. — Я не верю в то, что вы действительно хотели его арестовать.

Безоружные фараоны заорали в один голос:

— Ты что, не видишь, кто он такой? — Оба прекрасно знали девушку из бара и были обескуражены.

— Это не он, Лайнел, — обратилась она к тому, что казался постарше. — Вы ошиблись.

— Ладно, — сказал тот, кого звали Лайнел. — Дай-ка мне сюда пушку. — Он сделал шаг вперед, и девушка снова выстрелила.

— Не двигайся! У тебя и так сегодня одни неприятности, — предупредила Нэш.

— Ты свою жизнь в сортир спустила, — выбранился Лайнел.

— Пусть он идет в сортир, я буду только счастлива, — заявила отважная девушка и, обратившись к оцепеневшему Холси, крикнула: — Давай в машину-, мы едем к шерифу.

Даже себе самой она не могла объяснить этот поступок. Скорее всего ею двигало безотчетное стремление восстановить справедливость. К тому же судьба второй раз сталкивала се с этим юношей, и не принять участия в его судьбе было просто преступно.

Холси снова был на дороге, на этот раз не один. В зеркале заднего вида исчезли безоружные полицейские, и громада застрявшего на пути автобуса.

Капитан Эстервич в третий раз пытался связаться с патрульной машиной, захваченной подозреваемым. Дополнительный наряд был уже выслан на дорогу. Десять минут назад поступило сообщение, что преступника видели садящимся в рейсовый автобус, и одна из машин следовала за ним. Быстро меняющаяся ситуация никак не позволяла полиции согласовать свои действия. Размах дела привлек внимание центрального управления ФБР, откуда прибыл агент, специализирующийся на поимке убийц с отклонениями в психике.

Эстервич не питал доверия к этим «золотым головам» из ФБР. Его не трогали теоретические разработки, которыми занимались наверху. Чего стоили, например, их дурацкие тесты, присылаемые всякий раз во время аттестации па профессиональную пригодность. Благодаря им один отличный оперативник из команды Эстервича едва не заработал служебное несоответствие только из-за того, что писал цифру семь с чертой посередине. По мнению этих умников, черта в семерке свидетельствовала о его неблагонадежности, поскольку все благоразумные американцы ее пропускают. Очень скоро недоразумение было выяснено, но в душе старого полицейского оно оставило неприятный осадок.

Теперь перед капитаном сидел теоретик в штатском и разбирал по полочкам того, кто, может быть, в данную минуту целился в человека из револьвера.

— Хорошего в данном случае мало, — рассуждал фэбээровец. — Я могу с уверенностью сказать, что он уже не остановится. Занимаясь этими психопатами, я пришел к выводу, что их сознание действует несколько иначе, чем у тривиальных убийц.

Эстервич недоуменно хмыкнул — для него все убийцы были не нормальны, и приводить их в порядок он считал своей работой. В порядке же они могли быть только за решеткой.

— Я попытаюсь объяснить, — продолжил собеседник. — Мы в своем намерении его поймать руководствуемся здравым смыслом, соотнося свои действия с действиями рядовых преступников, выходящих за рамки только в состоянии аффекта. Эта группа быстро приходит в себя и предпринимает заурядные действия, чтобы замести следы, чем выдает себя с головой. Полиции давно известны сходные мотивы преступления, общие обстоятельства и прочее. Преимущество психопатов в том, что они действуют, исходя из совершенно неведомых нам критериев, памятуя о нашем здравом смысле и рассчитывая каждый свой шаг. Они непредсказуемы. Их действия в нашем понимании ничем не мотивированы. Они живут в своем мире, и им помогает сам дьявол, если хотите.

— В моем округе на каждого дьявола имеется по одному полицейскому, — безапелляционно отрезал Эстервич. Ему явно не нравилось поддерживать разговор, и он хотел показать себя в действии, но время для этого еще не настало.

Агент, напротив, благодушно философствовал, не обращая внимания на резкие выпады собеседника.

— Может быть, оно и так, но пока мы совершаем ошибку за ошибкой, а маньяк до сих пор на свободе. Поверьте, и мне хочется заломить ему руки за спину в конце концов, однако для этого требуется детальная разработка операции. Если в среде ваших замечательных ребят есть охотники, то они наверняка знают историю об однокрылой куропатке. Говорят, есть такая птичка с одним крылом, которая летает вокруг холма кругами. Плохому охотнику ее не встретить. Для него она — артефакт. Нечто из рода небылиц, а вот опытный охотник ее может встретить всего один раз в жизни, при условии, что ведет себя необычно и ищет не там, где все.

— Не думаю, что вы прибыли сюда только затем, чтобы баловать нас рассказами об однокрылых куропатках, — холодно заметил Эстервич.

Агент усмехнулся:

— Разумеется, не только за этим. В данном конкретном случае я исполняю роль человека со стороны. В мои обязанности входит, чтобы преступник не направил вас по ложному следу, а также его идентификация и предварительный анализ психической вменяемости. Видите ли, по опыту работы в ФБР я знаю, что очень часто полиция ловит не тех, кого надо. Причина одна — автоматизм сознания, который срабатывает у полицейских, следователей, судейских чиновников и — раз! — невинного человека усаживают на электрический стул. Вы не задумывались, почему самые громкие дела так редко освещаются на страницах газет? Все эти каннибалы, насильники, Джеки-потрошители не столь частые герои газетных страниц, хотя их делами забита память чуть не всех компьютеров ФБР! Происходит это потому, что все мы страшно боимся судебной ошибки в делах такого рода. Властям выгодней сдерживать ретивых репортеров, нежели возвращать материалы на доследование. Ошибка эта — не столь уж редкое явление, даже в условиях нашей прославленной демократии, ведь шаблон сознания имеется и у суда присяжных, но это я говорю вам под большим секретом.

Вид у психолога был весьма таинственный, но его речь вовремя оборвал звонок селектора.

Сидя в машине, Райтер еще раз переживал встречу в кафе. Джим Холси не только принял его вызов, но у него достало решимости нажать на курок. Отличный воин. Он принесет на крыльях смерти обещанный покой. Быть может, до нового воплощения. Если б только можно было расспросить костлявую о том, что его ждет дальше! Если б только договориться с ней о новой отсрочке, как тогда, в тюрьме!

Воображение убийцы рисовало картину огромного движения государственной машины, стремившейся обезвредить маленькую сумасшедшую детальку, сбивающую с такта вращающиеся шестерни всего механизма. Райтер торжествовал при мысли о том, что эти безмозглые человеческие механизмы приняли навязанные им условия игры. Они снова ловили невиновного, и из этого следовало, что у убийцы появилось право на дополнительный ход. Сколько их еще удастся вырвать у судьбы?

— Мы глубоко скорбим по поводу происшедшего с вами, — говорил чиновник, выпускавший Райтера из тюрьмы. — В настоящее время наши люди занимаются тем, что уничтожают все материалы по вашему делу. Обвинение с вас снято, и вы сможете начать новую жизнь полноправным членом общества, хотя я понимаю, что это будет не легко. У вас есть полное право затребовать через адвоката любую требуемую сумму для компенсации морального и материального ущерба.

«Раздвоенный, как у змеи, язык власти, — думал Райтер. — Не от того ли они скорбели, что приходилось выпускать на волю птичку, которая уже была у них в когтях?» Еще он думал о том, как легко у них все покупается. Два года жизни, попранное достоинство и искалеченная судьба — в какую сумму может все это уложиться? Да, вести жизнь по-старому будет не легко. Крайне не легко, особенно после встречи с индейцем.

«Каждый вдох или выдох — это еще один шаг к смерти, — повторил про себя Райтер. — Чем быстрее мы дышим, тем ближе к нам подкрадывается смерть, но еще раньше она приходит, если не дышать вовсе».

Мысль о том, что Холси где-то рядом, не оставляла убийцу. Он заставлял стучать его сердце чаще. Райтер устроил перед юношей целый спектакль, но тот не торопился сказать свое слово.

«Что ж, попробуем еще раз», — решил преступник и вылез из машины. Выполнив упражнение Ритуала, как учил его Лосось, он «пощупал носом воздух» — сначала подставив ветру левую ноздрю, потом правую. Ветер рассказал, где искать паренька.

«Стучи сердце, дышите легкие, — думал убийца. — Ваш хозяин уже выбрал свою смерть. Кто еще из живущих может позволить себе такое?» Эти мысли вполне могли сойти за боевую песнь вышедшего на тропу войны.

