"Сьюзен Хилл. Однажды весенней порой (Сб. "Современная английская повесть")" - читать интересную книгу автора

привидение.
- Подмораживает, - сказал Бен, указывая на тускло поблескивавшие
побеги. Пар от чая застилал его лицо.
Когда он собрался уходить, небо приобрело малиновый оттенок - вставало
солнце.
- Весна, - сказала Рут, - вот увидишь.
Бен покачал головой, рассмеялся, и, когда он отворил дверь, ее окатило
струей воздуха, холодной, как стекло. Она смотрела Бену вслед: он не спеша
удалялся с перекинутой через левое плечо сумкой с едой, и снова ощущение
счастья разлилось по ее жилам, словно хмель, и ей показалось, что она
может все на свете.
Она отрезала ломоть черствого хлеба и кусок сала, затем насыпала зерна
в ведерко и стала спускаться по тропинке с холма, чтобы покормить сначала
синиц и черных дроздов, а потом кур. Был последний день февраля. Значит,
завтра март. Весна, подумала она вслух.
За изгородью негромко прокричал осел, а на ветках яблонь и над стеной
из боярышника было полным-полно птиц, и они все пели, пели.


Ближе к полудню снова потеплело, изморозь на траве, растаяв,
превратилась в мелкие, как булавочные головки, капельки воды,
поблескивавшие на солнце.
Рут возилась на кухне, распахнув наружу дверь, - стирала, месила тесто,
а потом, сделав передышку, смотрела на длиннохвостых синичек,
покачивавшихся и перевертывавшихся вверх брюшком на ветках, словно
акробаты на трапеции. Обычный день. Спокойный, как всегда и как все здесь.
Картер пришел за помоями раньше обычного и рассказал, что жена
священника принесла ему еще одну дочку. Картер нравился Рут: он всегда
сообщал какие-нибудь новости, но не переносил сплетен, не любил перемывать
косточки. Рассказывал, кто родился, кто умер, у кого пала скотина, какая
погода по ту сторону гряды. Но никогда не лез в чужую жизнь, не
домысливал, не присочинял. И народ доверял Картеру.
Небо было ясно, и солнце поднималось к зениту.
Было почти четыре часа, когда она взяла корзину с бельем, прищепки и
спустилась по дорожке туда, где между двух яблонь была натянута веревка
для белья. И вот тогда это произошло. Она взяла рубашку, встряхнула ее и
вдруг почувствовала, что ее словно кто-то ударил по лицу. Но боли не было
- только страх, который рос, окатывал ее с головы до пят, и небо потемнело
у нее в глазах. Она почувствовала, что слабеет под этим ударом, руки у нее
затряслись, она уронила мокрую рубашку на траву и замерла, ощущая гулкие
удары сердца. Никогда в жизни не испытывала она такого страха, такого
острого предчувствия чего-то: она стояла, ожидая, чтобы это прошло, и ей
подумалось: не напала ли на нее какая хворь. Она же не увидела и не
услышала ничего, что могло бы нагнать на нее этот страх. И все-таки что-то
случилось, случилось что-то ужасное, и ей стало трудно дышать, грудь
стеснило, и она с усилием глотала воздух широко открытым ртом, совсем как
сынишка Риддека во время приступа астмы. Что же это такое? Вскинув руки,
она уцепилась за ствол яблони и замерла, боясь пошевелиться; ей казалось,
что при малейшем движении она сама - а быть может, и весь мир вокруг -
распадется, превратится в ничто. Все тело у нее заледенело, ее трясло, и