"Джеймс Хилтон. Утерянный Горизонт [H]" - читать интересную книгу автора

"Да, подобная местность мне знакома. Сколько пассажиров там было?"
"Четверо, кажется. Трое мужчин и какая-то женщина, миссионерка."
"А одного из мужчин случайно не звали Кануэй?"
Сэндерс удивился. "Да, вообще-то. 'Великолепный' Кануэй - Вы знали
его?"
"Мы учились в одной школе," сказал Разерфорд с некоторой
застенчивостью, ибо не смотря на то, что это была правда, замечание, он
знал, совсем ему не шло.
"Он был отличный парень, судя по его поведению в Баскуле," продолжал
Сэндерс.
Разерфорд кивнул. "Без сомнения...но как удивительно...удивительно..."
Наконец он собрался после тумана умоблуждания. "В газетах ничего об этом не
писали, или я не думаю чтобы такое прошло мимо меня. Как на этот счет?"
Сэндерсу по всей видимости стало неудобно, и мне показалось что он даже
покраснел. "Сказать по правде," он ответил, "я кажется болтаю больше чем
следовало бы. Или сейчас это уже не имеет значения - несвежие новости для
каждой столовой, не говоря уже о базарах. Видите ли, об этом молчали, в
смысле о том как это случилось. Выглядело бы нехорошо. Люди из правительства
выдали лишь то, что пропала одна из машин, да упомянули имена. То есть, то,
что не обратило бы на себя внимания посторонних."
В этот момент к нам присоединился Уайлэнд, и Сэндерс повернулся к нему
наполовину извиняясь. "Я и говорю, Уайлэнд, ребята тут вспоминали
'Великолепного' Кануэйя. И я, кажется, проболтался насчет Баскульской
истории - надеюсь Вы не думаете что это так важно?"
Уайлэнд на мгновение помрачнел и ничего не ответил. Было ясно что в нем
боролись требования вежливости к соотечественникам и официальная честность.
"Я не могу перебороть чувство сожаления о том, что все это свелось к обычной
истории," сказал он наконец. "Я всегда думал что среди вас, летчиков, это
долг чести хранить случившееся в пределах школы." И осадив таким образом
юнца, он повернулся к Разерфорду более тактично. "В твоем случае, конечно,
нет ничего зазорного, но я надеюсь, ты понимаешь что на границе есть такие
ситуации которые нуждаются в некоторой тайне."
"С другой стороны," сухо ответил Разерфорд, "каждому любопытно знать
правду."
"Для тех у кого для этого были настоящие причины, никто ничего и не
скрывал. Я сам был в Пешаваре в это время, и могу поручиться. Ты хорошо знал
Кануэйя - после школы, я имею в виду?"
"Немного в Оксфорде, да несколько случайных встреч. А ты, ты
сталкивался с ним часто?"
"В Ангоре, когда нас там разместили, мы встретились раз или два."
"Тебе он нравился?"
"Я считал его умным, но каким-то несобранным."
Разерфорд улыбался. "Он, без сомнения, был умен. Его университетская
карьера была одна из самых захватывающих - до той поры пока не вспыхнула
война. Cиний чемпион по гребле, ведущее лицо Союза, призы за то, и за это, и
еще что-то - и кроме того, я считаю его одним из лучших пианистов
любителей, которых я когда-либо слышал. Удивительно одаренный человек, один
из тех, кажется, кого Джоуэтт1 подкупил бы для премьер будущего. Хотя, надо
заметить, что после Оксфорда о нем мало что было известно. Конечно, война
вмешалась в его карьеру. Он был так юн, и я думаю, прошел почти через все.