Нэш и Холси неслись в машине, уходя от погони. Лента дороги бешено плясала то в одну, то в другую сторону, извиваясь под колесами автомобиля. Сухой южный ветер со свистом врывался в кабину. За стеклом заднего вида маячили две патрульные машины, настигавшие беглецов по пятам.

— Выбирайся из машины пока не поздно, — крикнул парень.

— Пока я здесь, ты будешь в безопасности, — ответила Нэш, щелкая тангентой рации. — Не знаешь, как работает эта штука? Я хочу с ними связаться.

— Тогда пристегни ремень, сейчас будет штормить.

— Алло! — кричала девушка в микрофон. — Мы хотим сдаться, как слышите?

Ответом ей был треск помех. Попытки наладить взаимопонимание с полицией потерпели неудачу.

Холси мастерски управлял автомобилем. Полиция долго не могла догнать его, но когда одна из преследующих машин все же вырвалась вперед, из нее раздались выстрелы.

— Нэш, пригнись! — заорал что есть силы Холси и нащупал одной рукой пистолет. — На, стреляй!

— Я же могу убить кого-нибудь.

— А ты стреляй по шинам.

Полиция вела игру по-крупному. Стреляли из «винчестера». Картечь дырявила крылья убегавшей машины. Одним из выстрелов срезало бампер.

— Нэш, стреляй, — еще раз повторил Джим.

— Я не могу, — призналась Нэш, ругая себя в душе за малодушие.

Она пыталась отогнать от себя мысль, что напрасно ввязалась в это дело. Выстрелы грохотали один за одним. Преследователи сорвали с крыши сигнальный фонарь, и Холси грубо выругался, чего не позволял себе при девушках никогда раньше. Нэш слабыми руками взяла пистолет и попыталась высунуться в окно. В этот момент машина сильно вильнула, и оружие выпало из ее рук.

— Я уронила пистолет на дорогу, — сообщила она.

— Что ты наделала… — Чувство гнева и досады быстро сменилось у юноши трезвой рассудительностью. В душе он подумал, что, может быть, это и к лучшему — ему снова оставалось рассчитывать только на мастерство вождения, хотя было ясно, что выстрелы полицейских сосредоточены в основном по его фигуре.

Машины, приближаясь, стали прижимать Холси к обочине, и он крикнул Нэш:

— Держись! — Холси использовал один старый трюк, которому его научили чикагские таксисты. На всем ходу машины он дал по тормозам. Преследователи проскочили вперед и, столкнувшись друг с другом, вылетели далеко за обочину шоссе. Холси, мгновенно развернувшись, помчался в обратную сторону. Ему очень хотелось верить в то, что сидевшие в машинах фараоны не слишком сильно повредились.

— Ты в порядке? — спросил он Нэш.

— Да, — ответила она, переведя дух и как-то нервно радуясь.

Джим по инерции продолжал выжимать из машины предельную скорость, дорога вновь опустела, и он решил сбросить газ. Зыбкий воздух равнины дрожал у кромки горизонта. Раскаленная палящим солнцем саванна застыла на многие мили вокруг в дневном полусне.

…Выслушав сообщение, капитан Эстервич помрачнел. Полиция теряла патрульные машины одну за другой.

— Что вы на это скажете, дорогой психолог? — возобновил он прерванный звонком разговор с агентом ФБР.

— Я скажу, что ваши ребята без толку гоняются за абсолютно невиновным человеком. На каком-то этапе убийца ловко их одурачил.

— Значит, вы считаете, что это не Холси? — спросил Эстервич и положил в рот мятную лепешку.

— Это так же ясно, как то, что вы вторую неделю безуспешно пытаетесь бросить курить, — усмехнулся фэбээровец.

— Вот как, — недоверчиво протянул Эстервич. — Ну а это как стало известно?

— Вы переносите рефлекторную функцию в мозгу на другой предмет, вместо того чтобы навсегда забыть о потребности держать рот чем-то забитым. Это, если не ошибаюсь, уже пятая таблетка? Так действуют многие курильщики со стажем, но именно этим способом еще никому не удавалось бросить курить. Поэтому и ваши попытки безуспешны.

— С вами становится опасно, может быть, вы и мысли читать научились?

— Пока нет, но одна мысль беспокоит меня. Я знаю, что истинный преступник где-то рядом. Его следует искать поблизости с этим Холси. Теперь убийца нуждается в нем больше, чем в оружии.

Словно бы в подтверждение этих слов в помещение вошел сержант и сообщил:

— Капитан, рядом с местом происшествия обнаружен синий фермерский «форд»; Ребята с вертолета его заметили.

— Начать преследование, — распорядился Эстервич и, менее уверенным тоном, спросил: — Сигарета у вас найдется?

Над шоссе летел патрульный вертолет. Холси заметил его в тот самый момент, когда у него заглох двигатель.

Можно было смело выходить на дорогу и сдаваться. «Они бы еще бомбардировщик прислали», — подумал юноша. Удержало его от этого поступка загадочное видение на горизонте. За чередой кустарника клубилась, отчеркиваемая кем-то, дорожка пыли. Очевидно, что тяжелая машина догоняла их, желая остаться незамеченной. Она скользила как мираж, мелькая меж ветвей. Холси уже знал, кто это мог быть. Опять проклятый попутчик и, как всегда, не вовремя. Безумная охота вступила в очередную фазу.

Джим впрыгнул в кабину и стал возиться с зажиганием.

— Давай, ну давай же! — умолял он железного зверя.

Мотор взревел, и преследование началось сызнова.

Райтер уверенно гнал свой грузовик навстречу верной гибели. Осунувшийся за эти сутки, пожелтевший от придорожной пыли, он походил на сурового камикадзе, выполняющего свой последний полет. Да он, в сущности, и был им — воинствующим безумным фанатиком, бросившим вызов обществу благополучных и безмятежных обывателей. Всю свою жизнь он чувствовал себя волком, попавшим волею судьбы в овечий стан, приемлющим до поры невинные развлечения ягнят на лужайке. Можно было смиренно резвиться и слушать пастуха, поющего о демократии и стране равных возможностей. Можно было давать стричь с себя шерсть, наслаждаясь стопроцентными американскими радостями, но природа рано или поздно все равно возьмет свое, если ты волк, если чувствуешь запах крови, проливаемой теми же пастухами, когда хочется есть. Его дикая вера крепла от жертвы к жертве, как крепла она у языческих жрецов, заливавших кровью капище.

В припадке дикого веселья он включил радиоприемник. Передавали музыку Глена Миллера. При всей своей жестокости Райтер любил слушать музыку. Все ближе и ближе его «форд» был к машине Холси. В небе, как привязанный, не отставал от грузовика вертолет. Вскоре в это тройное преследование включилась одна из столкнувшихся машин патруля — та, что меньше пострадала.

Сквозь грохот бешено вращающихся лопастей прорвалась пулеметная очередь. От ужаса Нэш, видевшая взметнувшиеся неподалеку фонтанчики пыли, потеряла дар речи. Сидевший рядом Холси проявлял чудеса вождения. Их машина и машина убийцы шли колесо в колесо — разделяла только полоса кустарника. Было ясно, что преступник прикрывается ими, но затормозить не было никакой возможности. Сзади наседал покалеченный патруль.

Внезапно Райтер высунулся из окна кабины и выстрелил вверх, целясь по вертолету. Из вертолета последовала еще одна очередь. Холси слышал по звуку, что Райтер пользовался могучим полицейским дробовиком. Пальба перемежалась музыкальными тактами из «Серенады Солнечной долины», рвавшейся из кабины «форда». Убийца вел огонь до тех пор, пока вертолет не рухнул на землю, сбитый удачным выстрелом. Разбрасывая металлические обломки, винтокрылая машина несколько раз перевернулась на шоссе и взорвалась, погребая под собой патруль полицейских.

Наш и Холси снова остались один на один с преступником. Юноша еще раз пожалел, что связался с девчонкой. За день он успел привыкнуть к смерти, как старый солдат, но ему не хотелось, чтобы из-за какой-то случайной глупости погибла эта симпатичная девушка.

Райтер, ломая кусты, вывел машину на проезжую часть и заглянул в кабину. Нэш, перехватив взгляд его прозрачно-водянистых глаз, содрогнулась. «Этот может все», — решила она и стала молиться. Убийца молча покачал головой и почти в упор выстрелил по колесу. Разделавшись таким образом со всеми покрышками, он погнал свою машину вперед, исчезая в туманной дымке горизонта. Какое-то время Холси пытался ехать на ободах, но оставил безуспешные попытки. Для него и Нэш погоня была закончена.

Бросив автомобиль, они вместе подались в горы. У Нэш начиналась истерика:

— Ну почему он нас не убил?

Джим, имевший с убийцей дело раньше, уже не задавался подобным вопросом и молчал. Он думал о том, что из него не получился голливудский герой. Было что-то унизительное в том, что Райтер всякий раз оставлял его живым. Сам того не сознавая, Джим Холси разжигал в себе неутолимый огонь ненависти под воздействием непреклонной воли убийцы.

Жизненный путь Холси состоял из многих «нельзя», которых придерживались окружавшие его люди. Это общество поддерживало сложившийся порядок вещей, не объясняя другим и не спрашивая самих себя, ради чего существуют иные запреты. «Так принято» или «так не принято» — две эти магические фразы служили ответом на многие вопросы. В штате Техас, например, было принято убивать чаще, чем в других местах страны. Иначе быть не могло в стране, где свобода декларировалась в отрыве от закона, порождая многочисленные оговорки, поправки, выхолащиваясь в обыденные предрассудки и противоречия, подменившие саму суть этого понятия. Кичливое экспортирование идеи свободы для других не оставляло и тени ее для самих американцев. Только теперь Холси осознал, что жить под воздействием подобного мифа — это огромный риск. Противоречие заключалось в том, что Райтер брал всю ответственность на себя, тогда как люди, пытавшиеся его остановить, делили это право на всех, поэтому от него ничего не оставалось.

Нэш, как и Холси, впервые столкнулась сегодня с неприкрытым ужасом смерти. Ей верилось и не верилось, что все уже позади. Так хотелось встретить новый день и забыть зловещие видения последних суток.

Когда Холси появился в ее баре, сладкая боль в сердце напомнила, что ей восемнадцать и она так и не успела никого полюбить, но то, что принес с собой юноша, едва ли служило сюжетом для романтической истории. Дорога подобно морскому приливу выносила на размеренную поверхность ее жизни разные диковины, но беда стучалась в двери не часто. Когда смотришь сводку новостей или хронику происшествий, всегда думаешь, что все это так далеко, но приходит минута, и судьба требует проявить все лучшее, на что ты способен, не спрашивая, что ты успел.

Примерно так думал и Холси, когда настигал своего врага, не задаваясь вопросом, каков будет исход.

Тревожные мысли путников соответствовали зыбкой красоте наступившего вечера, разливавшегося над бескрайним простором Техаса. Духота летнего дня сменялась прохладой, дул легкий ветерок, и заходящее солнце золотило верхушки скал. Сумрачные волны воздуха разносили тоскливый лающий плач койота. Земля, расставаясь с теплом, готовилась встретить ночь, но двоим, бредущим в неизвестном направлении, было не до природы.

Райтер кружил по каменистой долине в нескольких милях от городка, пытаясь дать выход накопившейся за день энергии. Грузовик бешено ревел и прыгал по ухабам, распугивая светом фар случайно попадающихся птиц и мелких зверьков.

Это была его последняя ночь, когда он решился на то, к чему давно себя готовил.

Долина была полна неуловимых простым слухом вибраций, подсказывавших Райтеру, что круг поиска полицейских суживался час за часом. С восходом солнца его обнаружит вертолет или случайный патруль, и все будет кончено.

Если его убьют в перестрелке, смерть опустится ему на грудь и запустит когти в его катуальке, вырывая его из тела. Вместе они отправятся в дальний перелет к обители Предка предков. Если Райтер удержит в руках оружие, то он превратится в воина верхних земель, отвечающего за все стычки и сражения внизу.

«Битва о захватчиками была в самом разгаре. Сквозь свист пуль и клубы порохового дыма до ушей Черного Билла долетел клич смертельно раненного Красного Лосося.

Билл огляделся. Бледнолицые, подозревая, что им удалось сразить вождя, наседали в надежде захватить его, беспомощного и быстро теряющего силы. В этот момент, яростно хрипя, на него бросился солдат, сжимающий в руке саблю. Билл, подобно скользящей молнии, выполнил два движения Ритуала и неуловимо для врага, уклонившись от замаха оружия, оказался за его спиной. Набросившись, он заломил ему голову и всадил в глотку длинный индейский нож.

Все еще издавая хрип, но уже с другой интонацией, белый завоеватель медленно опускался на траву, заливая все вокруг себя алой горячей кровью. Черный Билл не мешкая выхватил саблю из слабеющих рук и, размахивая ей, как жалящей стальной лентой, принялся прокладывать дорогу к вождю. «Уак-е-оу-у!» — кричал он, заклиная демонов сражения и вынося из-под огня солдат бледнолицых раненого Лосося.

Раны на теле старейшины рода были ужасны. Он потерял много крови и сильно ослабел. Это был уже не тот прежний Лосось, служивший во всем опорой племени, скорее, он напоминал воина, готового проститься с землей перед бесконечным странствием по верхним мирам.

— Вложи в мои руки топор, — тихо приказал он Биллу. — Я снова видел Тхе Си Нуа. Он был сильно разгневан. Вот и пришел мой черед складывать песню дальней дороги, а тебе — надевать одежды вождя. Как величава смерть, — добавил он, и голос неожиданно приобрел твердость и силу. — Отныне наш род переходит под твое покровительство и защиту Великого Тхе. Ты будешь с ним общаться, как я в свое время. Отныне многое будет не так, как раньше. Тхе сказал мне — это хорошо, что ты полукровка. Тебе известны повадки белых, с которыми отныне племя будет жить в мире. Моя скво будет последней женщиной, сожженной вместе с мужчиной на погребальном костре.

Я вижу, как мои отдаленные братья согнаны на скудные земли, где нет животворных пастбищ и плодоносных источников вод. Я вижу, как индейские поселки целиком вымирают от огненной воды, занесенной белыми. Я вижу, как железный бог бледнолицых расползается по некогда привольной земле, заполняя все своим смертоносным дыханием. Но я слышу жесткий ритм шаманских барабанов и бубнов, заклинающих жителей верхних земель. Я слышу звук индейских заклинаний и песен, обращенный к Владыке Небес. Я чувствую неугасимый огонь свободы в плясках и телодвижениях. Я вижу бредущих по всем дорогам воинов, собирающих силу, подтачивающих, как речная крыса, могущество тотема белых.

При этих словах на память Биллу пришла другая фраза вождя: «Воинами будут даже дети».

— Так будет, — продолжал Лосось, — а пока ты должен отвести остатки племени за горы.

«Да, — думал Райтер. — Слишком многое так и остается за чертой воображения». Где истина? Найдется ли тот, кто объяснит ему правду жизни? Быть может, паренек, которого он повстречал на дороге прошлой ночью — это только фантом, бред перевозбужденного мозга. В состоянии ли он принести ему покой, или он позволит легавым тихо его арестовать, и Райтер снова попадет за решетку, чтобы через три месяца выйти по гулкому коридору центральной тюрьмы штата и с заклеенными пластырем глазами сесть на стул, нашпигованный тысячами вольт электричества?

Многих цивилизованных воинов он избавил за сегодняшний день от бремени жизни. С тех пор как землю покинуло НАСТОЯЩЕЕ, они уже не могли ни крепко любить, ни грустить, ни радоваться. Достанет ли у того, кого он себе предназначил, сил сделать то же самое?

Фантазия снова вернула его к страницам романа:

«— Скажи, индианка, — шептала женщина, — сможет ли он полюбить меня так же горячо?

— На земле за холмами встречаются разные травы, — уклончиво отвечала знахарка.

Черный Билл слышал ночной разговор в подробностях. Этим вечером в тайне от всех в резервацию пришла белая. Бремя, лежащее у нее на душе, было не легко. Желание вернуть утраченное чувство привело ее в индейский поселок.

Вчерашние их завоеватели так же мучались от несчастной любви, так же хворали и умирали, как и те, в чьи пределы они вторглись столь бесцеремонно, рассчитывая обрести свое счастье.

— Напиток любви приготовить не просто, — вещала индианка. — Но я дам тебе такой отвар, что любовь его будет крепка, как смерть. Хорошенько подумай — такой ли тебе нужно?

— Да, да, — горячо шептала женщина. Она свято верила в могущество индейских демонов, способных приворожить ее милого. Она не спрашивала знахарку, от чего дикари так редко прибегают к отвару сами. Не ведом был ей и Ритуал, способный пробудить в небесах грозные силы. Травы и настойки являлись лишь посредниками с теми, кто творил свою работу наверху, и результат мог быть обратным тому, что ожидала женщина.

«У нас они ищут то, что сами же и отняли», — думал Черный Билл. Годы, прошедшие в резервации, состарили когда-то крепкого воина. Не тускнели лишь его воспоминания.

На рассвете, сторонясь от всех, женщина покинет поселок, тая от недоброго глаза заветный сосуд с питьем. Быть может, любовь ее суженого будет так же страстна, как любовь, когда-то потерявшего себя вождя к прекрасной Росе На Смеющемся Поле. Быть может, сила волшебного напитка войдет через семя мужчины в ее лоно, и она родит настоящего воина. Но какой в том прок белым, что на земле появится еще один индейский воин? Никто не сможет растолковать ему Ритуал, и его будет сводить с ума сила, заставляющая по ночам смотреть в звездное небо и скорбеть по утраченной родине».

Райтер давал жаждущим питье из своего сосуда. Пришел черед, и в чаше смерти осталось всего три глотка — для него, Холси и той девчонки, которая рискнула взять в руки пистолет. «Женщина-воин» звучит так же, как «летающий олень», но что-то же заставило ее пуститься с мальчишкой в дорогу? Не то ли забытое ощущение НАСТОЯЩЕГО, которым был отравлен он сам? Давно забытая магия этой земли разъедала им души, но каждый боялся признаться в этом даже самому себе.

Преследователи, идущие по следу убийцы, так никогда и не узнают, что же произошло на самом деле. Для них он был человеком из ниоткуда. Призрак, возникший на большой дороге. Попутчик, тормозивший машины.

Если верить чиновникам, то его прошлое дело давно предано забвению. Новое заполнится сухим перечислением фактов и исчезнет в недрах памяти одного из компьютеров. Едва ли оно расскажет кому-либо о той войне, которую убийца разжег у себя внутри. Им будет непонятна та сила, которая толкнула его к этой войне, как непонятна фараонам та отчаянная борьба, в которую втянулись Джим Холси и девчонка.

Ко всем бедам и треволнениям дня к вечеру в полиции добавилось хлопот — нагрянули ребята Джона Уолша из телекомпании «Фокс» для съемок программы о преступниках.

Для капитана Эстервича этого было на сегодня более чем достаточно. Сомнительная популярность их программы не давала ему покоя даже тогда, когда освещались события, происшедшие на другом конце Штатов. Теперь, когда на вверенной ему территории случилось такое и они одну за другой терпели неудачи, меньше всего хотелось иметь дело с тележурналистами.

Некоторые высокие чины наверху считали, что программа содействует быстрой поимке преступника, поскольку в розыск включается наиболее активная часть населения. Может быть, так оно и было, но чаще полуофициальные звонки доброхотов сбивали с толку полицию. В показанном на телеэкране фотороботе люди узнавали соседей и недругов, торопясь сообщить об этом, наводили власти на ложный след. Эстервич дорожил честью мундира и понимал, что в конечном итоге некто чрезвычайно предприимчивый имел неплохой доход от еженедельных кровавых сводок происшествий за счет неразворотливой подчас машины правосудия. Будучи хозяином на своем участке, капитан разрывался от обязанности дать необходимую по закону информацию и желания не допустить телевизионщиков к делу. В конце концов он направил их на ту самую дорогу, где произошли злодеяния последних суток, а потом отдал негласное распоряжение арестовать всю команду за превышение скорости. Очень скоро фургон со всей бригадой был доставлен на штрафную площадку дорожного участка. Протесты журналистов опытный полицейский отклонил, сославшись на ведомственные противоречия. Эстервич, как настоящий хозяин, любил порядок в своем деле. Он рассчитывал продержать назойливых журналистов до утра, когда убийца будет уже пойман, чего бы это ни стоило капитану.

Не помня себя от усталости, Джим и Нэш набрели на мотель. Сначала на горизонте, залитом пурпуром закатившегося солнца, появились хрупкие треножники степных ветряков, потом путники увидели горящую неоновую надпись: «Остановка в пути».

В этом мотеле находили приют водители транзитных рейсов, чьи грузовики с контейнерами и рефрижераторы окружали по периметру площадку. Здесь можно было чувствовать себя в относительной безопасности, во всяком случае до рассвета.

Получив ключи, парочка заняла одну из комнат раскинувшегося у дороги бунгало. Не зажигая свет и не осматриваясь в помещении, они повалились в кресла, чтобы перевести дух. Меньше всего им хотелось привлекать к себе чье-либо внимание.

Нэш казалось, что она знала Холси всю свою жизнь, просто они очень давно не виделись. Теперь она понимала, что жизнь, как и эта проклятая дорога, пролегает в одном направлении. Свернуть с маршрута невозможно, допустимо лишь сбавить скорость. Рано или поздно Холси все равно приехал бы за ней, чтобы прихватить в это опасное приключение, точно так же, как за ним, в свою очередь, должен был приехать убийца. Еще ей казалось, что окружавшие ее люди ничем не отличаются от детей, занятых игрой. Серьезная игра взрослых подчас оказывается не такой уж интересной, но каждый выдумывает ее по-своему, поэтому никто не вправе осуждать Нэш за то, что, взявшись однажды за револьвер, она придумала себе столь захватывающую забаву. Очное столкновение со смертью ее многому научило за этот день.

Холси, испытавший за сутки столько бед и несчастий, что их хватило бы на несколько жизней, уже вышел на тот подсознательный уровень, когда человеком руководят инстинкты. Сейчас на нем лежало бремя ответственности за эту девушку. Для стороннего наблюдателя могло показаться, что сложилась вполне романтическая ситуация, и юноша вправе оказать Нэш большие знаки внимания, но Холси не находил себе места от чувства все возрастающей тревоги, поэтому просто спросил:

— Как себя чувствуешь?

Нэш не ответила на вопрос. В душе она выдвигала для себя новые аргументы, оправдывающие поступок, выбивший ее из колеи привычных будней.

— Зачем ты его подсадил? — спросила она.

Джим тревожно посмотрел на бегущие в темноте блики от фар. проезжавшей машины и, убедившись, что это просто грузовик, ответил:

— Не знаю. Я просто хотел помочь ему. Думал, что он не даст мне заснуть за рулем.

Это искреннее признание пробудило в Нэш несвоевременную нежность.

— Могу я присесть рядом с тобой?

Джим кивнул. Некоторое время они просидели молча, тесно прижавшись друг к другу.

Внезапно Нэш протянула руку к телефонному аппарату. Холси остановил ее.

— Что ты хочешь делать?

— Просто позвонить отцу. Только ему. — В ее интонации слышалась робкая попытка его убедить.

— Не нужно никаких звонков, — властно приказал Холси. — Во всяком случае до той поры, пока мы не решим, что делать.

— Я могла бы все объяснить, — настаивала девушка.

— Это не так просто, — обреченно произнес Джим. — Я уже пытался это сделать.

Нэш вздохнула.

— Мне страшно, — призналась она юноше.

— И мне, — отозвался Холси. Он заключил ее в объятия и на руках перенес из кресла на кровать.

— Кто-то из нас двоих не должен спать. Отдохни, — предложил он девушке, сам устраиваясь в кресле.

Не разбирая кровати и не раздеваясь, девушка провалилась в дрему. Холси напряженно прислушивался ко всем звукам, доносившимся с улицы. Налитые свинцом усталости веки смыкались сами собой. На какое-то время Джим забылся и уронил голову. Скрип тормозов подъехавшей машины заставил его встрепенуться. Он выглянул в окно, но не обнаружил ничего подозрительного.

— Нэш, ты спишь?

Девушка не отвечала.

Холси твердо решил не смыкать глаз и, чтобы взбодриться, направился в ванную принять душ. Нащупывая по дороге выключатель, он случайно включил телевизор. Вырвавшиеся звуки заставили повернуться девушку во сне. Она издала слабый стон — Джим мог представить, какие видения мучали ее.

Включив воду, он с удовольствием сорвал с себя пропотевшую, запыленную одежду и подставил нагое тело горячим упругим струям. Поочередно меняя температуру воды, он пытался снять с себя остатки дремы. Бодрящая струя возвращала ему ясность мысли. Собравшись с духом, Джим Холси поклялся сквитаться с попутчиком с первыми лучами солнца. В этой истории было много личного, что не могло быть разрешено полицией. За день мундиры сумели доказать свое бессилие. Холси удалось преодолеть барьер между «можно» и «нельзя» в невыгодную для закона сторону. Его больше не волновали последствия, но оставалась девушка, которую требовалось оградить от возможных несчастий. Размышляя о ее судьбе, Холси не знал, что Нэш сама предопределила свое будущее.

Невзирая на запрет, она, проснувшись, в тайне от Джима набрала телефонный номер.

— Нет, я в порядке, — сообщала она кому-то за многие мили отсюда. — Просто хотела, чтобы ты об этом знал… Нет, в полиции это не так понимают, у меня действительно все хорошо.

Девушке было важно, чтобы на том конце провода кому-то было спокойно. Вряд ли она задумывалась над тем, что ее могут подслушивать, и пока Холси разрабатывал план ее спасения, огромная армия правопорядка пришла в движение.

Впрочем, тот, кого следовало остерегаться больше всего, был уже на месте. Он только ждал, когда Нэш опустит трубку и провалится в глубокий сон. Райтер тоже имел свой план, идущий в разрез с планами Холси и полиции.

Зловещие блики бежали над постелью, где отдыхала Нэш. Райтер откинул портьеру и оказался в комнате. Как зачарованный, он смотрел на спящую девушку. Давно, очень давно он не был наедине с женщиной. Сейчас ему хотелось повторить забытое ощущение блаженства, которое та могла подарить. Может быть, это была минутная слабость, но Райтер двинулся к постели и осторожно прилег рядом.

Из ванной доносился плеск воды и фырканье Холси. Он, конечно, не мог ничего услышать.

Ровное, еще ничем не потревоженное дыхание девушки мешалось с тяжелым и сиплым дыханием преступника. Ощущение легкой поживы будило в нем темные неосознанные желания, одним из которых было стремление грубо овладеть Нэш, привязав ее к кровати. С трудом подавив в себе этот порыв, он протянул руку для ласки. Нэш, не чувствовавшая плотоядного взгляда, шевельнулась и, не просыпаясь, оттолкнула его руку в сторону.

Внезапно Райтер подскочил на кровати как ужаленный. Прижимаясь плотнее к девушке, он напоролся на острую ручку расчески, которую та носила в кармане. Для него это была не просто случайность, а знак, показывающий, что расслабляться нельзя ни на минуту. Того требовало дело, которое он замыслил довести до конца.

Райтер включил телевизор и, не дожидаясь, пока девушка поймет, в чем дело, схватил ее, зажав рот рукой, и повлек к выходу. Он торопился осуществить очередную безумную выходку.

Как нельзя своевременно он покинул бунгало, прихватив заложницу. Через считанные минуты окрестность заполнилась сигналами полицейских мигалок — телефонный звонок Нэш сделал свое дело.

«Память Черного Билла возвращала его в страну молодости, когда чужеземцы еще обходили стороной их земли.

Он снова испытывал боль и щемящую грудь тоску, сладкие переживания и окрыляющую надежду при виде купающейся в изумрудной воде озера Росы На Смеющемся Поле.

Стройное смуглое и нагое тело индианки спорило с гибкостью рыб. Ныряя с высоких прибрежных камней, разрезая водную гладь, она долго скользила на неизмеримой глубине, играя с форелью. Потом выбиралась па берег и, откинув черные мокрые волосы, готовилась к новому прыжку.

Билл, сторонясь, осторожно следил за купающейся Росой, раздвигая ветви укрывшего его кустарника. Гомон восторженных птиц перекликался с ее искристым смехом, подобным журчанию родника. Выпрыгивающая из воды рыба как бы приглашала и его к этой игре, но юноша не торопился покинуть место своего убежища.

Это была его первая весна, дурманящая запахом свежих трав, буйным нашествием цветения плодоносных растений и деревьев, опьяняющая новым, неведомым доселе чувством, от которого, кажется, вот-вот сойдешь с ума.

Молодой воин был бессилен совладать с томлением плоти при виде ее крепкой молодой груди, темных сосцов, упругих ягодиц, по которым стекали жемчужные капли, искрясь на солнечном свете. Он вышел из укрытия и показался во всем своем великолепии перед Росой.

Девушка, вскрикнув, бросилась в воду. Билл ей вдогонку. Росе совсем не хотелось от него уплывать, и юноша это знал, но брачные игры высоко ценились среди его соплеменников.

Как дети, они долго резвились в воде, фыркая и брызгаясь. Они не заметили, что за ними смотрят ревностные глаза Ступившего На Тропу Волка. Некоторое время Волк дал им потешиться, а потом окликнул Билла и сказал:

— Разве ты не знаешь, скверный полукровка, что Роса предназначена мне старейшинами племени?

Черный Билл замер, словно пораженный молнией. Волк застал его врасплох, нанося при этом ужасное оскорбление, которое воин может смыть только кровью. Волк это хорошо понимал. На шесть весен он был старше своего противника и к тому же немало преуспел в боевом искусстве

Юноша медленно выбирался из воды, когда Волк бросил с берега его пояс, на котором болтался нож. Несомненно, это был вызов. Вызов, происшедший из-за женщины. Вызов против всех правил и обычаев предков.

— Если пришел твой черед складывать брачную песнь, докажи это своим оружием, — прошипел Волк, обнажая свой клинок.

Насмерть перепуганная Роса не знала, как поступить. Воины уже начинали свой смертельный танец. Волка подогревало жгучее чувство ревности. Он совершал решительные выпады в сторону противника и постоянно теснил его к воде, где защищаться было сложнее. Билл, отступая, тем не менее не давал врагу себя ранить, сознавая неправоту происходившего. Сталь сверкала в лучах солнца. Билл понял, что Волк излишне горячится и выбрал выжидательную тактику, защищая себя от смертельных взмахов ножа.

Дважды оружие Билла задело кожу противника, когда схватка была остановлена прибежавшими на зов Росы старшими воинами.

В тот день Красный Лосось был необычайно суров. Впервые Большому совету предстояло решать столь необычное дело.

Гомоня и попыхивая трубками, храбрейшие из воинов, опытнейшие из охотников рассаживались в круг перед вигвамом вождя. Их соборное решение должно было определить судьбу двух молодых воинов и женщины.

Ступивший На Тропу Волк и Черный Билл вышли на середину.

Речь держал глава рода.

— Знал ли Черный Билл, что Роса отдана Волку, и он готовился сложить свою брачную песнь?

— Нет, — был ответ Билла.

— Знал ли Ступивший На Тропу Волк, что старейшинами племени и заветом Великого Тхе воинам запрещены стычки из-за женщин?

— Да, — тихо ответил Волк. — Но я получил раны и уже наказан.

— Тем хуже для воина, — произнес Лосось. — Раны на его теле — это еще не признак доблести.

Члены Совета возбужденно перебрасывались репликами.

— Женщина в нашем роду никогда не выходит из-под опеки мужчины, — продолжал вождь. — В детстве за ней смотрит отец, в зрелости она переходит к мужу, а в старости во всем слушается своих сыновей. Таков обычай. Если он будет нарушен, и женщина потребует самостоятельности, то миру в нашей большой семье будет положен конец. Это уже все видели на примере Росы и Черного Билла.

Роса преступила табу, а значит сама выбрала свою судьбу. Пусть же окончательное решение ее участи будет вынесено на Большом совете. Я предлагаю наказать и ее и Волка, передав женщину Братьям по ту сторону Озерного Края.

Мужчины, принимавшие участие в Совете, поочередно вонзали свои копья в землю в знак согласия. Участь воинов же обычно решалась испытанием в горном потоке. Совет дал согласие и на это».

Джим, готовясь выбраться из душа, взглянул на себя в запотевшее зеркало. Он попытался придать лицу требуемое к настоящему моменту выражение решимости. «Легко ли убить человека?» — подумал он про себя.

Внезапно в подернутом дымкой стекле отразилось лицо попутчика. «Легче начать, чем остановиться», — ответил он ухмыляясь. Юноша вздрогнул и попытался отогнать видение. «Это только бред воображения», — пытался успокоить он себя, но тяжелое предчувствие захлестнуло сознание. Он понял, что Райтер снова где-то поблизости. Полуодетый юноша выскочил из ванной, не забыв прихватить тяжелую металлическую ручку двери на тот случай, если отпор придется давать прямо в комнате.

Первое, на что обратил внимание Джим — это на громко работавший в помещении телевизор.

— Нэш! — позвал он в пустоту.

В комнате царил страшный беспорядок, носивший следы отчаянной борьбы. Очертя голову, юноша бросился к выходной двери и выбежал на улицу.

Чтобы осмотреться на местности, ему требовалось обогнуть длинные ряды припаркованных прицепов. Его враг мог притаиться в любом из них. С отчаянно бьющимся сердцем, Холси обегал контейнеры, ожидая худшего.

Неподалеку в предрассветной мгле доносился рев работающего трейлера. Вскоре Джим заметил мигающие огни полицейских сирен. Попятившись, он споткнулся и тотчас очутился в цепких объятиях стражей порядка. Из его груди вырвался отчаянный хрип. Фараоны отобрали его импровизированное оружие. Осыпаемый ударами, он рвался из крепких рук законников, чтобы остановить убийцу, похитившего девушку.

К сдерживающим юношу полицейским подбежал какой-то высокий чин и приказал всем замереть.

— Ты тот самый Джим Холси, который звонил мне? — осведомился он.

— Да, — удивленно сказал Холси.

— Я капитан Эстервич, успокойся. Нам нужна твоя помощь.

По лицу капитана Джим понял, что у полиции тоже большие неприятности. Он весь как-то обмяк. От прежней решимости не осталось и следа. Машины, воя сиренами, все прибывали и прибывали. Из-за фургонов раздавались мощные перегазовки работающего дизеля.

Выйдя на парковочную площадку, Джим Холси увидел то, что он никогда не сможет забыть до самой смерти. Вернее, сначала он услышал беспомощные крики, а потом его глазам предстала картина, повлиявшая на всю его дальнейшую судьбу.

На бетонном пятачке стоял прицеп трейлера и, отъехавший от него грузовик. Между ними распятая, как в гамаке, висела Нэш. Ее руки и ноги были крепко прикованы цепями меж двух стальных громад. В кабине сидел Райтер и выжимал педаль газа, заставляя дрожать машину. Каждый рывок причинял девушке невыносимые страдания.

Первым движением Холси было броситься на выручку, хотя он смутно представлял себе, как это будет выглядеть.

Эстервич сдержал его.

— Ну сделайте же что-нибудь! — проорал Джим.

Капитан развел руками и сказал:

— Мы ничего не можем. Случайный выстрел, и он сорвется с места, погубив девушку.

Как бы в подтверждение этих слов Райтер снова нажал газ, и Нэш закричала, как раненый котенок.

Холси обвел взглядом полицейских. Его окружали глупые растерянные физиономии. Они действительно были бессильны перед дьявольской жестокостью Райтера. Капитан положила пареньку руку на плечо и сказал:

— Он выдвинул условия переговорить с тобой. Полезай к нему и посмотри, что можно сделать.

Ни у одной из сторон не оставалось выбора.

Джим вспомнил о своей клятве и осторожно двинулся к кабине, в душе молясь, чтобы все обошлось. Ему казалось, что он слышит звук рвущихся сухожилий. Отгоняя дурные мысли, Холси постарался собраться. Единственное, что ему плохо удавалось — это унять дрожь, колотившую тело.

Он постучал в кабину, и Райтер распахнул дверь. Джим вновь удивился спокойному равнодушию, исходившему из глаз этого чудовища.

— Она миленькая, — сообщил убийца, когда Холси уселся в кресло. Преступник то и дело газовал. Холси ждал, боясь шевельнуться.

Райтер достал из-за пазухи револьвер и положил его аккуратно между собой и юношей. Игра, затеянная безумцем сутки назад, продолжалась.

— Пистолет заряжен, — объявил убийца. — Давай, хватай его, если успеешь до того, как я тронусь с места!

Кабина снова качнулась, и с улицы раздался крик. В голове Холси мелькали мысли, одна безнадежнее другой.

— Знаешь, — примирительно сказал убийца, как будто речь шла о ведерке в песочнице, — я даже дам тебе возможность подержать его в руках, а ты постарайся прицелиться, пока я не поехал. Ну, что же ты?

Пытаясь оттянуть время, юноша темнел на единственно возможную хитрость, пытаясь поговорить с убийцей.

— Тебя же поймают так или иначе, — сказал он.

— Да, это верно, — доводы рассудка не действовали на безумца. — Ну и что?

Джим схватил пистолет, и машина вновь задрожала. Глаза убийцы засветилась странным блеском. Он торжествовал при мысли о том, что ему удалось-таки уговорить этого неженку совершить ковбойский поступок.

— Приставь мне его вот сюда, — показал себе на лицо куражившийся маньяк. — Ты же знаешь, что надо делать.

Холси не нуждался в руководстве. Как никогда ему хотелось наделать дырок в этой отвратительной роже, но мысль о распятой девушке сдерживала его против воли. Медленно таяли секунды.

— Стреляй же, — потребовал Райтер.

— Она погибнет? — неуверенно спросил юноша.

Райтер перевел дух и, отвернувшись, произнес:

— Ты беспомощен и безнадежен. — Видимо, его постигло страшное разочарование, от чего он снова нажал педаль газа и рванул с места. Он просто котел показать сопляку, как это делается. Очень просто и очень быстро — и душа отлетает туда, где ей положено быть.

Потом были выстрелы и рев подоспевшей амбулатории. Были сильные руки полицейских, сдерживавшие паренька во время ареста преступника, и был участливый голос агента ФБР, посоветовавший врачам сделать укол Холси в вену и отвезти в участок. Для Джима эти сцены превратились в многолетний нескончаемый бред, от которого он кричал по ночам.

«Что со мной? Где я? Я — это кто? Я — это Джим Холси. Кажется, я задремал. Видел ли я какой-то сон? Да, кажется было что-то неприятное. Какое-то воспоминание, видение, бред, кошмар, галлюцинация. Впрочем, откуда эти люди в униформе? Чьи это заботливые и такие пристальные глаза на меня смотрят? Это не ма. Почему я не дома? Неужели… Стойте, стойте, так значит, не бред и не галлюцинация! О, Боже!» — Холси медленно приходил в себя.

Да нет же, ничего не произошло. Так, одна история. Ее даже трудно назвать историей. Просто случай. Один человек ехал по дороге. Ему нужно было спешить по делам. Вполне обычая ситуация. Другой, ничем не примечательный, голосовал на дороге. Первый чисто по-человечески решил его попросить. Все по-людски, как положено. Второй — попутчик, «чисто по-человечески» предложил первому умереть. Так, из человеколюбия решил помочь в одной маленькой проблемке. Это нормально. Из-за чего тут переживать? С каждым может случиться. Однако человек умирать не хотел, и тогда попутчик решил ему показать, как это бывает с другими. Тоже вполне естественно. Товар лучше видеть лицом. Или вывернуть на лицо? В общем, что-то похожее.

Еще была девушка. «Мой брат Билли марсианин. Мы все тут с Марса», — всплыло в сознании. Но ее-то за что? Можно ли после этого сохранять невозмутимый вид и говорить, что все в порядке?

Спасибо, доктор, больше не надо уколов. Больше не нужно ваших металлических инструментов. Они не помогут. Они еще никому ни от чего не помогли по большому счету. Сделайте хоть что-нибудь, чтобы унять эту боль. К горлу подступил тяжелый ком. Камень на душе — кажется это так называется? Какой доктор на земле в силах будет снять его?

Юноша постепенно ориентировался в помещении, но в сознании по-прежнему черными пятнами мелькали зловещие картины прошедшего дня. В зрачок Джима Холси бил тонкий луч световода. На этот раз никто не подвергал его унизительным допросам и оскорблениям, хотя дело вновь происходило в полицейском участке. Сейчас он находился в надежных руках врача.

Осматривающий его специалист задавал какие-то вопросы, деловито поджимал губы, когда Джим отвечал, заглядывал юноше в глаза и отрывисто что-то записывал. Для Холси эта процедура не имела никакого значения. Он переносил ее вяло и апатично, мысленно находясь совсем в другом месте.

Еще и еще раз юноша возвращал себя к событиям той ужасной ночи, пытаясь переиграть происшедшее.

Он достиг той опасной глубины самокопания, когда настает неизбежный кризис.

Всего за сутки для Холси утратили смысл и значение все, к чему он успел привыкнуть. Детские нравоучения, библейские цитаты, ложная мораль его вчерашних учителей не помогли ему этой ночью спасти Нэш от рук убийцы. Что же по-настоящему можно было сделать, чтобы девушка осталась жива?

— Нам удалось связаться с вашим братом, — сказал подоспевший агент ФБР. — Он готов вылететь дневным самолетом, если потребуется его помощь.

Да, помощь безусловно понадобится. И не его одного, а десяти таких братьев, чтобы удержать Холси от желания отбить убийцу у полицейских.

«Интересно, — думал он, — они тоже водят своих детей в воскресные школы или предпочитают читать нотации прямо в камере?»

Кажется доктор спросил что-то о его родственниках. Да, у него есть па и есть ма. Добрые родители, сидящие сейчас в Чикаго за столом и пьющие утренний кофе. Вот только он не знал — испытывают ли они чувство вины за что-то. За грехи молодости, например, или за жестокое обращение с животными в детстве. Его замечательные родители, приучившие его к некоей сложно запрограммированной жизни, где существует определенный порядок вещей, неуклонный, как движение планет. Подумать только, они тоже собирались в Калифорнию, и Джим договорился с ними о встрече. Это они могли сидеть в том пикапе, который Холси так и не догнал.

— С вами рвутся поговорить журналисты, но мы решили их не допускать, — сообщил врач. — Следите за молотком, — добавил он, водя из стороны в сторону инструментом.

Холси повиновался.

— Зрачковый рефлекс и все остальное в норме, — вынес вердикт тюремный специалист. — Считаю, что патологических отклонений нет, но вам не мешало бы пройти настоящее обследование, когда все закончится. У вас есть домашний специалист?

Юноша молчал. Для одних существовал домашний специалист — он, разумеется, был и у четы Холси — выслушивающий и выстукивающий тоны сердца, ощупывающий каждую мозговую извилину в поиске душевных отклонений, для других был только тюремный капеллан и отходная молитва перед казнью. Какому домашнему врачу удалось выявить болезнь таких, как Райтер? Куда эффективнее было бы завести домашнего агента ФБР, такого, как тот, что стоит в углу и отсылает факс в центр. Переодеть его садовником, и пусть стрижет себе лужайки.

Доктор, обративший внимание, что с Холси творится неладное, похлопал юношу по плечу — иногда этот простой жест заменяет все лекарства в мире.

— Ну полно, полно. Постарайтесь это пережить. Мы знаем, что вы были бессильны там, в машине. У вас есть какие-нибудь пожелания?

Очнувшись, Джим произнес:

— Я хочу на него посмотреть.

Догадавшись, о ком идет речь, доктор мигнул безучастно сидевшему во время осмотра Эстервичу, и тот поднялся, чтобы проводить Холси к арестованному.

Кабинет, в который они попали, был комнатой для опознания. Одна из стен представляла собой затемненное окно, через которое было видно смежное помещение. На светящихся мониторах охраны показался конвой, ведущий по зарешеченному коридору преступника.

Холси оживился:

— Кто он такой?

— Мы не знаем, — отозвался капитан. — У него нет ни свидетельства о рождении, ни водительских прав, ни кредитных карточек, ничего. В полиции о нем тоже нет никаких сведений. Мы отправили отпечатки его пальцев в компьютер, но ответа нет и там. Мы даже не знаем его имени.

Холси всматривался в убийцу, уже занявшего стул в смежной комнате. Руки преступника были закованы в наручники, и он имел вид смиренного святоши, попавшего в стан к язычникам. Впрочем, даже в этой позе Джим уловил глубокое презрение. Убийца говорил всем своим видом: «Посмотрим, что вы будете делать, поймав и заковав меня в браслеты. Вряд ли вы позволите себе то, что делал я».

— Он не может ни видеть ни слышать нас из своей комнаты, — сказал Эстервич Холси.

Юноша следил за допросом. Казалось, он впитывает в себя образ преступника, силясь разгадать его загадку.

Следователь по ту сторону окна задавал обычные в своем деле вопросы.

— Как вы себя чувствуете?

— Я устал, — тихо произнес преступник.

— Как ваше имя? — продолжал следователь свой перечень.

Убийца ответил молчанием.

— Ну перестаньте, — сказал полицейский, приблизившись к преступнику и фамильярно усевшись на столе. — Запирательства вам не помогут. Как вас зовут?

— Райтер, — вымолвил стоя за стеклом, юноша. — Его зовут Джон Райтер. Так он представился когда сел в машину.

Изумленный Эстервич видел, как при звуке своего имени преступник повернул голову в сторону непроницаемого экрана и «посмотрел» на Холси. Творилось нечто не поддающееся объяснению. Не мог же этот монстр обладать телепатическими способностями?

Перехватив его взгляд, юноша неожиданно заявил:

— Я хочу с ним переговорить.

Капитан раскрыл дверь в комнату, где шел допрос и спросил:

— Вы можете дать мне минуту?

Сидевший на столе следователь кивнул и, обращаясь к преступнику, снова повел свое дознание.

— Вы привлекались к уголовной ответственности?

Похоже, убийца уже не слушал вопросы. Как завороженный, он смотрел на вошедшего Холси.

— Откуда вы? — не унимался следователь.

Преступник посмотрел в его сторону и, усмехнувшись, бросил:

— Из Диснейленда!

Ретивый чиновник не замечал всей абсурдности ситуации. Джим Холси приблизился к убийце и медленно протянул ему руку. Райтер дал ему свою, но рукопожатия не получилось. Холси что есть силы притянул убийцу к себе и смачно плюнул ему в лицо.

— Хватит, — сказал Эстервич, — этого достаточно.

Он вывел юношу из помещения.

Сидевший на стуле преступник неловко утерся закованными руками и улыбнулся. Он не видел в происшедшем ничего для себя оскорбительного. Напротив, это был добрый знак, которого он ожидал, томясь за решеткой.

Сидя перед допросом в обшарпанных стенах провинциальной предвариловки, Райтер уповал на случай, который позволит ему избежать унизительной процедуры столкновения с государственным правосудием. Он был твердо уверен, что не им его судить. Он сам себе вынес приговор, но его палач, должно быть, так и не родился на свет. Беда заключалась в том, что эта страна перестала производить на свет настоящие вещи. Одноразовая, как презервативы, одежда и одноразовая посуда, одноразовые книги и одноразовые человеческие отношения, песни-однодневки и скоропортящиеся продукты, налитки, не утоляющие жажды, и улицы с односторонним движением — все это давно навело его на мысль о том, чтобы взять билет в один конец, но, как оказалось, женщины перестали рожать в этих парниковых условиях настоящих мужчин.

Наверное, впервые за все эти годы он ошибся в человеке, назвав его в кабине грузовика бесполезным и безнадежным. Не все еще потеряно. Этот оказался настоящим, хотя и не очень расторопным.

Игра еще стоила свеч, и Райтер принял решение бороться до конца. Его не покидала назойливая мысль о том, что необходимо готовить побег. Плевок Холси он воспринял, как сигнал к началу нового витка этой борьбы.

Прежде чем конвой успел увести его в камеру, Райтер успел кое-что предпринять.

— Взгляните на это, Эстервич, — сказал фэбээровец, размножая на ксероксе копии какой-то бумажки.

Капитан принял послание и прочитал вслух:

— «Раз в неделю Черный Билл появлялся в поселке белых, чтобы поставить очередной пучок лечебных трав местному аптекарю, разузнать последние новости и запастись кое-какими продуктами.

Вождь когда-то могучего индейского племени — знахарь, лечивший своих врагов. Так повернулась жизнь — у индейцев больше не было выбора. Цивилизация стальным кольцом все плотнее сжимала резервацию. Новости не приносили ничего хорошего. Поговаривали о строительстве железной дороги, которая проляжет аккуратно через селение индейцев. Трудности, которые приносил железный бог белых, возникали сами собой.

Однажды во время торгового аукциона Черный Билл повстречал Джезетта, и, хотя прошел не один десяток лет, враги узнали друг друга…»

— Что это? — спросил полицейский агента.

— Наш подопечный баловался литературой. Это уже что-то. А вот сообщение, пришедшее десять минут назад по факсу.

Он протянул капитану новую бумажку.

«…Подозреваемый напрочь отрицает предъявленное ему обвинение в убийстве голливудской звезды и требует пересмотра дела. Врачебная экспертиза еще не проведана, но специалисты подозревают у предполагаемого убийцы психические отклонения. Установлено, что он состоял на учете психиатра по месту своего постоянного проживания.

Общественность вправе потребовать от властей выяснения истинного положения вещей и сурового наказания для виновного…»

— Вы полагаете, что он начал с того дела в Голливуде? — спросил капитан.

— Именно это меня волнует больше всего. — Агент захлопнул папку с бумагами и засобирался в дорогу. В столице его ждали дела.

Холси стоял и курил, прислонившись спиной к машине окружной полиции, в ожидании капитана, взявшегося отвезти его в городок. Он видел, как убийцу выводят из участка, как стекаются на дешевое зрелище неизвестно откуда взявшиеся в такую рань зеваки. Он видел, как жадно нацеливаются объективами камер репортеры Джона Уолша из программы «Разыскивается опасный преступник» на того, кому по праву должно в безвестности гореть в аду. Еще он обратил внимание на то, как по приказу агента ФБР полицейские потеснили телевизионщиков на безопасное расстояние.

Единственным безучастным свидетелем происходившего было выкатывающееся из-за горизонта солнце. Оно утверждало, что новый день будет при любых обстоятельствах.

«Неужели со времени начала этого кошмара прошли только сутки», — думал Холси. Ему показалось, что миновала целая жизнь. Он снова подумал о своей клятве.

Когда Райтера затолкали в фургон, чтобы отвезти в центральную тюрьму штата, появился Эстервич. Бодрой походкой он приблизился к машине и взглядом приказал Холси садиться. Мотор взревел, и они тронулись с места. Машина с преступником и машина, в которой сидел Джим Холси, разъезжались в разные стороны.

«Какой нелепый конец у этой истории», — сожалел Холси. Что-то новое и неведомое творилось в его душе. Сидя в машине, он не замечал ни расцветающей под лучами солнца долины, ни приятного обдувающего ветерка, ни довольного свиста Эстервича, воспроизводящего популярную «Я дал ей всю любовь…»

Воображение юноши рисовало совсем другие картины. Холси представилось, как он сядет в изрядно потрепанную и обгоревшую машину и снова направится в Сан-Диего, как нелепо он станет оправдываться в компании, но с него все равно сдерут неустойку, как он снова (если повезет) подрядится перегнать машину, как встретят его приятели и как, наконец, он будет метаться по ночам, пробуждаясь от криков растерзанной на дороге Нэш. Быть может, ему даже удастся закончить курс в университете. Может статься, он откроет свое дело, но в мире не найдется такой заботы, которая способна будет заглушить его душевную боль.

— Как ты себя чувствуешь? — прервав свист, спросил капитан.

Юноша пропустил его слова мимо ушей.

— Вам не удержать его! — неожиданно выпалил он. — Райтер просочится сквозь щели в решетке.

Эстервич недовольно покачал головой.

— Послушай меня внимательно, сынок. Между вами двумя вероятно что-то происходит. Я не знаю что, и не хочу этого знать. Но сейчас этот приятель находится в надежных руках, и что бы с ним ни случилось, ты не будешь иметь к этому никакого отношения.

Полицейский говорил, расставляя слова по-южному выразительно, что как нельзя лучше влияло на собеседника, но Холси уже невозможно было остановить..

Он скосил глаза на кобуру капитана и спросил:

— Сигаретка найдется?

Когда Эстервич потянулся за пачкой, Джим выхватил у него револьвер и, угрожая им, приказал:

— Остановите машину!

Сегодняшний день быстро научил его, как надо разговаривать с полицейскими.

— Ты же не воспользуешься им? — примирительно произнес Эстервич.

Холси щелкнул взводным механизмом, и полицейский был вынужден притормозить.

— Хорошо, — сказал он, остановившись, — скажи, что ты собираешься делать?

— Я требую, чтобы вы покинули автомобиль, — ответил Джим Холси.

— Ладно, давай представим, что я вышел, а ты совершил задуманное. Имей в виду, что тебя обязательно подстрелят, но даже если ты останешься жить, то неприятностей будет с головой. — У этого великолепного шерифа была своя правда, свое четкое и непоколебимое мировоззрение, но сейчас Холси оказался сильнее.

— Простите меня, сэр, но я должен это сделать. — Высадив капитана, Джим развернулся так, что завизжали покрышки, и направился в погоню за фургоном, в котором везли Райтера.

Для убийцы игра продолжалась, пока он был жив. Показное равнодушие, с которым он отнесся к аресту, усыпило бдительность конвоя. Холси даже не представлял, насколько он был прав, говоря, что им не удержать преступника.

Сидя в фургоне, он только выжидал удобного случая, чтобы наброситься на охрану — его руки уже были свободны от наручников, благодаря мастерски сделанной отмычке из украденной на столе следователя скрепки.

Преступник не спешил. Ему, как никому другому, было известно, что дорога была дальняя. Он снова шел по лезвию ножа, заставляя сердце стучать чаще.

Вскоре удобный момент представился. Полицейские, конвоировавшие преступника, достали колоду карт и отвлеклись на игру. Это являлось серьезным нарушением инструкции, и конвою очень скоро предстояло убедиться в пользе некоторых правил.

Как и тогда в кабинете, Райтер почувствовал близкое присутствие Холси, хотя ему, разумеется, не было видно, что по дороге спешит машина, настигающая фургон.

Не мешкая, убийца сбросил свободно болтавшиеся наручники и схватил «Винчестер» одного из охранников.

Тремя выстрелами он расстрелял весь конвой, а четвертым сбил замок на двери. Путь на волю был свободен.

Покидая кренившийся в сторону от дороги тюремный автобус, Райтер бросился на капот машины своего преследователя. Не выпуская из рук оружия, он влетел в кабину, разбив стекло.

От неожиданности Холси дал по тормозам, и преступника по инерции отбросило назад. По-паучьи распластавшись на шоссе, он, осклабившись, произнес:

— Привет, козленочек.

С его рассеченной брови струилась кровь, заливая лицо.

Машину Холси занесло при торможении, и она заглохла. Повторялась любимая Райтером игра в охотника и дичь. Противники стояли друг от друга на расстоянии трех корпусов автомобиля.

Райтер поднялся с земли и, картинно прицелившись, выстрелил по решетке капота. Холси, укрывшись в кабине, жужжал ключом зажигания. Проклятый двигатель не заводился.

— Давай, козленочек, — подзадоривал убийца водителя.

Новый выстрел снес сигнальную сирену. Райтер приближался, готовясь сделать свой последний выстрел.

Наконец попытка завести машину удалась, и Холси направил ее на убийцу. От удара о бампер раздался глухой стук. Отброшенный капотом убийца, снова распластался на дороге, не подавая признаков жизни. Его кровь заливала мостовую.

Холси спокойно выбрался из кабины и, подойдя к покалеченному телу, вытащил из его рук винтовку. Он обошел поверженного злодея и, на всякий случай, ткнул его стволом в бок. «Вот и все», — мелькнула шальная мысль. Развернувшись, юноша направился к машине, не видя, что его враг, шевельнувшись, сделал попытку выпрямиться во весь рост.

Райтер знал, что это был еще не конец. Превозмогая боль, он качаясь стоял и смотрел в спину юноше. Он хотел быть убитым по-настоящему. Не валяться же на шоссе, как раздавленная кошка. Последним усилием он бросил под ноги Холси цепь от своих кандалов, и тот мгновенно развернулся.

Взгляды противников встретились, и теперь пришел черед Райтера отвести глаза в сторону. Холси передернул затвор и выстрелил. Потом еще и еще раз. Гулкое эхо разносило в скалах звуки вершащегося правосудия.

В далекой небесной синеве безучастно к происшедшему парил коршун. Холси устало привалился к машине. Только теперь в его голову пришла совсем неуместная мысль о том, что попутчик как две капли воды был похож на одного репликанта из кинофильма «Бегущий по лезвию бритвы». Впрочем, конец той киноленты был более счастливым.